Но последнее слово было за Её величеством, и для воплощения в материале оказалась отобрана поначалу мало кому понравившуюся модель — довольно простая, с узкой юбкой и приталенным жакетом из серебристого шелка, без воротника и привычных оборок. Единственным украшением должны были служить те самые пуговицы в виде снежинок.
Именно эти пуговицы Её Величество и попросила переделать — уже после того, как готовое платье доставили во дворец для последней примерки.
Дело в том, что по первоначальному замыслу снежинки были украшены не бриллиантами, а рубинами. Но в день примерки яркие камни на фоне серебристо-белого шелка вызвали у Её Величества отчетливые ассоциации с брызгами крови, а потому показались не соответствующими настроению зимнего праздника. Королева велела заменить рубины бриллиантами, оставив все остальное без изменений.
Но не возвращать же платье обратно в Париж из-за каких-то пуговиц! Тем более, что чудом уцелевший при бомбежках участок Сити рядом с Хаттон Гарден куда ближе улицы Камбон, 31. Пуговицы были аккуратно сняты с платья, уложены обратно в футляры, в которых они и прибыли из Парижа, и отправлены в ювелирную мастерскую, принадлежащую компании «Голдсмит».
Переделка заняла три недели. Сегодня утром пуговицы были возвращены. Миссис Тревер лично осмотрела как футляры, так и их содержимое, и признала исполнение удовлетворительным. После чего поручила их заботам Элизабет, пообещав прислать белошвейку.
Все это происходило в гардеробной четвертого этажа, выход оттуда только один — через большую залу, откуда миссис Тревер не отлучалась следующие два или три часа, присматривая за проводимой там уборкой и так увлекшись наставлением на путь истинный нерадивых горничных, что вспомнила о белошвейке только тогда, когда заметила ту весело болтающей о чем-то с помощником садовника в уголке за колонной. Подобное возмутительное разгильдяйство было немедленно пресечено, молодые люди пристыжены и отправлены заниматься своими делами — помощник садовника в сад, а белошвейка — в гардеробную, где ее с нетерпением ожидали пуговицы в виде снежинок. Во всяком случае, так предполагала миссис Тревер.
Но не прошло и пары минут, как из гардеробной выскочила донельзя возбужденная белошвейка и начала отчаянно вопить об ужасном преступлении. Заставив ее замолчать при помощи пары увесистых оплеух, миссис Тревер сама прошла в гардеробную, где и обнаружила рыдающую на пуфике Элизабет — и открытые футляры, разложенные на столике в центре комнаты.
Футляры были пусты.
Элизабет позже утверждала, что она приготовила все для предстоящей работы — достала платье из чехла и натянула его на манекен, вынула из шкафчика коробку со швейными принадлежностями и раскрыла футляры. Все пуговицы находились на своих местах, в гардеробную до белошвейки никто не входил — впрочем, последнее обстоятельство подтверждала и миссис Тревер. Сама же Элизабет отлучалась только на минуточку — в смежную комнатку, где стоял телеграфный аппарат, чтобы поговорить с сестрой. А когда вернулась — то увидела белошвейку у стола, склонившуюся над футлярами, и ничего не успела понять, как та вдруг начала громко кричать, обвиняя Элизабет в краже, а после выскочила с воплями из гардеробной.
Обе девушки были задержаны подоспевшей службой безопасности, и обысканы. Смежные комнаты обысканы тоже. Ни одной из пуговиц не обнаружили. На коммутаторе проверили соединения с телеграфного аппарата. При этом выяснилось, что общалась мисс Элизабет не только с сестрой, но и еще с двумя абонентами, адреса которых проследить не удалось, поскольку их аппараты были мобильными. И в общей сложности заняло это у нее более двух с половиной часов — что сразу же возбудило сильнейшие подозрения у представителей дворцовой службы безопасности.
— О чем можно говорить более двух с половиной часов по телеграфу? Наверняка о чем-то очень важном и, безусловно, преступном — так они рассудили!
При этих словах миссис Тревер Холмс не удержался от скептической ухмылки, да и я, признаться, тоже. Мисс Хадсон же снова залилась очаровательным румянцем и метнула в нас пару самых зеленых на свете молний. Ведь это именно из-за ее привычки под настроение часами висеть на телеграфе, выстукивая: «А она что?.. ну надо же! А он что? Что, в самом деле?! Ну надо же!.. а она что?» мы с Холмсом были вынуждены заказать еще и мобильную версию этого аппарата, настолько миниатюрную, что она легко помещается в жилетном кармане и позволяет нам быть на связи в любое время, независимо от настроения нашей зеленоглазой секретарши.