Интерес Алькансовы к этим далеким районам объясняется главным образом тем, что ему нужно было растолковать Лисабону, почему столь внезапно прекратился вывоз золота из Софалы. В своем отчете он пространно рассказал о войнах, которые велись в этом районе за линией побережья спустя столетие после окончания войны Алой и Белой Розы в Англии. Судя по тому, что эти войны представляли собой в основном столкновения отдельных вождей или союзов знати, мы можем утверждать, что в Африке шла точно такая же борьба за власть, как и в Европе.
В Англии в результате феодальных войн королевская власть усилилась, бароны и феодалы были побеждены. При Тюдорах, утвердившихся в конце этого периода, страна стала фактически более единой, чем при Плантагенетах. Тогда же подобный процесс централизации и концентрации власти происходил в Южной Африке. Там, на центральном плато, лежащем за отдаленными равнинами, куда не ступала нога португальцев, в XVI-XVII веках строились величайшие каменные форты, поселения и королевские замки. Огромные стены Зимбабве, возможно, указывают на то, что мамбо обладал большей властью, чем его предшественник мономотапа, так же как в Англии Тюдоры были могущественнее Плантагенетов. В Западной Африке государства стали более централизованными, а в руках их правителей скопились огромные богатства. Но затем с течением времени наступил печальный конец.
Поскольку это касается государства Мономотапа, которое в результате побед баротсе расширилось на северо-востоке в XVII веке, то причиной его упадка были португальцы. Они уничтожили здесь централизованную власть и ввергли народы этой империи в состояние анархии. Но завершающий удар Мономотапе и ее соседям на юго-западе нанесли сами африканцы. Отряды воинственного племени, родина которого – юго-восточное побережье теперешнего Наталя, обрушились на эти равнинные цивилизации, опустошили и разорили их до основания. Побуждаемые древней потребностью переселяться на новые земли, хорошо знакомые с трудностями продвижения в южном направлении в тот период, когда вооруженные ружьями европейцы двигались на север от мыса Доброй Надежды, эти племена нгуни искали спасения от европейцев в заселенных районах, расположенных у них в тылу.
В 1843 году Цвангендаба во главе своих войск перешел Лимпопо и разрушил Вами. Отряды Шангона из Мозамбика ворвались в форты Иньянги и Пеналонги, оставив после себя террасированные склоны, над которыми потом ломали голову археологи. В 1835 году племя свази заживо сожгло последнего мамбо, или царя, баротсе, унаследовавшего престол, который его предки приняли у мономотапы, и разрушило его царскую резиденцию в Табас-Ка-Мамбо. А в 1838 году сюда на север пришел импис из Мзиликази – один из правителей племени зулу. Ему удалось избавиться от власти Чаки и преодолеть все препятствия, стоявшие на его пути. Этот последний обломок племени нгуни – ндебеле стал называться при европейцах матабеле. Но это уже другая история.
Варварские вторжения, во всяком случае, оказались губительными для государств южного плато. Здесь снова повторяется старый, уже знакомый нам мотив: сила кочевников и слабость оседлого населения. Однако вряд ли можно сомневаться, что португальцы в силу самой природы их экспансии уже во многом подготовили почву для такого вторжения.
Они осуществляли его двумя методами, и оба оказались губительными. Они захватили прибрежные города и прервали их торговлю вдоль побережья, а также торговлю с внутренними покупателями и поставщиками, с Персидским заливом, Индией и Дальним Востоком. Они вторглись во внутренние районы и пустили в ход огнестрельное оружие, чтобы поддержать отдельных правителей в междоусобной борьбе с их соперниками. Таким образом, они ослабляли местную власть и постепенно прибирали ее к рукам. Но поскольку у португальцев не хватило сил удержать ее, они оставили после себя полный хаос.
В процессе экспансии португальцы разрушили прибрежные города и парализовали некоторые африканские государства за побережьем. Но их народам удалось сохранить свою культуру, и там, куда не проникли португальцы, ее развитие продолжалось. Тем не менее большая часть Африки, особенно на юго-западе, пришла в полный упадок.
Ворота широко открываются
Португальские путешественники давно уже забыли о тех золотых мечтах, которые они лелеяли, путешествуя вдоль юго-восточных берегов. Уже в 1513 году Педру Ваз ди Суариш, королевский наместник Софалы, жаловался Лисабону, что «кафиры и мавры» привозят сюда золото из внутренних районов только в виде очень маленьких бусин и безделушек и «очень редко – в виде больших переплавленных слитков», что совсем не похоже, по его словам (Суариш, очевидно, в глубине души оплакивал крушение надежд на быстрое обогащение), на положение в Эльмине (Западная Африка), куда золото поступает «в виде крупных браслетов и ожерелий». Подобно другим европейцам, Суариш, конечно, сильно преувеличивал роль золота в торговле прибрежных городов. На самом деле эти города богатели благодаря вывозу в Индию и другие страны неблагородных металлов и слоновой кости. Золото не имело в этом товарообмене решающего значения.