*
Я сказал, подпустив в голос командирские нотки: – Ну-ка, всем заткнуться! Мне надо поговорить с мэтром Киано наедине. – Предлагаете нам выйти вон? – кисло спросил команданте. – Вот именно. Берите под руки милых дам и выметайтесь. На три минуты. Одиссей Гор встал, отвесил шутовской поклон, и вместе с Анитой и Полиной вымелся вон. Как я и просил. Когда за ними захлопнулась дверь, я легонько взял Жеома Киано за грудки. – Ну-с, великий гражданин Суора, выкладывайте! Чего ради устроили комедию? “Великий гражданин” осторожно высвободился из моей хватки. – Понимаете, прихожу с важным, как думаю, известием. И обнаруживаю... Надутого индюка, страдающего комплексом “маленького человека”, и озабоченного одним: успешно ли он играет роль великого вождя? Плюс двух тёток, ненавидящих друг друга, и озабоченных, каждая: как сделать гадость другой. – Так уж и тёток... – Хорошо. Одна тётка и одна тёлка. Суть в том, что всем троим я – до лампочки, и слушать меня никто не хочет. – Поэтому вы начинаете глупо кривляться, в расчете поправить положение? И чего добились? Глаза Киано лукаво блеснули. – Вы же меня слушаете. Когда команданте вернулся, ведя под руку наших прекрасных дам, я сказал: – Вот график отбора мощности, согласованный с главным энергетиком. Я только что с ним созвонился. Поднял с постели среди ночи именем команданте. Мэтру Киано необходимо провести ряд экспериментов, требующих хорошего вольтажа. Список оборудования прилагается. – Мне подписать, что ли? – буркнул герой суорской и прочих локальных войн. – Да, будьте так любезны, – подтвердил я. Несостоявшийся революционер и бывший Хозяйкин лизоблюд размашисто подписал оба экземпляра составленного мною декрета. А бывший муж бывшей Хозяйки, то есть – я, сказал: – Спасибо вам от имени науки, – и аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман куртки первый экземпляр. А второй передал Жеому Киано. – Предьявите завтра утром, когда будете заказывать пропуск. Кабинет номер два на первом этаже. – Ага, понял, – несколько суетливо ответил Киано, донельзя обрадованный счастливым для него решением вопроса. – Нам можно идти? – иронически поинтересовался команданте. – Вы и без нас прекрасно справляетесь. – Сейчас принесут кофе и бутерброды, – ответил я. – Не уверен, так ли велика беда, нависшая над нами, как утверждает мэтр Киано. Но этот вопрос – для политиков и стражей госбезопасности. Без вас троих – никак не обойтись. Наш “союз пяти” закончил толковище далеко за полночь. К определенному решению мы не пришли. Жеом Киано не сумел четко выразить свои опасения. В общем: его тревожило намерение Великого Магистра завладеть, так или иначе, “объектом Зеро”. Тогда о планируемых Киано физических экспериментах придется забыть навсегда. Сошлись на том, что будем держать ушки на макушке. Команданте заявил, что любые просьбы, требования и увещевания со стороны Магистра будут им молча проигнорированы. И распрощался, пожелав спокойной ночи. Полина ушла вместе с ним. Я спросил Киано: – Вы где остановились? Вас подвезти? – Да, вроде, как бы, пока нигде, – рассеянно ответил ученый муж. – Еще предстоит устроиться в гостинице. – Вы истинный ученый. Раньше думаете о науке, а потом о себе. Как насчет переночевать у меня? Раскладушка найдется. Утром решим, где вас поселить. Анита проводила нас до выхода. В фойе, в большом настенном зеркале, отразилась живописная троица. Киано размашисто шагал впереди, являя собой картину триумфа. Я чуть отстал, потому что Анита крепко ухватила меня за рукав. Мы, как раз, очутились рядом с зеркалом. Стройный молодой человек, и худощавая пожилая женщина. Анита, приподнявшись на носки, поправила мне воротник куртки. Сказала тихо: – Ты был великолепен... папа.
*
