[31] Keiser läks uusi rõivaid vastu võtma koos oma kõige valitumate ülikutega. Mõlemad petised tõstsid ühe käe üles, justkui hoiaksid nad midagi, ja ütlesid:
[32] “Siin on püksid! Ning kuub! Kerged nagu ämblikuvõrk! Neid kandes tundub, nagu ei olekski midagi seljas! Aga selles ongi nende riiete omapära!”
[33] “Just nimelt!” kinnitasid kõik õukondlased, aga näha ei võinud nad midagi, sest midagi ei olnudki näha!
[34] “Kas teie keiserlik kõrgus võiks lahkesti riided seljast võtta, et me saaksime teile siin suure peegli ees uued rõivad selga panna?” küsisid petised.
[35] Keiser võttis kõik riided seljast ära, ja petturid tegid nii, nagu annaksid talle üksteise järel riideesemeid, mis olid justkui päriselt olemas. Relvameistrid tegid, nagu sätiksid nad midagi vöökohta ja seoksid kinni. See oli slepp; keiser pööras end peegli ees sinna ja tänna.
[36] “Kui hästi need riided teie kõrgusele sobivad! Kui suurepärane teie majesteet nendega välja näeb!” hüüdis rahvahulk. “Milline muster! Millised värvid! Ei ole kaunimat ülikonda ilmapeal!”
[37] “Õues ootab baldahhiin, mida rongkäigus kõrgeaususe pea kohal kantakse!” teatas tseremooniameister.
[38] “Ma olengi valmis,” vastas keiser. “Eks ole mu uued rõivad toredad?” ja ta keerutas end muudkui peegli ees, nii et kõik pidid märkama, kui väga ta oma riietest lugu peab.
[39] Kammerteenrid, kes pidid sleppi kandma, tegid, nagu tõstaksid midagi kahe käega ja liikusid edasi, käed õhus. Nad ei tahtnud, et keegi saaks aru, et nad tegelikult sleppi ei näe.
[40] Keiser kõndis rongkäigus baldahhiini all, ja kõik inimesed ütlesid: “Küll on keisril ilusad riided! Ja mis ilus slepp! Kõik sobib nii hästi!”
[41] Keegi ei võinud lasta teistel aimata, et ta ei näe midagi, sest siis oleks mõeldud, et ta on rumal või ei sobi oma ametisse. Keisri riietel oli enneolematu menu.
[42] “Aga tal ei ole ju midagi seljas!” hüüdis üks laps.
[43] “Kuulake, mis laps räägib!” ütles ta isa. Ja sosinal räägiti üksteisele, mida laps oli öelnud.
[44] “Laps ütleb, et tal ei ole midagi seljas!” “Aga tal ei olegi midagi seljas!” hüüdis viimaks kogu rahvas.
[45] Keiser võpatas, sest ta teadis, et see on õige. Ent ta mõtles: “Rongkäik peab edasi minema!” ja ta astus veelgi uhkemalt ning kammerhärrad kandsid tema olematut sleppi.
31
Король в сопровождении свиты сам пришел к ним одеваться. Обманщики поднимали кверху руки, будто держали что-то, приговаривая:
32
- Вот панталоны, вот камзол, вот кафтан! Чудесный наряд! Лёгок, как паутина, и не почувствуешь его на теле! Но в этом-то и вся прелесть!
34
- А теперь, ваше королевское величество, соблаговолите раздеться и стать вот тут, перед большим зеркалом! - сказали королю обманщики. - Мы оденем вас!
35
Король разделся догола, и обманщики принялись наряжать его: они делали вид, будто надевают на него одну часть одежды за другой и наконец прикрепляют что-то в плечах и на талии, - это они надевали на него королевскую мантию! А король поворачивался перед зеркалом во все стороны.
36
- Боже, как идёт! Как чудно сидит! - шептали в свите. - Какой узор, какие краски! Роскошное платье!
38
- Я готов! - сказал король. - Хорошо ли сидит платье? И он ещё раз повернулся перед зеркалом: надо ведь было показать, что он внимательно рассматривает свой наряд.
39
Камергеры, которые должны были нести шлейф королевской мантии, сделали вид, будто приподняли что-то с пола, и пошли за королем, вытягивая перед собой руки, - они не смели и виду подать, что ничего не видят.
40
И вот король шествовал по улицам под роскошным балдахином, а люди, собравшиеся на улицах, говорили: - Ах, какое красивое это новое платье короля! Как чудно сидит! Какая роскошная мантия!
41
Ни единый человек не сознался, что ничего не видит, никто не хотел признаться, что он глуп или сидит не на своем месте. Ни одно платье короля не вызывало ещё таких восторгов.
43
- Послушайте-ка, что говорит невинный младенец! - сказал его отец, и все стали шёпотом передавать друг другу слова ребёнка.
44
- Да ведь он совсем голый! Вот мальчик говорит, что он совсем не одет! - закричал наконец весь народ.
45
И королю стало жутко: ему казалось, что они правы, и надо же было довести церемонию до конца! И он выступал под своим балдахином ещё величавее, и камергеры шли за ним, поддерживая мантию, которой не было.