6. МОМЕНТ ИСТИНЫ
Лязгнул стыковочный узел, дверь позади отворилась. Ксена. Проведать пришла. За ее спиной – темнота коридора. В голове сам-собой выстраивается план: дать госпоже полковнику по башке, и бегом... в узкую, черную пасть. Ага, как же. Проход сразу закроется с той стороны. Ксена выволочет тебя, визжащую и брыкающуюся, обратно в клетку. Ладно, зал опустел – перерыв. Каналья Бернстайн закончил словоблудничать, и почтеннейшая публика пошла пожрать. Выпить. Поссать и посрать. И некому будет наблюдать за твоей попыткой отмутузить Ксену. Так что, давай... пробуй. – Бесполезно, – говорит Ксена. – Шлюз захлопывается там, когда открывается здесь. Нет, не читаю твои испуганные мыслишки – не умею. Они у всех одинаковые: бежать, спасаться... Человек – животное с большими мозгами. Оттого иллюзий много. Есть хочешь? – Нет. – Оправиться? – Да. – Тогда идем. Без фокусов, попрошу. Препровождает тебя в известное, не упоминаемое место. Равнодушно наблюдает, как ты делаешь свои дела. Мало ли, вдруг самоубиться решишь. Так вот – не выйдет, дорогая. Ужасно чувствовать, что от тебя ничего не зависит. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, представляешь, что бы сделала с этой скотиной – Бернстайном. Вот же злопамятный гад! Превзошел ожидания. Во всех смыслах. Большой ученый, даже очень. И, вообще, хитрожопый! Признайся честно: не ожидала, что он сообразит поставить себе в мозгах ментальный якорь. Да какой! Использовать цепочки ассоциаций на основе твоего же литературного труда! Ксена ведет тебя обратно. В зале светло, публика постепенно собирается. Кто-то жует на ходу. Ксена интересуется: – Точно, есть не хочешь? Мотаешь головой. Нет. Кусок не полезет в горло. В голове словно стучит метроном, отсчитывая секунды. – Хоть воды глотни... Отхлебываешь, закашлявшись, из протянутой фляжки. Плохо. Всё очень плохо. Свет в зале медленно меркнет. Второе действие началось. – ...Господин Бернстайн! Что произошло после того, как к вам вернулась память? – Как я сказал, в 1365 году я успешно освободился от оков, которыми Хозяйка Острова опутала мой разум. Как на фотопластинке проявляется изображение, так ожила память прожитых лет! Я смог объективно оценить случившееся со мной. Обнаружил интересный психологический феномен. Мозг не терпит лакун в восприятии. Если какие-то воспоминания утрачены, то они они заменяются ложными. Приведу пример. В воспоминаниях о работе, якобы, на Минобороны Эгваль, мои коллеги по этой работе... в моем воображении выглядели, как известные артисты театра и кино! В зале веселое оживление. – Да! Представьте себе! А сколько еще людей, подобных мне, до сих пор живет во сне наяву? Как понять, что ваши мысли и чувства, на самом деле, принадлежат не вам? Что люди, которых вы любили, или ненавидели... с кем делили последний кусок хлеба... что люди эти – никогда не существовали? Задумайтесь об этом! Вам станет не до смеха. Наступает глубокая тишина. В ней звучит лишь голос Бернстайна. Старикашка вошел в раж, ты не видишь его, но представляешь воочию. Как он витийствует на экране; как блестит его лысина, окруженная растрепанным венчиком седых волос. Рот его кривится, когда он выплевывает фразу за фразой. Тыльной стороной ладони Бернстайн торопливо вытирает струйку пены с подбородка. – ...Представьте, как я был потрясен, когда в газетных репортажах увидел фото одной развязной девицы! Первой мыслью было: “Бедный Энвер! Ты всё-таки сбрендил! В каждой шлюхе видишь образ, навсегда запечатленный в твоем мозгу...” Но, что если это – не бред?! Я вспомнил... Вспомнил!.. Истинный облик Хозяйки! Женщины, разменявшей шестой десяток, и выглядевшей неправдоподобно молодо! Придворные жополизы ничего не замечали, одурманенные ментальным воздействием! А для народа и кинокамер – грим! Имитирующий облик пожилой дамы, скрывающей увядание умелым макияжем! Такой... обман в обмане! – ...