– Выход в точку прибытия через десять секунд! – голос искина пробудил Хеди от задумчивости. Зенон встрепенулся. По замыслу, с первым, кратким обращением к Малому кругу выступит именно он. Затем Хеди зачитает меморандум Совета эльмов. Главное – ввязаться в драку, а там посмотрим. Пора покончить с господством надменных интеллектуалов. – ...ВОСЕМЬ... Нельзя сказать, что эстеты-мыслители Новтеры не догадывались о давно зреющих на Гаторе настроениях. Не случайно их последним заказом был Z-29. Звездолет, превосходящий по энергетическому эквиваленту все корабли Новтеры, вместе взятые. Машина для подавления всяческих мятежных проявлений. Орудие господства. – ...ЧЕТЫРЕ... И в этот раз они хотели провернуть тот же фокус, основанный на их монопольном обладании технологией искусственного интеллекта. Только Новтера может вдохнуть душу в звездный корабль! Но Гатор больше не будет своими руками ковать оружие против себя самого! – ...ОДИН... Вот он, шедевр, вышедший с космических верфей Гатора! Живой, мыслящий корабль. Хеди представила себе изумление и страх новтеран. А не надо было продавать сто лет назад искина своему ставленнику на Ферне! Зло, однажды посеянное, да возвратится сторицей. Судьи пришли без зова. – ...ВЫХОД! Во всю стену вспыхнуло изображение планеты на фоне бархатисто-черного неба. Спору нет, Новтера прекрасна... В этот раз с ней что-то было не так. Хеди сперва не поверила глазам. Потом прижала руки к горлу, удерживая рвущийся из груди вопль. Зенон стоял рядом, похожий на изваяние, не в силах сказать ни слова. В своей стильной, только что переформированной каюте, то же самое видели Тея и Бобби. И они кричали. Громко, отчаянно, как от невыносимой боли. А в сознании Мелинды трепыхались бесформенные обрывки мыслей... “Кевин!..” “Глория...” “Марджи...” “Симона!!..” “Спасите их!” “СПАСИТЕ ВСЕХ!!!” Над Новтерой шел огненный дождь.
19. ВЫСОКОПОСТАВЛЕННАЯ ОСОБА
Меньше двигаться и больше спать. Другого рецепта выживания нет. К концу вторых суток воздух в каюте по-прежнему чист и свеж. Ты никуда не выходишь, потому что незачем. В первый же день убедилась, что управление орбитальным модулем не перехватить. Несолоно хлебавши, убралась вон из центрального поста. Так назвала ту большую круглую комнату, откуда видны устрашающе красивые вселенские просторы. Интересно, как это будет? Зазвенит тревожный сигнал? Скорее всего. Если будешь спать, он тебя разбудит. Наверное, за полчаса до исчерпания запасов кислорода. Подразумевается, что переход работает, и экипажу достанет времени эвакуироваться. Всё бы ничего, да что-то поломалось. Опять же, ничего страшного. Какой-нибудь другой корабль, оборудованный гипердвигателем, запросто выручит попавших в беду. Вся беда в том (ах, простите за каламбур), что в Мире нет таких чудесных диковин. Здесь вам не Новтера. Вспоминаешь про “Парящего орла”. Вот, кто мог бы тебя спасти. Но вот уже одиннадцать лет межзвездный крейсер мертв. Недвижим, он покоится на воде в гавани Норденка. Вокруг цепь сторожевых кораблей, на случай, если вдруг могучая боевая машина подаст признаки жизни. Забавно – что бы они сделали, в таком случае? Временами ловишь себя на мысли, что в несчастье, постигшем “Парящего орла” виновата ты. То было, как принято называть, “первое нашествие новтеран”. Дозорный крейсер якобы случайно обнаружил Мир – планету, населенную эфемерами. Командир, человек эмоциональный и склонный к авантюрам, вообразил, что сможет одним хулиганским наскоком подчинить себе дикарей. Они использовали мощный пси-генератор, чтобы погрузить человечество в состояние ужаса и беспомощности. Это им почти удалось. Если бы не вмешался непредвиденный фактор. К тому времени в Мире много лет хозяйничала и хулиганила ты. Всё закончилось чередой ужасных несчастий, и полным крахом твоего государства. Ты, мягко говоря, была не в лучшей форме. Обычно, в