«Как же это чудесно, – подумала она, – как все чудесно благодаря человеку, который идет рядом с тобой, который берет тебя за руку, который нравится тебе, и вы славно ладите, ощущать себя слегка глуповатой, ребячливой, безрассудно-веселой. Испытывать внезапные приступы бессмысленной радости, желания отдать все любимому».
Она жадно глотала влажный воздух ночи, следила за луной, вдыхала запах цветов из сада, морских раковин на пляже.
Она не задавала ему вопросов.
Ей это было ни к чему.
Как-то вечером она получила имейл от Ширли.
Жози…
Я знаю. Я должна была это сделать, но не сделала.
Я должна была рассказать тебе, в какое безумие меня уносит.
Ты догадалась, потому что у тебя такое большое сердце, что ты можешь читать в сердцах других.
Я влюбилась в Филиппа, и теперь я понимаю, что влюбилась вовсе не в него. В саму ситуацию: Филипп – это запрещенный мужчина. Если бы Филипп был свободен, я бы его не пожелала. Мне нравятся только тупиковые пути, обнесенные колючей проволокой.
Я уехала в Нью-Йорк. Гэри выступал – и как выступал! – перед профессиональной аудиторией. Я сидела в концертном зале и слушала, что рассказывало фортепиано. Оно поведало мне о том, что сам Гэри никогда мне не рассказывал. И мне стало стыдно, Жози, мне стало так стыдно!
Я услышала плач своего ребенка. Своего сына, которого я сажала, совсем маленького, в холлы больших гостиниц, потому что наверху в номере меня ждал тот мужчина. Мужчина засчитывал каждую минуту опоздания и заставлял меня расплачиваться за нее. Я бежала наверх со всех ног, натыкалась на закрытую дверь, стучала, просила позволения войти.
Просила позволить, чтобы он меня помучил.
И он не отказывал себе в этом удовольствии.
Я уже тебе рассказывала[6]. Но могла бы рассказать еще сто раз, тысячу раз. Потому что с мужчинами у меня все время происходила одна и та же история. Я ломилась в закрытые двери.
А открытые двери меня не интересовали.
Ведь любовь должна делать человека счастливым, правда? Я счастлива оттого, что люблю тебя. Почему же тогда я никогда не могу ощутить счастье от любви к мужчине?
С тем мужчиной в гостинице, когда все заканчивалось, я уходила пристыженная, словно запачканная. Я подходила к моему маленькому сыночку в холле, опускалась на колени, просила у него прощения.
А сегодня вечером пришло время просить прощения у тебя.
Во время концерта мне пришла в голову мысль, что я чудовище, монстр, что другие не должны платить за мое безумие. Жалоба сына вошла в мое сердце. Я хочу оставаться на высоте его чувств и помыслов, я не хочу больше причинять боль тем, кого люблю. Я хочу поехать на Мюстик, посидеть, подумать. В одиночестве. Я всегда так делаю, когда мне плохо. Ведь это не в первый раз.
Гэри и ты – самое прекрасное, что случалось со мной в жизни. Мне не хочется вас терять. Лучше уж умру. Целую тебя, Жози. Так крепко, как люблю тебя. И я не лгу, когда говорю, что люблю тебя.
Ширли
P. S. Филипп никогда ни о чем не догадывался. Он считает, что мы просто очень хорошие друзья. Я хочу придумать предлог, чтобы оправдать свое отсутствие на Мюррей-Гроу. И когда я вернусь – если когда-нибудь вернусь, – я надеюсь, что уже буду здорова.
Жозефина читала и перечитывала письмо Ширли. Ответила она тремя простыми словами: «Я люблю тебя». И ничего больше не стала писать. Ширли должна сама найти свое счастье. Счастье – это внутреннее дело каждого. Взаимоотношения себя с самим собой. Такео не сумел найти это счастье. Он умер рано утром после того, как прочитал утреннюю газету.
Он оставил записку: «Ухожу с дороги».
И улетел на машине в овраг.
На следующий день за ужином Филипп молча выпил кофе, молча съел яичницу с сыром и колбасой, молча отставил чашку и, мрачнее тучи, уставился в пространство. Жозефина делала вид, что не видит его, и жевала намазанный маслом тост, глядя в сторону. Она смотрела на Алексию, хостес, которая каждое утро рассаживала постояльцев на завтрак. Она носила очень короткую юбку и высокие каблуки, ноги у нее были стройные, длинные и загорелые. Рот вечно был до ушей, улыбка не сходила с лица, глаза беспричинно чему-то смеялись. Память у нее была феноменальная: она держала в памяти имя каждого клиента и разговаривала с ним на его языке. Может быть, они расцелуются с ней на прощание.