— Что же тут обидного? — Игорь скептически хмыкнул. — По последней переписи населения, насколько я помню, русских всего около десяти процентов. Само собой, что и в органах власти их не большинство!
— А ведь русские создали это государство, — вошла проводница — забрать тарелки, и Владимир замолчал.
Когда девушка покинула купе, он продолжил:
— Русские создали эту страну, они осваивали Сибирь, умирали на полях сражений, работали, чтобы создать поистине великое государство. И это им удалось! Где могучая Австрийская империя, Британское государство, Тысячелетний рейх, Соединенные Штаты Америки? Все сгинули, а на их обломках возникли третьестепенные государства. А Россия, неважно, как она называется, империя, Советский Союз или федерация, последние пятьсот лет сохраняет статус сверхдержавы!
— Ну, создавали государство не только русские, — спор, похоже, увлек бизнесмена. Глаза его горели, он яростно жестикулировал, словно уроженец солнечной Италии. — Самый знаменитый русский поэт, Пушкин, вообще негр! А сколько украинцев, белорусов, татар, евреев и прочих, кого не перечесть, положили силы и жизни на то, чтобы жила Россия? Так почему мы должны сейчас давать исключительные права русским?
— Потому что они вымирают, — очень тихо проговорил Владимир. — Потому что мы вымираем. Мы с вами — представители гибнущего народа. Двести лет назад нас было в этой стране большинство, сейчас — одна десятая, еще через столетие русские превратятся в малую народность, последние представители которой будут доживать свои дни в деревнях центральной и северной России! Неужели вы хотите этого?
— Нет, не хочу, — покачал головой Игорь. — Но я думаю, что взрывами ничего не изменишь. Да, я русский, но мне не завидно видеть, как другие народы процветают, когда нам, скорее всего, суждена гибель. Множество великих народов сошло со сцены истории — римляне, греки, индейцы центральной Америки. Чем мы лучше?
— Тем, что мы еще есть! — отчеканил Владимир. — И можем бороться за себя, а не погибать, подобно шелудивой собаке, которую хозяин выбросил на помойку! Неужели вам не обидно?
— Мне больно осознавать, что у моего народа нет будущего, — Семенов помрачнел, глаза его потемнели, став черными, словно угольки. — Но убивать людей я не пойду. Это ничем не поможет. Если мы и вымираем, то не в результате геноцида или войны. С кем сражаться — с объективными историческими факторами?
— С ними сражаться бесполезно, — процедил Владимир. Он ощущал, как в нем закипает гнев. Перед ним сидел предатель интересов собственного народа, продавшийся за благополучную, сытую жизнь! — Но нельзя и сидеть, сложа руки!
— Нельзя, — неожиданно легко согласился Игорь. — Надо работать. Глядишь, чего тогда и получится. А не взрывать дома! Или вы оправдываете террористов, которые убивают невинных людей десятками?
— Ни в коем случае, — запредельным усилием воли Владимир сдержал гнев. Для того чтобы голос звучал ровно, не скакал, подобно ужаленному осой мустангу, приходилось прикладывать немалые силы. — Я их не оправдываю, поскольку в оправданиях они не нуждаются! Но я могу их понять. А вот человека, который не помнит родства и не чтит корней, от которых произошел, не могу!
— Пределы нашего понимания, увы, ограничены, — Семенов рассмеялся. — И разве такое уж большое значение имеет то, к какому народу принадлежит человек? Хорошие люди есть везде, равно как и плохие! У меня семья, трое детей, бизнес. Я постоянно сражаюсь за то, чтобы я и мои близкие жили лучше. Мне некогда оглядываться в прошлое, у меня нет времени смотреть далеко в будущее и биться за какие-то эфемерные цели, вроде восстановления величия русского народа. Я живу для себя, здесь и сейчас! И по мне — лучше уж так, чем из высоких душевных порывов превращать людей в куски фарша!