таком состоянии положено вешаться на ближайшей осине. И, пожалуйста, бывшая Ее высочество – истощенная физически и морально, продемонстрировала всем... Что техника техникой, а самым лучшим “пси-генератором” является мозг Наоми Вартан. По крайней мере, на тот момент. Честно говоря, тебе помогала Полина – тоже могучий пси-талантище. Вы потрясли сознание “Парящего орла” до самых основ, и он впал в кому, едва успев совершить посадку. Вот почему сейчас твое положение так безнадежно. Viv ge espere. Повторяй эту мантру и делай, что можешь. Зайди в комнату перехода, коснись стены, загорится сигнальное табло. Посмотри: исчезло ли сообщение об ошибке? Нет. Всё так же мозолит глаза. Перед сном проверишь еще раз. Возвращаешься, валишься на постель, уставившись в потолок. Если долго на него смотреть, то появляется изображение часов. Время, правда, не Мира, а Новтеры. И на том спасибо. Постарайся уснуть. Сразу не получается, в голове толкутся непрошеные мыслишки, и глупые воспоминания. Зачем их мусолить? Особенно недавние. Что сказала или сделала не так... Крепка задним умом, называется. Почему в разговоре с Раулем умолчала о главном? Не хотела выглядеть оправдывающейся. Ты же ничего этой дурочке, Тамаре не сделала! Пальцем не тронула. Расскажи об этом Раулю, и расположила бы его к себе. Может быть. Вместо этого начала лебезить перед Лорой. Это случилось за минуту до беседы с Сонгером, когда он предложил помощь. Улучив момент, ты притиснула Лору в темном уголке коридора и прошипела, что та змея: – Чего уставилась? Рот раззявила, глаза, как блюдца. Я ту недоразвитую – малолетку-разбойницу попросту отпустила! Случился со мной внезапный приступ благородства. То, что домой она не вернулась, и никто о ней больше никогда ничего не слышал – я тут причем?! – Так-таки отпустила? – с сомнением переспросила Лора. Последнее время она стала меньше тебе доверять. – Да! Выпроводила вон, вместе с вещами! Спроси теперь: кто тебя за язык тянул? Ляпнула, не подумав. До сих пор перед глазами лицо Лоры – как оно изменилось! Стало испуганным, чужим, злым. Потом Лора воскликнула: – Так вот, как ты ее погубила! И сухо добавила: – Временами ты бываешь очень подлой. Тоже мне, судья нашлась! Когда это было – считай, два поколения назад. Ты не обязана была пушинки сдувать с агрессивного и неумного ребенка! Надо было сразу сказать это Лоре. Развести руками, слезу подпустить. Вместо этого ты отпрянула от нее, как ошпаренная. А Лора шарахнулась от тебя, как от чумы. Славно поговорили. Когда Сонгер к тебе пришел, он не зря испугался. Рожа у тебя была такая, словно сейчас из окошка вниз головой выпадешь. Ага, держите карман шире. Не дождетесь. Чихала ты на чужие мнения. Хозяйку они никогда не интересовали. Отчего же тебе так муторно? Устав терзаться, незаметно засыпаешь. Во сне к тебе приходит Лора, и между вами – всё улажено. Становится радостно и легко... Ясное небо, цветущие поля, с темной кромкой леса на горизонте. Когда сновидение тает, ты по-прежнему ощущаешь присутствие Лоры. Она рядом, она близко. Протяни руку и дотронешся. Ладонь хватает пустоту, просыпаешься окончательно. Оказывается, лежишь на полу. Что за напасть?! Последний раз, когда ты ночью сверзилась с кровати, тебе было лет пять. Ребенок и взрослая женщина – есть же разница! Как ты могла хлопнуться на пол и ничего не почувствовать? Недоумевая, делаешь попытку встать... Кувыркнувшись в воздухе, возносишься чуть ли не к потолку. Плавно опускаешься на пол, мягко шлепнувшись попой. Хорошо, что в комнате нет зеркал. Не хотелось бы увидеть свою ошеломленную физиономию. Кое-как приведя мысли в порядок, находишь простое объяснение. Искусственная гравитация сильно ослабла. Режим экономии энергии, ясно-понятно. Новую попытку встать делаешь