Работа на благо общества в книге Хесса объявляется злом, ибо на самом деле она оказывается работой «на политических вождей». Вопрос намеренно заостряется, доводится до абсурда:
«Предположим, что… другие говорят тебе, что надо работать на общество, а не на себя и что сделанное тобой должно принадлежать всем, а ты получишь только то, что общество тебе дает. Они бы сказали, что ты не имеешь права на частную собственность. Они бы также сказали, что у тебя нет права быть личностью и решать самому свою судьбу. Все это они отняли бы у тебя!»
Оруэлл — да и только! Это значит, что вы, дорогие читатели — в прошлом все, а многие, кто на государственной службе и теперь (ученые, включая академиков, врачи, учителя, артисты, рабочие, инженеры, министры, даже президент!) не личности. И частной собственности у вас никогда никакой не было (автор, кстати, включает в это понятие одежду, пластинки, книги, инструменты и т.п.), а была лишь «лагерная пайка и место у параши» — популярное клише второго этапа перестройки. Пайка, правда, при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж ничтожной. Например, многократно осмеянные шесть соток в последние годы помогают выжить (в буквальном смысле слова) миллионам людей.
Но пойдем дальше. Разделение на богатых и бедных вполне естественно и разумно (Поделом вам, бездельники и неумейки!) Конечно, следует оговориться: Карл Хесс — рыночник, что называется, в чистом виде. Не все прогрессивное человечество разделяет ненависть автора к налогам, субсидям, пособиям и прочим видам материальной помощи. («Люди, работающие плохо, оказываются вознаграждены, а те, кто поработал хорошо, вынуждены платить за других».) Но любопытно, что для перевода были выбраны именно такие книги.
Особенно красноречивы, на наш взгляд, конкретные рекомендации, дающиеся К.Хессом «юноше, обдумывающему житье»:
«… ты должен осмотрительно относиться к помощи родителей, если решил попробовать себя в каком–нибудь деле. Предположим, ты решил стричь газоны… Твои родители могут предложить тебе попользоваться их собственной косилкой. Это очень мило с их стороны (а могли бы, как в анекдоте, и бритвочкой …, да? — Прим. авт.), но тебе лучше взять ее напрокат на деловой основе. Это будет гораздо полезней для твоей последующей предпринимательской деятельности, чем если бы ты получил косилку бесплатно.»
Родителям в специальной главе, разумеется, дан совет платить детям деньги за выполнение работы по дому.
Вообще, неоценимое достоинство этой книги в том, что в ней емко и лаконично дан идеальный образ члена рыночного общества:
«Ты должен быть честным, упорным, заботиться о своем здоровье, развивать свои умственные способности, обдумывать каждый свой поступок, отвечать за свои слова и дела, не ныть и не плакаться, если дела идут плохо, и не хвастаться, если они в полном порядке, стараться любую работу выполнять хорошо, не бояться задавать вопросы, если ты чегото не понимаешь.»
Казалось бы, что плохого? Разве тут есть что–нибудь неправильное или, тем более, возмутительное? Нет, но весь вопрос в том, ради чего все это. И ответ дан тут же, в следующем абзаце:
«Вырабатывай в себе эти качества, и они помогут тебе быть бережливым».
А если вернуться немного назад, то мы прочитаем:
«Раз ты — владелец своего собственного хозяйства и экономно ведешь его, твой главный интерес — это ты сам.»
А еще чуть раньше:
«Словарь толкует, что бережливость — душа экономики. Эта идея родственна другой идее — процветанию. Процветание означает экономический успех и счастье.»
Между прочим, брежневский лозунг «Экономика должна быть экономной» не вызвал бы у автора книги и тени улыбки. К.Хессе пишет почти то же самое, только менее афористично:
«Твоя собственная экономика основывается на одной важной идее — бережливости.»
И действительно, события последнего десятилетия показали, что «экономия» и «экономика» это не тавтология, как думали советские люди, смеясь над лозунгом. Она бывает очень даже расточительной. И мы полагаем, что на самом деле смех, сопряженный с презрением, подсознательно вызывало другое — попытка поставить в виде высокой цели такое невысокое и даже в чем–то мизерабельное для нашей культуры свойство как экономность, бережливость. У нас простительно экономить от бедности, но никак не из принципа. В лучшем случае это извинительная слабость юмористического персонажа. (Помните кота Матроскина: «А я экономить буду…»?)