Тем самым экзистенциалисты фактически снимают проблему смерти и совершенно адекватно переносят акценты на жизнь человека, которая протекает всегда в преддверии смерти, поскольку грядущая смерть «мобилизует» каждого, и он ведет себя соответственно, зная о смерти.
Однако такой взгляд на смерть и жизнь слишком поверхностен, так как жизнь непродолжительна, в ней человеку мало что удается совершить даже при очень ответственном поведении. Поэтому такая «разовая» жизнь не может дать удовлетворения: люди в ней слишком много печалятся и невообразимо торопятся, стремясь насладиться ее «животными» удовольствиями, которые так же быстро проходят.
Такой подход к смерти и жизни не очень-то интересует обычного человека. Ему требуется раскрытие тайны смерти и утешение.
Эту тайну вместе с утешением пытаются предоставить материалисты и религия, которые предлагают два ее различных толкования.
Одно, материалистическое, гласит: смерть означает переход человека в небытие – всё для него кончается. И это, как кажется некоторым, замечательно, потому что для любого человека после смерти нет ничего и ему не о чем беспокоиться. Как говорится: отмучился и успокойся навсегда. Правда, особой тайны и качественного утешения здесь нет. Но всё же многим этот взгляд при жизни подходит. Тем не менее с приближением конца и к ним приходит беспокойство и начинают одолевать мысли о душе и возможности иной жизни, потому что небытие не интересно.
Другое, например, христианское толкование, полагает, что смерть есть возвращение души к Богу с различными вариантами (ад, рай, чистилище, но не более того). Эта толкование смерти и ее последствий для человека кажется более привлекательным, так как что-то обещает, правда, неизвестно что конкретно и мало, поскольку душа попадает туда, откуда нет возврата, а хотелось бы вернуться и снова неплохо пожить; но всё же, в отличие от «материалистического конца», такой вариант посмертного исхода утешает некоторой определенностью в плане сохранения сознания (души) в вечности, правда, непонятно зачем.
Однако оба подхода берут за основу человека, то есть конечное, и поэтому неадекватны.
Нет человека и нет проблем для него в мире, по мнению материалистов, в силу исчезновения человека, как такового.
Нет человека и нет проблем для него опять же в мире и по результатам христианского отношения к смерти, так как воздаяние за содеянное при жизни в мире переносится на внешнюю ответственную силу. Однако это – само по себе – нонсенс: сам ты натворил, а решать за тебя будет «дядя». Справедливее было бы самому оценивать степень собственной вины, раз уж для тебя всё кончено, лучше всех зная о содеянном, а не полагаться на непонятную силу, да еще и решающую всё окончательно и бесповоротно, поскольку у тебя другой жизни в мире не предвидится, как полагают церковники.
Таким образом, оба эти толкования смерти схожи в своей основе и по итогу: мир для человека исчезает вместе с ним после смерти.
Любопытно, что как материалисты, так и церковники своим толкованием факта смерти опровергают свои же концепции бытия.
Материалисты, считая высшим проявлением саморазвития материи сознание человека, вместе с тем своим толкованием смерти как перехода человека от жизни к небытию тем самым уничтожают навсегда данное высшее проявление материи в его конкретном, личностном выражении, сводя это высшее выражение к нулю, к обычной вещи, которая никому не интересна, и факт появления и исчезновения которой никого не волнует. Само по себе это означает, что саморазвитие материи, как таковое, – абсурд: от чего ушли, к тому же и пришли.
Церковники совершают иную ошибку. Они, соглашаясь с уничтожением тела как вещи, «убирают» сознание человека в «ящик» рая, ада или еще чего-то навсегда, даже если человек в жизни практически ничего не совершил (а так чаще всего и бывает), что само по себе – нонсенс, поскольку фактически уничтожает сознание, удаляя его на «вечное хранение».
Как бы то ни было, но никто не может отменить конечного и бесконечного. Бесконечное само по себе невыразимо. Поэтому оно волей-неволей должно как-то обратиться к конечном, или – ко времени для собственного хоть какого-то выражения. Однако конечное не может длиться бесконечно как отдельное в своем существовании где бы то ни было, но может длиться бесконечно дискретным образом, то есть, обновляясь полностью, и в этом обновлении становясь иным каждый раз, что можно трактовать как смерть и рождение.