медленно, осторожно. Уф! Получилось. Немного кружится голова – это скоро пройдет. Надо не шагать, а легонько прыгать, отталкиваясь сразу обеими ногами. В питьевом фонтанчике, слава Марии, вода еще есть. Ловишь ее губами, желудок жалобно урчит. Ему бы сейчас яичницы с ветчиной... Ладно, пусть чаю с булочкой. Третьи сутки невольной голодовки – дискомфорт, но ничего страшного. Без жратвы и две недели свободно выдержишь. Не этого надо бояться. А того, что с минуты на минуту услышишь аварийный сигнал: кислород на исходе. Ты ждала его вчера. Видно, долгий сон немного продлил твою жизнь. Напившись, ловким стелющимся прыжком отправляешь себя прямиком на кровать. Эх, некому на тебя полюбоваться. Почти что летать научилась. Правда, недалеко и низенько. Пробуешь расслабиться и снова заснуть. Во сне организм потребляет меньше кислорода. Так, в полудреме, полу-трансе проходит еще несколько часов. Слабое тяготение помогает тебе. Чтобы не было скучно, сочиняешь во сне философский трактат. “Влияние характера на судьбу”. Получается очень солидно. Особенно нравится глава “О нецелесообразности использования клавишных духовых инструментов священнослужителями среднего и младшего звена на вне-церковных праздничных мероприятиях”. Сей труд имеет успех, но находятся недоброжелатели, обвиняющие тебя в плагиате. Во сне ты с жаром доказываешь всем и каждому, что результаты твоего исследования намного шире, чем тривиальная народная мудрость “на хрена попу гармонь”. Чем закончилась воображаемая борьба за научный прогресс, остается неясным. В следующее пробуждение вновь обнаруживаешь себя привольно разлегшейся на полу. Ситуация смешная, и начинает надоедать. Падшая женщина... простите за нехороший каламбур. Присмотревшись, обнаруживаешь, что спать надо не сверху покрывала, а забравшись под него. Оно – эластичное, и пристегнуто по бокам к кровати. Еще четыре однообразных дня. Время отмечаешь, переводя в уме новтеранские сутки в привычные дни Мира. Сигнал тревоги так и не прозвучал. Странно, но это тебя пугает. В довершение, вторая дверь, через которую можно добраться до центрального поста, вновь заблокирована. Надо бы поорать на нее, и попинать хорошенько. Да что-то нет желания и сил. Зеркало в ванной показывает бледную физиономию, со впалыми щеками. Хоть икону пиши. Тоненькой струйки из крана едва хватает ополоснуть свой светлый лик. Горе тебе, Наоми. Пояс джинсов затягиваешь еще на одну дырочку. Его ты купила еще в Хонке, великой столице Суора. Добротный, кожаный, со множеством мелких кармашков, в каждый помещается монета. Когда-то так и было. Сорок девять золотых – ты носила на себе почти миллион. Гроши ушли на поддержку восстания в Суоре. Тогда ты думала, что Лора погибла. Ты собиралась мстить за нее. Чтобы, спустя несколько месяцев, ловить ее осуждающий взгляд, слышать презрительные слова. Тащишься обратно в комнату, садишься на постель, жалобно всхлипывая. Романтические вздохи, на пустой желудок, оборачивается громкой икотой. Безобразие, фу. Набираешь в грудь воздуха, задерживаешь дыхание. Ногам передается дрожь пола... что такое?! Кровать под тобой ходит ходуном. Издаешь что-то вроде хрюканья или фырканья, не удержав воздух в легких. Валишься на пол, вне себя от ужаса. Судорожно вздыхаешь, заходишься кашлем. Святой боже и Мария-заступница! Неужели твое космическое убежище начинает разваливаться?! Странное явление прекращается так же внезапно, как началось. Тишина. Ни шороха, ни звука. Что за чертовщина? Не могло же всё это тебе показаться? Вот будет номер, если у тебя просто крыша поехала. Напряженно прислушиваешься. Ничего. Всё вокруг в полном порядке. Ты тоже в порядке. Не ушиблась, нос не расквасила. И, кстати! Икота прошла. Примостившись на полу в вольной позе, воображаешь Лору рядом с собой. Надо сказать ей: “Знаешь, дорогая, ты несправедлива ко мне! Мне надоело выслушивать от всякие тебя гадости...” Нет. Не так. “Лора... Мне пришлось совершить много плохого. Обстоятельства были сильнее меня...” Не годится. Лора тонко чувствует фальшь. Тебе нечего сказать ей. Слышишь чей-то голос, и не сразу понимаешь, что это говоришь ты. – ...