— Я понял, — за время тирады собеседника Владимир почти успокоился. Перестало возмущенно стучать сердце, ладони прекратили сжиматься в кулаки, горячая волна гнева отхлынула от лица. — К сожалению, большинство наших с вами соплеменников похоже на вас. Вы словно овцы, позволяющие делать с собой что угодно, лишь бы трава была сочной и волки не особенно кусались.
— Может, оно и к лучшему, — пожал плечами бизнесмен. — И спор наш все одно бесплоден. Нам друг друга не понять.
Владимир нашел в себе силы улыбнуться почти дружелюбно.
— Вполне может быть и так, — сказал он.
Семенов вновь уткнулся в журнал, а Владимир принялся смотреть в окно. Там мелькали столбы, обвешанные проводами, дома, березовые и сосновые рощи. Иногда открывались необозримо обширные пространства полей, по которым неторопливо двигалась сельскохозяйственная техника. Коровы во встречных стадах были огромны, словно бегемоты. Шкуры их лоснились, на мордах было выражение сытого довольства.
Российский пейзаж дышал миром и покоем. От этого Владимиру хотелось скрипеть зубами.
Изображение на экране время от времени дергалось. Видно было, что запись вел не профессиональный оператор. Тем не менее, пленка была очень ценной. Случайный свидетель сумел заснять момент взрыва на Поклонной горе, а после принес кассету в милицию.
Виктор, проведший на развалинах памятника почти весь день, смотрел ее первый раз. Зрелище оказалось завораживающе ужасным…
Огромный монумент Дружбы Народов выглядел с места съемки словно серый футбольный мяч, украшенный человеческими фигурками. Незыблемо возвышался он над такими крохотными деревьями, чьи зеленые кроны не достигали и половины его высоты.
От памятника докатился гул, он вздрогнул и медленно, точно во сне, принялся складываться сам в себя. Величаво падали, разваливаясь на куски, каменные блоки. На мгновение Виктору показалось, что это разрушается от взрыва исполинской силы сам земной шар…
Иллюзия была до жути реальной.
Майор ощутил, как покрывается холодным потом.
Из динамиков донесся испуганный вскрик оператора.
На том месте, где несколькими минутами ранее высилось величественное сооружение, осталась бесформенная груда обломков, похожая на кучу мусора, оставшуюся после великанской гулянки.
Виктор выругался и нажал кнопку на пульте видеомагнитофона. Изображение исчезло.
Взрыв был всего один. Полученный результат красноречиво говорил о мастерстве тех, кто закладывал бомбу. Людей погибло не так много, но моральный эффект от взрыва оказался ужасающим. Националисты разрушили памятник Дружбы Народов.
Весьма действенный способ показать свои убеждения.
От мрачных мыслей Виктора отвлек сигнал экстренного вызова. На столе алым глазом подмигивала лампочка.
Кресло жалобно скрипнуло, когда он выбирался из него, но майору Белкину в этот момент было не до мебели.
— Слушаю, товарищ полковник, — сказал он, нажимая холодную и гладкую клавишу селектора.
— Зайди ко мне, — прозвучал из динамика непривычно тусклый и невыразительный голос полковника Мухаметшина. — Прямо сейчас.
— Так точно, — ответил Виктор несколько удивленно. Сегодня он у начальства уже был, выслушал длинную речь о том, что будь сейчас другие времена, весь отдел давно бы рассажали на колья за нерадивость. Так что причины нового вызова оказались майору непонятны.
Тем не менее, он оправил мундир, на всякий случай глянул в зеркало. Там обнаружилась помятая и мрачная физиономия. Светлые волосы, как обычно, торчат, на подбородке шрам, оставленный вчера бритвой.
Да, на конкурсе «Мистер Милиция» победы не видать…
Еще раз одернул мундир, сбил с лацкана пылинку и выбрался в коридор.
В приемной Мухаметшина Виктора поразил секретарь. Обычно спокойный и даже вальяжный, молодой лейтенант в этот момент был напряжен так, словно его держали на прицеле.
Последний раз Виктор его видел таким два года назад, когда в отдел приезжала инспекция МВД — проверять, как расходуются казенные деньги и правильно ли заполняются необходимые бумаги…