Я сказал себе: ладно! У каждого найдется двойник – человек, очень на тебя похожий. Предположим: это – тот случай. Я решил наблюдать за похождениями двойника Хозяйки. Если жизнь этой особы так и покатится под откос, в аккомпанементе ссор и скандалов – значит, действительно – другой человек. Случайное фантастическое сходство. Природа допускает невероятные повторения. – ...Через несколько лет ужасная правда полностью открылась мне!.. Невозможное двойное совпадение! Идеальное внешнее сходство, плюс экстраординарные способности. Карьера дамочки напоминала экспоненциальную функцию! Плавный подъем, перешедший в крутой взлет! Когда же знаменитая... да! Уже на всю страну!.. Сыграла в новом фильме, посвященном... жизни и деятельности Хозяйки Острова! Прославляющем ее! Стало очевидно, что имеет место тождество! Что мы – жертвы очередного, грандиозного обмана!.. Да... Слушаешь бессвязные стариковские вопли, испытывая глухое раздражение. Что-то слишком часто снисходит озарение то на одного, то на другого. Вот и Энвер отличился. Напрасная твоя надежда – спрятаться за красивой выдумкой. Дескать, несчастная Нина Вандерхузе сошла с ума, вообразив себя Хозяйкой Острова. Раньше тебе претила эта легенда. В тайных мечтах ты срывала покровы, обнажала истину... короче, представала перед друзьями и врагами снова самой собой. Ага, давай. Даже Лоре открыться сил не хватило. Пока она сама тебя из скорлупы не вытащила. Медленный, осторожный глубокий вдох. Спокойна. Совершенно спокойна. – ПРОФЕССОР!! Бернстайн умолкает. Потом мычит что-то неразборчивое, как будто у него кляп во рту. А ты не теряешь времени даром. Голос у тебя сильный, как говорится, “нутряной”. Единственное оставшееся оружие. – Скажите! Вы смотрели “Ангела с черными крыльями”? Старик что-то бормочет, пытаясь поймать утерянную мысль. – Ээ-э... да... конечно... – Там дан простой и ясный ответ. И зря вы убили время на “теорию заговора”. Вмешивается, с металлом в голосе, прокурор: – Вы нарочно отвлекаете нас! Думаете, погрязнем на три часа в дешевой агитке? Выискивая то, чего там нет! Бернстайн поддакивает: – Абсолютно вредоносное произведение! Содержит скрытые ментальные ловушки, действующие на подсознание! Никто не отвечает ему. В зале – глубокое молчание. На ярко освещенной сцене, в глубине куба, собранного из плит броневого стекла, стоишь ты. С поникшей головой, и руками, заведенными за спину. Нет в жалкой фигуре ничего от сказочной злой колдуньи. Ничего, намекающего на былое высокое положение. Облик, скорее нелепый, чем страшный. Стоптанные ботинки, потертые джинсы. Штопаный на локтях свитер. Но, всмотритесь в это лицо! Печальное, усталое. И, при том – воплощение юности и красоты. Кто поверит болезненным фантазиям несчастного старика? Объявлен внеочередной перерыв. Кажется, Энверу Бернстайну стало плохо. Ксена вновь уводит тебя “проветриться”. В этот раз сама напоминаешь ей, что не кормлена, не поена. Возвращаешься в хрустальную (если бы так!) клетку с полными руками снеди. Судок с горячим обедом, термос с кофе. Еще и пирожок в промасленном пакете. Напоследок, насмешливо запугиваешь Ксену: – Я буду во снах к тебе приходить. До конца твоей грешной жизни. Хоть ты стойкая, закаленная, но со мной это тебе не поможет. Ксена натянуто улыбается, уходит. Садишься на диванчик, начинаешь трапезничать. Начхать на любопытные взоры. А шницель-то – неплох. Ради тебя, наверное расстарались. Гуманизм в здешних местах прямо зашкаливает. Ты на их месте давно бы выбила из тебя все необходимые признания. Кстати, тоже без излишнего мучительства. Не усвоила, похоже, Ксена, главу из сочиненной когда-тобой методички. Успеваешь допить кофе, когда гаснет свет, и начинается третий акт дурацкого действа. Он будет длиннее предыдущих из-за нечаянного перерыва. С удовольствием замечаешь в себе спокойствие, и решимость доиграть до конца. Кстати, как там Энвер? О нем ни слуху, ни духу. Не помер ли часом? Не вздумай жалеть негодяя. – Вызываем свидетеля, Ксению Грин! Вот те раз! И она – туда же! Расскажет, как допрашивала тебя? Так ей, по сути, докладывать не о чем. Ладно, послушаем. В роли очередного, невидимого с твоего места свидетеля, Ксена даже хуже Бернстайна. Повторяется, мямлит, путает слова... Никакого артистизма. – ...