да, я отправила Тамару на погибель. Не было в том никакой высшей справедливости. Девчонка убивала, чтобы выжить. А я – за идею. Вот и угораздило Тамми напороться на меня... На пьяное от безнаказанности, осатаневшее чмо. Сигнал тревоги прозвучал под утро. Так называется время, когда ты просыпаешься. Какое сейчас время в Мете – не знаешь, сбилась со счета. Быстро отстегиваешь покрывало, спрыгиваешь на пол. Получается красиво и ловко – приноровилась к слабому тяготению. Голова ясная, мыслишь четко. Спала совершенно без сновидений. Это – последствия недельной голодовки? В комнате медленно разгораются потолочные лампы. Надо же, какая забота! Автоматика следит, чтобы глазки твои привыкли к яркому свету. Жаль только, что к отсутствию кислорода привыкнуть нельзя. На стене горит транспарант: “Выполняется разгерметизация отсеков”. Чтоо-о??!.. Какая, нахер, разгереме... да вы, что, сдурели?! Идиоты... кто так запрограммировал систему? “Эй, перестаньте, я же задохнусь!” Слышно громкое шипение. Замок двери щелкает, сейчас напором воздуха ее распахнет настежь, и атмосфера каюты улетучится. Смерть от декомпрессии не самая приятная, одно утешение – быстрая. Кровь из горла, из ушей, вылезшие из орбит глаза, хрип, краткие конвульсии, и поминай, как звали. Вот, что тебя ждет. Но... ничего не происходит! Секунды текут. Дверь по-прежнему закрыта, словно что-то прижимает ее снаружи. В воздухе появляется странный запах. Нельзя сказать, чтобы неприятный, но незнакомый. В голову закрадывается невероятная мысль. Если она верна, то снаружи есть атмосфера. Сейчас чуждый воздух проникает в отсеки станции. Беда в том, что, по определению, он – не пригоден для дыхания! Метан, аммиак, углекислый газ – таков состав первичной атмосферы. Кислороду в ней взяться неоткуда. Ладно, примем, как данное. Тот факт, что не чувствуется мерзкой вони, говорит о том, что основной компонент – углекислота. Она не пахнет. Как утешительно. Потеря сознания происходит незаметно; судя по времени, ты уже мертва. Криво усмехнувшись, пинаешь дверь ногой. Ошибочка, блин. Дверь легко распахивается, давление уравнялось с наружным. А тебя отбрасывает назад, ты неловко шлепаешься, проклиная собственную забывчивость. Тяготение, мать его так... Потирая разные места своего красивого, но немного исхудалого тела; и почесывая глупую голову, выгребаешься в коридор. Легкая слабость почти не мешает. Не до забот о самочувствии, пока. Тобой всё больше овладевает изумление. Направо пойдешь – в центральный пост попадешь. Нам туда не надо. Налево попрёшься – увидишь свет в конце тоннеля. Это открывается наружный люк. Спешишь туда, пару раз нелепо взбрыкнув ногами. Давно пора было догадаться. Видя, как медленно падают оброненные предметы, могла сообразить. Школьная физика. Высота, с которой твой ботинок упадет на пол ровно за одну секунду – численно равна половине ускорения. Проделай сей простой опыт, и убедилась бы. Восемьдесят сантиметров. Это дает метр шестьдесят на квадратную секунду. Одна шестая от тяготения Мира. Решение простое, ответ очевидный... Останавливаешься на выходе. Великие скульпторы, где вы? С тебя надо ваять статую “Обалдевшая дева”. Ясное вечернее небо и цветущие поля, с темной кромкой леса на горизонте. Твой воплотившийся сон. Вблизи – странные голубые и фиолетовые цветы на толстых стеблях, в рост человека. Это их аромат ты ощутила в каюте. Низко над горизонтом, чуть выше и левее заходящего солнца – большой, узкий, светлый