Раскопки в Мапунтубве и его окрестностях, таким образом, обогатили и кое в чем изменили наши первоначальные представления о цивилизации железного века в Южной Африке. Однако они не изменили сущности этих представлений, заключающейся в том, что современные народы Африки, говорящие на языках банту, – продукт многолетней миграции и смешения. И это все, что подтверждается свидетельствами, обнаруженными здесь. Пока мы можем сделать единственное ценное заключение относительно происхождения большинства коренного населения Южной Африки: их предки появились в результате смешения однородных донегроидных племен с последующими волнами негроидной миграции с севера; эта миграция началась еще полторы тысячи лет назад, она была многократной и могущественной в районе порогов Лимпопо с начала нынешнего тысячелетия, а возможно, и значительно раньше.
Народы Южной Африки, которых описывают европейцы XIX века, утвердились здесь, согласно всем свидетельствам, примерно в XV-XVI веках. Но им предшествовали другие африканские народы, негроидные или не негроидные, и некоторые из них сыграли важную роль в развитии древней цивилизации. Решающие достижения сельского хозяйства и черной металлургии медленно распространялись к югу в течение I тысячелетия н. э., и те народы, которые несли с собой эти достижения, были, по-видимому, прямыми предками нынешних банту. Возможно, это были народы другого происхождения, но с течением времени банту стали доминировать. Они брали в жены женщин тех народов, которых встречали на своем пути. Они смешивались с этими народами и оседали на их территории. Они стали отцами тех, кто создавал Зимбабве и его башни, и погребал своих вождей и героев на холме Мапунгубве.
Ниекерк и Иньянга. Форты и террасы
Прежде чем перейти к вопросу о том, какого рода культура и цивилизация существовали в этом районе Африки в эпоху железного века, следует остановиться еще на одном обширном районе древних развалин. Эти развалины – остатки государств и поселений, расположенных на холмах, которые высятся на центральной равнине вплоть до большого центрального плато Родезии и которые не менее интересны, чем Зимбабве или Мапунгубве.
Хотя португальцы никогда не бывали в Зимбабве и Мапунгубве, они, бесспорно, поддерживали контакт с государствами африканского материка, расположенными в районе, который примыкает к юго-восточной части нынешней границы между Мозамбиком и Родезией. По-видимому, именно отсюда португальские капитаны Софалы извлекали большую часть своего дохода. Известное представление о значении этих материковых государств, которые были либо производителями товаров, либо посредниками в торговле с более отдаленными районами материка, дает торговый оборот порта Софала, где скрещивались многочисленные торговые пути, хотя процветание Софалы длилось не так уж долго.
Так, в 1607 году Луиж ди Фигейреду Фалкан – секретарь Филиппа II – составил отчет об имперских богатствах Португалии, а к этому времени регулярная торговля с Софалой велась уже в течение столетия. Он сообщал, что Софала была наиболее прибыльным из всех наместничеств на побережье Индийского океана. Должность капитана Софалы давала ее обладателю больше, чем капитанство в Ормузе на Персидском заливе. Капитан Софалы за три года наживал состояние в 200 тысяч крузаду, в то время как капитан Ормуза не больше 180 тысяч, а капитан Малакки, откуда португальцы вели торговлю и совершали пиратские нападения на страны Юго-Восточной Азии, – не свыше 130 тысяч крузаду. В 1918 году Реймс оценивал одно крузаду примерно в 9 шиллингов 9 пенсов. Иными словами, в 1918 году капитан Софалы за трехлетнюю службу получил бы примерно 100 тысяч фунтов стерлингов, а в наши дни – более 300 тысяч фунтов. При этом следует учесть, что его доход не облагался налогами. Однако капитан Софалы оставлял себе только часть торговых прибылей. Не трудно представить, какой огромной была общая сумма доходов. И это подтверждает достоверность свидетельств древних арабов о богатствах Юго-Восточной Африки в средние века.