Сопоставление недавних фото в разных ракурсах, с известным живописным и скульптурным изображениями. Также с кино и фото-материалами полувековой давности... Ах, вот зачем тебя голышом намедни выгуливали! Чтобы скрытые камеры сфоткали со всех сторон. Слева-справа, с задницы, с передка. Умники. Сравнить им захотелось. Не так много старинных образчиков имеется. Не зря Хозяйка запрещала фотографировать, а позже, снимать на камеру свою божественную особу. – ...Совпадение образов с высокой степенью достоверности... Бла-бла-бла... Мели, Ксена, мели. У каждого есть хотя бы один двойник, вспомни: это Энвер сказал. До того похожий, что в обморок хлопнешся, случайно встретив. К счастью, подобные казусы невероятно редки. В зале шумно. Твои фото в стиле ню возымели успех. Славненько. Давайте, подрочите на них. – ...Методы идентификации личности, разработанные учеными Ганы... Кажется, от зевоты скулы сведет. Что, если лечь и демонстративно захрапеть? – ...Образцов тканей, крови или слюны... Охо-хо... Кто же так сценарии пишет? – ...Соответствие генных маркеров... Что она мелет? В скромном гостином доме, играя роль горничной, взяла образцы твоей слюны с посуды, с которой ты ела и пила. Ага, ну... да. В Гане есть светлые умы. Переоткрыли метод генетического анализа, уже (с твоей подачи!) известный в ГИН. Молодцы, чего уж... – С целью доказать или опровергнуть... С чем сравнивать-то, умники? Вдруг становится холодно. Даже руками себя обхватываешь. Ерунда. Психология. Здесь по-прежнему тепло. Трёшь ладони, дуешь на них. Сейчас... сейчас... Фф-фу... отошла! Черт, досадно-то как. Забыла. Даже в голову не пришло, что реликвия сохранилась, пережив войну. Странный военный трофей. – ...С вероятностью 99,99% принадлежит тому же лицу, чьи отпечатки крови остались на платье. В нем была подвергнута ритуальному бичеванию Наоми Вартан, во время принесения ею клятвы на верность Острову в 1327 году. Сильный шум в зале. Гул. Ропот. – ...Готовы ответить на единственный мой вопрос? Это – нарушение процедуры. Или ей разрешили допрашивать тебя? – Готовы ли... Хочется, чтобы всё быстрее закончилось. – Да, спрашивай! – Вам понравилось та варварская церемония? – Нет... Было очень больно, Ксена. В это мгновение внезапной тишины... испытываешь не страх, не отчаяние, и не болезненное ликование самоубийцы. А невероятное чувство освобождения. Как тяжкий груз уронила с плеч. – Мне больно до сих пор. Я обещала спокойствие, процветание, благополучие. И не сдержала слово. Люди напрасно доверились мне... В зале присутствует охрана. Все в штатском, крепкие, молчаливые. Скоро понадобится их вмешательство, чтобы навести порядок. Хочется им помочь. Но, как?.. Проклятый ошейник мешает транслировать твою волю в возбужденную, орущую толпу. Поэтому просто стоишь в неподвижности, ни один мускул не дрогнет. Живая статуя. Довольно трудный фокус, если требуется выполнять его длительное время. Как ни странно, этого достаточно, чтобы восстановилось спокойствие. – Грязная шлюха! Это – последний неприличный выкрик. Получив дубинкой по ребрам, виновник согнувшись, падает в кресло. Спасибочки. Без вас, костоломы, мне бы тяжко пришлось. Никакого почтения к Ее высочеству. Впервые с благодарностью думаешь о плитах бронестекла, отделяющих тебя от зала. – Вы признаете, что вы – та, которая... вы... Голос прокурора Якеша скрипит, как несмазанное колесо деревенской телеги. Он – человек пожилой, перешедший грань, за которой перестаешь сомневаться в неизбежном конце. Верить в свое бессмертие – удел молодых. А господин прокурор уже ни во что не верит. В честность не верит. В порядочность. Правосудие. В