серп. Это – Мир, такой близкий и такой далекий. Вокруг торжественная тишина. Воздух чист, благоухан и свеж. Неделю назад здесь был ад из серных испарений, раскаленной лавы, и внезапных землетрясений от падения очередного астероида. Сейчас должно быть то же самое, разве что почва перестала бы дрожать. Здравствуй, Обо! Вечная, молчаливая спутница... Кто же сделал с тобой такое?! Кто сотворил это невероятное чудо? Ближняя луна. День номер 6. Счет ведешь от следующего утра после выползания на свет божий. Начало нового дня похоже на начало предыдущего. Отличается только картинка в небе. Через шесть дней она повторится. Ты увидишь Мир в той же фазе и на таком же удалении от солнца. Шестидневная неделя. Гордишься тем, что составила первый календарь для терра-формированной Обо. Утро начинается с рассвета. Штаны, рубашка, ботиночки... Климат здесь райски приятный. Можно отогреться после погодных аномалий Мира. Сходишь по пологому пандусу (в который развернулся входной люк). Приступаешь к умыванию. Делается это так. У тебя, в пустотелой металлической пряжке пояса, спрятано главное сокровище. Миниатюрный стилет. Остро заточенная нержавеющая сталь. Опять же, сувенир из Суора. Что бы ты без него делала. А так: вооружена до зубов. Простите, до пупка. Входишь в гущу цветочных стеблей. Даже страшновато называть это цветами. Толстый, зеленый коленчатый стебель. Наподобие бамбукового. Узкие, темно-зеленые листья. Бутоны и раскрывшиеся цветы – на самой макушке, выше твоей головы. Ищешь стебли более светлого оттенка. Вот, нашелся один. Обхватом в ладонь. С усилием качаешь его, прислушиваясь. Буль-буль. Острием стилета буравишь древесно-твердую зелень ствола. Готово! Подставляешь тару под тонкую, упругую струю. В одном колене чуть больше поллитра. Сперва пьешь, утоляя жажду. Остатком ополаскиваешь рожу. Длинными стелющимися шагами углубляешься дальше в заросли. “Огуречник”. Его листья вроде побегов молодой спаржи. На вкус, и правда, напоминает огурец. Ням-ням, хрум-хрум. В первый же день пришлось решать важную задачу. Как в математике есть таинственно-сложная “Проблема Бернстайна”, так и у тебя – “проблема кастрюли”. Беда в том, что на станции нет ничего похожего на камбуз. Есть продовольственный склад – он пуст. Не оттого, что кто-то всё съел. А потому, что не затарили. Незачем, при беспилотном вояже... Обшарив склад, нашла маленький контейнер, черт знает из под чего. Со снимающейся крышкой. Сойдет за высокую кастрюльку или чайник. После принялась изучать местную флору. На вкус. Пробовала немножко. Ждала, не случится ли чего. Всяких там... тошноты, рвоты и прочих конвульсий. Обошлось. Не испытала никаких страшных мук и последующей ужасной смерти. Одно лишь любопытство снедало тебя. Откуда взялось окружающее благолепие?.. Программируемая эволюция. Вроде цепной реакции. Как взрыв . Вж-ж-жух! И готово! Ты подсчитала: вся Обо зацвела за каких-то восемь дней! Сперва споры бактерий, которыми засеяли новорожденную атмосферу. Потом... фиг его знает что, но эффект поразительный. Не ожидала, что новтеранские умники настолько продвинулись. За эти дни взяла обыкновение разговаривать сама с собой. Способствует самоконтролю, держит в тонусе. Рассказываешь себе и воображаемой аудитории, каков твой распорядок дня. На подножном корму протянуть можно долго, но закончится тем, что протянешь ноги. Допустить этого никак нельзя, ты себе очень дорога. Поэтому, сразу после завтрака отправляешься в поход за обедом и ужином. “По вчерашним следам, по следам прошлых дней, неся смерть городам, мы пришпорим коней...” Боевая песня барнабов. Никогда больше не звучать ей над Миром. И народа такого больше нет. Полчаса прыг-скока на юг и выходишь к... берегу моря? Или огромного озера. За близким горизонтом противоположного