Не знаю, как я удержал сам себя в руках, но сумел. Но высказался достаточно резко:
— Товарищ Бухарин, не владея информацией, принимает вражескую клевету за достоверную информацию и поливает грязью чекистов. Вопрос — это он делает по собственной глупости или намеренно?
На сей раз Ксенофонтов не стал делать мне замечание. Напротив, он как-то странно посмотрел на Бухарина и сказал:
— Николай Иванович, я знаю это дело. Люди, фамилии которых вы назвали, совершили нападение на Аксенова, едва его не убив. Аксенов же никого не расстреливал, а убил одного из нападавших. Или он не должен был этого делать? Даже для простого человека это считалось бы самозащитой. Вы думаете, что совершать покушение на руководителя такого уровня — это нормально?
— Не передергивайте мои слова, — закричал Бухарин. — Я не говорил, что это нормально, я вам излагал содержание демократических газет, где пишут про вашего Аксенова.
Пока Ксенофонтов и Бухарин препирались, я немного успокоился и решил высказаться.
— Товарищи, приношу свои извинения и вам, и товарищу Бухарину. Думаю, его просто ввели в заблуждение, а он не сумел различить дезинформацию. Могу еще заметить, что все упомянутые лица, а также остальные члены этой тайной организации, планировавшие отделить Архангельскую губернию от России, расстрелянные по приговору революционного трибунала, были в возрасте от восемнадцати лет. Теперь о подвалах. Даю информацию товарищу Бухарину — в здании, которое занимает Архангельская чека, нет подвала. Это времянка, служившая мобилизационным пунктом царской и белых армий, установленная на сваях. Зазор между почвой и полом составляет не более полуметра, и там очень сложно кого-то расстреливать.
— Хорошо, вы меня убедили, — хмыкнул Бухарин, вальяжно откинувшись на спинку стула.
— А товарищ Бухарин не желает извиниться перед начальником губчека Аксеновым? — поинтересовался самый молодой член коллегии ВЧК Артузов.
Николай Иванович в удивлении вытаращил глаза, но наткнувшись на взгляды окружающих, пожал плечами и снисходительно произнес:
— Это... как там тебя? Аксенов? Приношу свои извинения. Или мне на коленях перед вами поползать?
— А я не принимаю извинений, высказанных подобным тоном, — холодно ответил я. — Более того — как член РКП (б), и не рядовой, а член Архангельского губернского комитета коммунистической партии, я сегодня же отправлю телеграмму в свой комитет, где сообщу о хамском отношении члена ЦК по отношению к одному из руководителей партии в губернии. Думаю, на ближайшем же собрании Архангельский губком поставит вопрос перед ЦК о комчванстве товарища Бухарина.
Похоже, упоминание о том, что я не только высокопоставленный чекист, но и один из руководителей партии, пусть и на губернском уровне, Бухарина проняло.
— Ну хорошо, хорошо, товарищ Аксенов, приношу свои извинения. Простите, поверил буржуазной пропаганде, потом повел себя как спесивый индюк, — торопливо сказал «любимец партии».
— Спасибо, товарищ Бухарин, — кивнул я. — Мне достаточно.
Ладно, хрен с ним с Бухариным. Из-за какого-то козла разводить склоки? Не в моих правилах.
— Тебе достаточно, Аксенов, а мне нет, — резко заявил Ксенофонтов. — Как только вернется с фронта Феликс Эдмундович, мы сразу же поставим вопрос о целесообразности пребывании товарища Бухарина в коллегии ВЧК. Если член высшей инстанции начинает верить не документам и не словам товарищей, а непонятным газетам, то грош ему цена.
— А я не навязывался в вашу коллегию! — вскочил со своего места Бухарин. — Я сам сегодня же отправлю в ЦК заявление о своей отставке. У меня и без вас дел очень много, в ЦК об этом хорошо известно.
Николай Иванович схватил свой портфель, и побежал к двери. Попытался открыть, дергал на себя, но не получалось.
— Товарищ Бухарин, дверь открывается наружу, — подсказал Артузов, стараясь не расхохотаться.
Когда за Николаем Ивановичем закрылась дверь, среди членов коллегии пронесся легкий смешок.
— Володя, садись, что ли, — вздохнул Ксенофонтов.
Ого, теперь уже не Аксенов, а по имени. Расту, однако. Я решил воспользоваться предложением и уселся.
— Что это у нас с Николаем Ивановичем произошло? — озабоченно спросил товарищ во френче. — Он же и на коллегиях почти не бывал, а если бывал, то сидел себе, помалкивал. Может, товарищ Аксенов его чем-то обидел?
А я и сам сидел и ломал голову — чем же мог обидеть Бухарина? А главное, когда это я успел? Может, расстреляли кого-нибудь из его близких?