чудеса – тем более. Ему поручили разыграть комедию. Обвинить душевно нездоровую женщину во всех смертных грехах. Получить хорошего качества видеозапись. Чтобы, с минимальными изъятиями, показать ее народу. Смотрите, люди, на источник всех ваших бед. На дьявола во плоти, которого мы изгоняем обратно в ад. Всеобщий восторг. Ликование. Овация. Сейчас Якеш в трудной ситуации. Затеянное его хозяевами представление требует полной самоотдачи от действующих лиц. Прокурор должен в праведном гневе метать в злодейку громы и молнии. Но... Якеш не в силах заставить себя поверить. Не хочет, отказывается, не смеет верить в то, что эта юная особа... в действительности намного старше него. Оттого он сейчас весь, как туго натянутая струна. – Жаль, господин прокурор, что вы не смотрели “Ангела...” Там – ответ. – Отвечайте... на... вопрос... – Я ответила. Плохо, что вы не слышите. Ропот в зале. Ты прямо намекнула на свои ментальные способности. Уменье читать чужие мысли и внушать свои. Вместе с предполагаемым даром вечной молодости, ты сейчас – пойманный варварами сверхчеловек. Так они должны о тебе думать. Должны бояться тебя. Что, если новтеранское чудовище и в таком беспомощном положении сумеет нанести внезапный удар? Генеральный прокурор пребывает в ступоре, но радоваться рано. Другой голос, мелодичный, хорошо поставленный, возглашает: – Разрешите мне развязать этот узел. Нам не важна личность присутствующей здесь гражданки. Важны сведения, которые она сообщит. Обращаться к ней, полагаю, можно по имени, привычному ей. Не так ли... Нойс Винер? – Пожалуйста. Как вам удобно. – Волею случая, вы хорошо осведомлены о деятельности Ее высочества. – Да. – Расскажите нам о плане уничтожения Эгваль. – Не было такого. – Неужели? В 1336 году наша великая страна стояла на грани гибели, от ниспосланной на нее ужасной болезни. Это было делом рук Ее высочества; плодом коварного замысла, созревшего в ее злобном уме. – ... – Вы молчите? Почему? Уста ваши скованы печатью страха и раскаянья? – Молчу, потому что нет смысла говорить. Я тут вроде – лишняя! Сами себе задаете вопросы, и сами на них отвечаете. Продолжайте в том же духе. Не смею мешать. Пока Верхосуд Кинзор, гневно сопя, собирается с мыслями, можно и отдохнуть. Ложишься на жесткий диван, очи в потолочи, расслабляешься. Время – отличный целитель. Можно без содрогания вспоминать события, едва не стоившие тебе рассудка. Или самой жизни. Некогда ты составила великий план поворота Истории. При удаче, не было бы в Мире страны-гегемона, подавившей остальных одним своим многолюдьем. Не было бы ретроградной идеологии: решения любых проблем числом, а не уменьем. Не было бы жуткого, мучающего тебя все дальнейшие годы подозрения. Но, ты тогда не выдержала. Ужаснулась собственному замыслу, своей непомерной дерзости. Спокойная, строгая логика стороннего наблюдателя столкнулась с базовыми инстинктами человеческих существ. Тех самых, над которыми ты задумала поставить масштабный эксперимент. Оказалось, ты – одна из них. С теми же чувствами, мыслями и страхами. Способностью сопереживать, многократно усиленной врожденным талантом телепата. С какой поспешностью ты отыграла всё назад! Какого напряжения это от тебя потребовало! И от твоих соратников. Думаете, легко загнать джинна обратно в бутылку? Прекратить искусственно вызванную пандемию лихорадки крэг? Помнишь, как валялась в ногах у доктора Гаяра? Рыдала: “Рон, я погибаю! Мне страшно! Спасите меня!” Минули годы. Десятилетия. Оставили в душе новые шрамы. И растущее отчаяние. С ним ты встречала все новые подтверждения, которые давала тебе жизнь. Парадокс Рутении – не случайный зигзаг развития! Историческая закономерность. Следствие фундаментального дефекта человеческой природы. Хомо сапиенс – ошибка эволюции. Здешнюю цивилизацию ждет такой же масштабный крах, как ранее терранскую. Все людские сообщества в конечном счете погибнут. Кроме... Новтеры. Так ты