берега всё равно не углядеть. Одно знаешь точно: вода тут пресная. В первый раз ты здесь едва не погибла. Допрыгалась, одним словом. Когда увидела, что под тобой обрыв, метров в пятьдесят, было уже поздно. Ты находилась в воздухе, в середине очередного прыжка. Который грозил стать последним. Причиной стал обман зрения. Мы привыкли, что в Мире горизонт находится далеко, километрах эдак в пяти-шести. Если смотреть с высоты собственного роста. Очень трудно поверить, что на Обо это не так. Поэтому все детали пейзажа кажутся дальше, чем они есть. Ты медленно, как во сне, погружалась в провал, а сознание лихорадочно оценивало обстановку. За шесть секунд падения наберешь скорость, с какой дома шмякнулась бы, упав с пятиметровой высоты. Это – предел для благополучного исхода, когда нет еще риска переломать ноги. Дольше – пиши пропало. Извернулась, сжалась в комок, ускорив вращение. Вытянулась, оказавшись лицом к бугристой стене обрыва. Дотянулась руками, едва не содрав кожу на пальцах. Так тормозилась, хватаясь за стенку каждые две-три секунды. Не помнила, как оказалась внизу. Долго лежала, отдыхая, а волны тихо плескались у твоих ног. Нашла себе приключение... От этого воспоминия до сих пор пробирает озноб. Вот и хорошо. Не теряй бдительности. Доходишь, доскальзываешь до края. Точный расчет. Медленно скользишь вниз, вдоль серой, в трещинах и выпуклостях, каменной стены. Каждая зацепка теперь знакома. Для каждой в памяти отмечена запасная – где еще ухватиться, если промахнешься. Полминуты, и ты внизу. Время отлива. До кромки воды еще метров двести. Подходишь. Снимаешь ботинки, закатываешь штаны. Вода прозрачная. На полуметровой глубине, среди колышущихся водорослей засели кошмарные существа. Это в первый раз они показались такими. Ничего особенного. Полистайте книжку по палеонтологии. Найдите главу о трилобитах. Ага. Они самые. “Крабораки” – именуешь их ты. Снимаешь контейнер, притороченный за спиной, наполняешь его водой. Быстро выуживаешь из воды, хватая за широкие черные спинки, троих крабораков. Запихиваешь в контейнер, захлопываешь крышку. Простите, ребята. Принуждена сварить вас и съесть. Лезть наверх всегда легче, чем спускаться. Этому не мешает даже контейнер за спиной. Дома он весил бы около десяти килограммов. А здесь чуть больше полутора. Инерция, правда, у него осталась та же самая. На обратном пути это чувствуется в каждом прыжке. Но ты уже привыкла. Возвращаешься довольная. Крабораки скребутся в контейнере. Резвитесь, пока. Время до обеда положено посвятить ученым занятиям и благочестивым размышлениям. Вот и займемся. “...я застала рубеж двух эпох. Помню остатки феодального рабства, сальные свечи, флуорлампы, тарантасы, солнечный телеграф, арбалеты и пружинные ружья... На моих глазах возникли железные дороги с курьерскими поездами, пароходы, электрические фонари, автомобили, аэропланы, крейсера, подводные лодки, радиостанции, телефоны, реактивные снаряды...” “...Моя попытка вмешательства в местные дела закончилась до ужаса плачевно. Я чудом осталась жива. То были тяжкие дни. Я спрашивала себя: что же ты будешь делать – несчастная, запутавшаяся в чуждой жизни дура? Ответила: сделаю ее своей. Займу место на вершине пирамиды, благо, для этого нечаянно сложились все условия. Я – мученица, я героиня, восставшая из мертвых...” “...помня, как облажалась в начале, когда меня почти совсем убили, сочинила, на будущее, основные принципы. Первое: единоличная власть. Решения принимаются и исполняются в среднем втрое быстрее, чем в парламентской говорильне, когда никому не интересно решение верное, а лишь устраивающее всех. Второе: предсказуемость. Игра всегда по одним и тем же правилам. Подданным не надо каждое утро в страхе угадывать, с какой ноги встал правитель. И у правителя меньше шансов получить себе тугой шарфик на шею или табакеркой в висок. Третье: никогда никому не угрожать. Слабый угрожает, а сильный действует. Да так действует, что и через пятьдесят лет все пораженно молчат. И, последнее. Самое плохое для правителя – это располагать неверными данными для принятия решений. Поэтому: жесточайшие наказания за ложь, обман, дезинформацию. Всяческие поощрения за правду...” “...