Доктор Раксин отвел глаза.
— Послушайте, Катис. Это бред, что вы мне рассказали. Я не большой специалист в… этих отклонениях… в психике… но… Мне надо посоветоватся с коллегами. — Он рывком встал, подхватил свой чемоданчик и быстро вышел.
— Приведите ко мне человека! — крикнул вслед ему Катис.
Дверь захлопнулась.
Пока Катис спал, убаюканный тихим шепотом гипноустановки, на втором этаже башни, в небольшой комнате, где вместо мебели вдоль стен выстроились разнокалиберные мерцающие экраны, проходило экстренное совещание.
— Он догадался, Шеф, — сказал доктор Раксин. — И догадался достаточно давно.
Высокий, слегка сутулящийся человек, в черных волосах которого проглядывала седина, нахмурил густые, сросшиеся на переносице брови:
— К вечеру я хочу видеть подробный доклад. Изложите все, не пропуская ни малейшей детали.
— У нас есть записи.
— Сделайте копии и проложите к делу.
— Мы можем посмотреть их прямо сейчас, — вмешался Свитес.
— Здесь?
— Конечно, Шеф.
— Давайте.
— Одну минуту… — Свитес повернулся к компьютеру, кисти его легко порхнули над клавиатурой, пальцы хищно клюнули клавиши. На самом большом мониторе появилась картинка: кровать, Катис, доктор Раксин. Скрытая камера снимала из угла сверху и поэтому лица были плохо видны.
— … Вы не дышите, — говорил Катис, горестно качая головой. — Ваши ноздри неподвижны, ваша грудь не поднимается. Вы глотаете воздух лишь тогда, когда говорите…
— Вам кажется. — Доктор на мониторе выглядел так, словно только что получил мощнейший удар в челюсть.
— Не перебивайте!.. Вы не дышите, но не это самое главное. Вы не стареете, вот что. Конечно…
Храня молчание, Свитес, Шеф и Раксин досмотрели запись до того места, где доктор сорвался и выбежал из комнаты. И из кадра.
— Приведите ко мне человека! — поднимаясь на локте, крикнул Катис с экрана. — Я хочу видеть настоящего человека, — повторил он уже чуть тише, после того, как хлопнула закрывшаяся дверь. Совпадение или нет, но эти слова старик сказал прямо в камеру…
— Все-таки он не знает самого главного, — сказал Шеф, когда Свитес остановил запись.
— Сколько ему понадобится времени, что понять остальное? — спросил доктор.
— Я думаю, ему надо все рассказать, — высказался Свитес.
— Все? — Шеф хмыкнул.
— Да.
— А я против! — вскинулся Раксин. — Это будет для него ударом. Он не выдержит. Не забывайте, он стар. Очень стар.
— Мы это помним, — хмуро ответил Шеф. — Так что вы предлагаете, доктор?
— Я?.. Я?..
— Да, вы.
— Ну, не знаю.
— Чистка?
— Нет… Я не уверен, что это лучший вариант. У него и без того прогрессирующий склероз, а чистка… Нет-нет. Только в крайнем случае, когда уже не останется ничего другого.
— То есть, вы считаете, что сейчас не крайний случай?
— Я не знаю! В конце-концов я всего-навсего доктор. А не шеф. Вы здесь шеф, вам и решать.
— Да, решать мне… Ну, а вы что думаете, Свитес?
— Я думаю, что надо попробовать вариант 2-А.
— Говорите по-человечески, Свитес! — Шеф нахмурил брови. — Что это за «2-А»?
— Месяц назад я представлял вам список возможных экспериментов. Там был вариант 2-А. Реакция объекта на истину.
— Ах это! Помню. То есть вы хотите пронаблюдать, как Солдат отреагирует на правду?
— Хотя бы на часть правды.
— А я против, — вновь высказался Раксин.
— Помолчите, доктор. Вы верно заметили, что решать мне.
— Не буду молчать! Последний Солдат — это мировое достояние. Это наше прошлое, наша история, наши корни. А вы собираетесь его попросту убить. Неужели вы не понимаете, что он этого не перенесет, не выдержит? Я категорически против!
— Хватит, доктор. Мы уже слышали ваше мнение.
— Здравствуйте, Солдат!
Катис открыл глаза.
— Что за черт? Вы кто?
— Меня зовут Шеф.
— Хорошее имя, — усмехнулся Катис. Он сел на кровати, пристально всмотрелся в нового посетителя.
— Можете не вглядываться. Жилка на шее у меня не бьется, и воздух я глотаю лишь тогда, когда говорю.
— Хорошее начало. Вранья больше не будет?
— Не будет.
— Присаживайтесь. Знаете, у меня сегодня день рождения.
— Я постою. Поздравляю.
— Как вам угодно. Спасибо.
Они открыто смотрели друг на друга. Оценивали.
— Так как мы построим нашу беседу? — спросил Катис. — Я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать или же вы сразу все мне расскажете?
— Что вы хотите знать?
— Прежде всего, почему я здесь заточен, словно какой-то преступник?
— Вы свободны.
— Я свободен? Свободен!? — Катис хохотнул. — Ну да, конечно, все относительно. Я свободен в пределах башни. Вот эта комната, ванная, туалет, библиотека, рабочий кабинет, в который я уже несколько месяцев не заглядывал. И темные, полные сквозняков коридоры, ведущие в никуда, оканчивающиеся тупиками. Но моя настоящая свобода там, — он протянул руку к окну, — за толстым стеклом. Эти леса, солнце, небо. Ветер, который колышет верхушки деревьев, и я вижу его, но не могу почувствовать. А вы говорите «свободен». Шестьдесят лет я сижу на одном месте…
— Шестьдесят восемь, — тихо поправил Шеф.
— Шестьдесят лет вижу одни и те же лица…
— Шестьдесят восемь.
— Что вы говорите? Тем более! Мне кажется, что такой срок велик даже для маньяка-убийцы… Впрочем, я действительно убивал.
— Вы воевали.
— Я убивал… — Катис досадливо махнул рукой, вылез из-под тонкого одеяла, спустил ноги на пол. — Впрочем, я увлекся. Я задал простой вопрос и пока не получил на него ответа. Так почему же я сижу здесь?
— Потому что мы оберегаем вас.
— От чего?
— От действительности.
— Послушайте!..
— Нет, Катис. Теперь вы меня послушайте! — Шеф набычился, ссутулился больше, чем обычно, скрестил руки на груди. — Если вы спокойно воспримите то, что я вам сейчас скажу, то, быть может, с сегоднешнего дня ваша жизнь изменится.
— И я выйду отсюда? Увижу людей?
— Нет, Катис. Вы никогда не увидите людей.
— Почему?