полагала когда-то. И вот, Новтеры больше нет. Еще одно доказательство зловещего парадокса. – Нойс Винер! Я к вам обращаюсь! Ага, прокурор воспрянул. После перепалки с судьей, отстоял право клеймить и обличать тебя. Интересное тут судопроизводство. Троица: дознаватель, прокурор, судья. Ты могла бы помочь усовершенствовать эту систему. Впрочем, еще не поздно. – Ау? Слушаю, уважаемый. – Встаньте, когда с вами разговаривают! – Я устала. Подите прочь. Ощущаешь злорадство, и удовольствие оттого, что поломала сценарий. Помучаетесь, гады, пытаясь склеить из кусочков правдоподобную запись судебного заседания. Господин прокурор Якеш делает несколько безуспешных попыток призвать тебя к порядку. На помощь опять приходит Кинзор, с ласковыми увещеваниями. Его ты прямо посылаешь нахер. Публика заинтересованно следит за творимой тобой отсебятиной. Смешки, скабрезные комментарии. При том, что градус неприязни, порожденной разоблачительным докладом Ксены, заметно упал. Сколько бы она не рассказывала о новых методах установления личности, но... это только ее слова. Чтобы их приняли на веру, госпожа полковник должна быть очень убедительной. Да только харизмы ей, как раз и не достает. – Ходатайство прокурора судом удовлетворено! – возглашает Кинзор. Эй-эй! Вы о чем? Что я пропустила? – ...Допросить подозреваемую с использованием технических средств! Лязг, скрип двери, возникает Ксена. Дотрагивается до тебя, рука у нее мягкая и сильная. Резко поднимаешься, аж голова кругом – всё правильно, переутомлена, ослаблена. А тут еще Ксена злится. Не к добру. – Предупреждала, не играйте со мной! Кстати, известно мне: умеете обманывать прибор! Но, при интенсивном допросе, долго не продержитесь. – Хорошо-хорошо, исправилась, не буду... Устала ждать, прости. Не потащит же она тебя в допросную! Не осмелится своими руками рушить прекрасный сюжет. Презренная негодяйка пред всевидящим оком эгвальского правосудия. Ксена решительно стаскивает тебя с дивана. Похожего, скорее, на длинный сундук с мягкой обивкой на крышке. Пока ты, потирая плечо, злобно шипишь всякие народные слова, Ксена открывает волшебный сундучок. Он начинает раскладываться в сложную, затейливую конструкцию. В ней угадывается новомодная, самая современная конструкция Правдоискателя. Далеко шагнула наука и техника со времен первопроходцев. Вернее – первопроходца. Еще точнее – первопроходимки. Так следует величать бывшее Твое высочество. – Раздевайтесь, ложитесь навзничь. Я вас зафиксирую, – Ксена спокойна и деловита. Ее не смущает непослушание. Какое-то время ты молча вырываешься из ее крепких рук. Брыкаешься, и тут же попадаешь под болевой прием. Затем еще, и еще. Ксена ослабляет хватку, почувствовав, что жертва ослабела. Захлебываясь в плаче, сползаешь на пол, обхватив руками колени Ксены. – Не надо... Нет! Избавь меня от этой машины!.. Прошу!.. – Согласны говорить без нее? – Да... да!.. Ужасный сундук закрывается, опять превратившись в безобидный диванчик. Ксена усаживает тебя, терпеливо ждет. Собравшись с духом, излагаешь (вполне вразумительную) историю кампании 1336 года. Остров против Эгваль... Сочтя опыт применения воздушных кораблей-бомбовозов успешным, Хозяйка задумалась: что дальше? Дирижабли очень уязвимы – тут не поспоришь. Перевес Острова – временный, враг скоро оправится. Надо обезвредить Эгваль, желательно – навсегда. Так родилась идея биологической войны. Лихорадка крэг, в большинстве случаев – не смертельна. Хороший уход, и через месяц наступит выздоровление. Практически полное. Если не учитывать некий остаточный эффект. Дело в том, что перенесшие крэг теряют способность производить потомство. Женщина не может зачать, даже от здорового. А у переболевшего мужчины – семя мертво до конца его дней. Вот почему крэг издревле вызывал у людей невыразимый ужас. Толкавший их на исключительно жестокие меры карантина. В старину дома заболевших сжигали вместе с жильцами. В секретной