очень скоро, осваивая практику управления государством, я уяснила, что подлость человеческая не имеет границ. Есть индивиды, которых ничем не прошибёшь. Ложь, провокации, убийства из-за угла близких, дорогих тебе людей – для них это, как стакан воды выпить. Мелкие физиологические потребности. Плюс сильная воля. Даже под угрозой смерти они смеялись мне в лицо. Но и у этой породы нашлось слабое место. Базовые инстинкты – неистребимы. “Делай со мной, что хочешь, не сдамся, – говорили мне. “Ничего тебе не сделаю, – отвечала я. – “За тебя расплатятся родные, твоя женщина, дети...” Это – действовало. Люди очень удивляются, когда с ними поступаешь так же, как они с тобой...” “...меня упрекали за прямолинейность, неспособность к компромиссам. Здрасте-пожалуйста... когда Эгваль руками барнабов решила уничтожить Остров, мне просто не оставили выбора. Не говорите, что вас не предупреждали. Я же предложила переговоры! Сказала прямо и честно: “Не хочу войны, жажду мира. И предупреждаю вас со слезами на глазах: стоит вам тронуть меня – и я убью вас всех до единого...” “...в Госсовете сомневались, доказывали мне, что нельзя загонять крысу в угол! Какой глупый предрассудок! Наоборот, с некоторыми крысами только так и следует себя вести!..” “...я оказалась права, а они нет. Годы шли, славные, победные. Но, меня всё чаще попрекали, обзывали душительницей свобод. Вранье! Свобода слова? Да, пожалуйста! На здоровье! Кушайте полной ложкой! Но нигде не сказано, что вы должны быть на свободе после своих слов!..” “...так же плотно я затыкала глотки так называемым “борцам за независимость”. Независимости людей и народов не было, нет, и не будет! Все взаимосвязано...” “...со временем всё чаще вспоминала человека, предупредивший меня когда-то, что за всё придется платить. Накапливалась усталость. Не физическая, а что-то вроде душевного изнеможения. После долгих лет борьбы становилось всё труднее верить в свою миссию...” “...наступил день, когда я в ужасе и отчаянии спросила моего доброго старика Гаяра: что же со мной происходит?! Откуда тлеющая во мне злоба? Эти вспышки беспричинного яростного гнева? Да такие, что я перестаю себя контролировать...” “...постепенно выяснилось, что лучшее лекарство для меня – временами менять род занятий. Я оставила ежедневную рутину заместителю, и погрузилась с головой в проект реконструкции столицы. Вскоре адмирал Арни напросился поговорить со мной наедине. Воскликнул дребезжащим голосом: “Нельзя так делать! Ты спроектировала широченные авеню, по которым боевую технику легко перебросить в центр города. Зачем своими руками облегчать кому-то попытку переворота?” Я посмотрела на его иссеченное старческими морщинами лицо, красные прожилки у носа – следствие частого пьянства, на его трясущиеся руки, согбенные плечи. Когда то сильный, высокий, смелый человек... Преувеличенно бодро ответила: “Так это же хорошо! Представь, как красив будет блеск зари на танковой броне, как суровы лица воинов, идущих сокрушить тиранию Хозяйки!” Он покрутил пальцем у виска, буркнул: “Совсем сбрендила старуха!” – и вышел, хлопнув дверью. Он всю жизнь верно служил мне, но всегда был груб со мной. И его мучило, что стар и немощен он, а не я...” “...вот и всё. Когда-то я знала человека, который был на верном пути... а теперь я не верю, что это была я. Мой народ! Почему... ты меня не сверг?..”