лаборатории Острова был выведен новый, исключительно заразный штамм жуткой лихорадки. Чтобы стать оружием, которое уничтожит Эгваль. Через два поколения от огромной страны останется едва ли четверть населения. Полностью народ, скорее всего, не вымрет. Но, существенного влияния на историю Мира оказывать уже не будет. Проект свернули, когда выяснилось, что нельзя предсказать поведение вируса. Когда он мутирует, то заранее созданная вакцина потеряет эффективность. Лучше погасить пламя рукотворной эпидемии, пока не поздно. Так Хозяйка впервые испытала горечь поражения. Неотличимого (поначалу!) от победы. Силу, попавшую ей в руки, оказалась невозможно контролировать. Вместе с Эгваль в небытие запросто отправится Остров... Умолкаешь. Говорить об этом тяжело. До сих пор. Хоть бы Ксена не требовала продолжения. Она одобрительно кивает. – То, что надо. И держались неплохо. Похвала некстати. Глупо хихикаешь. Смеешься всё громче, и не можешь остановиться. Истерика. Ксене достается лишняя забота. Хлестать тебя по щекам. Нежно целовать. В завершение, отпаивать, как ребенка, из пластиковой бутылки с трубочкой. – Пейте-пейте. У вас обезвоживание. Достает из кармана носовой платок, сует тебе в ладонь – пользуйся, на здоровье. Промокни глазки, высморкай носик. – Встаньте, пожалуйста. Вот так... королева. Разворачивается и уходит. Еще бы ей не спешить. Осталась ария сладкоголосого судьи Кинзора, и всё. В запасе – минут пять. Интересно, есть ли какой-то, более-менее эстетичный способ покончить с собой, не сходя с места? Прямо сейчас. Чтобы не успели помешать. Доставить, напоследок, разношерстому кодлу горькое разочарование. Кроме разбивания своей дурной головы о броневое стекло, других вариантов нет. Фу, гадость. Негодная идея. Похерить. Ладно. Послушаем Верхосуда. Нарушим стройность его речи хамскими замечаниями. Пока сообразят отключить микрофоны, успеешь попортить ему крови. Со звонким щелчком останавливаются вентиляторы на потолке. Ээ-э, что за хрень?! Запоздало соображаешь, что Кинзор вовсе не собирался здесь ораторствовать! Блестящий монолог – достойное завершение пьесы, уже записан! Ты же знаешь, как делают кино. Вразнобой. К чему готовы, то снимают. Потом эпизоды монтируют в нужном порядке. Пока ты тут переминаешься, фильмец дозрел. Почти. Вновь, с пронзительным тонким воем, включаются вентиляторы. Даже вздохнуть полной грудью не успела. Теперь – нельзя. Почему же? Один сильный, глубокий вдох, и всё закончится. Ты же только что мечтала умереть! Подходишь вплотную к передней стенке. Дотрагиваешься до холодного, гладкого, несокрушимого стекла. Ни пуля его не возьмет, ни кувалда. Пять сантиметров. Расстояние между жизнью и смертью. В темноте зала – застывшие, бледные лица. Наслаждаетесь? Давайте, любуйтесь. Я к вам в кошмарных снах приходить буду. Сколько осталось? С каждой секундой всё больше отравы накачивается в герметичный прозрачный куб. “Буду задерживать дыхание до последнего”. Двое возникают из глубины зала. Поднимаются на авансцену. Она – широкая, за счет поднятой площадки оркестровой ямы. И ярко освещена. Ясно видишь пламенно-благородные лица. Гневно воздетые, сжатые в кулаки руки. Прокурор Якеш и судья Кинзор. Вошли в роль, голубчики. Жаждут посмотреть, как ты сдохнешь. Обоим должно быть не по себе от твоего яростного взгляда. Нет, держатся уверенно. Ничего ты им не сделаешь. И во сны ихние не заявишься. Якеш давно сидит на снотворном, побеждая им стариковскую бессонницу. А Кинзор – олигофрен, ему кошмары не снятся. Публика в зале встает, начинает аплодировать. Ты ничего не слышишь. Тебя охватывает оглушающая тишина. В ней, сперва слабый, крепнет чей-то одинокий голос. Немного монотонный, со звенящим отливом, он всё громче звучит в тебе. В преддверии тайны, что скоро открою Я вижу дома, и мосты над рекою... Перестань, Седа! Уйди. ...Как вечер неспешно заходит в аллею, В далеком окне солнца блик пламенеет... Наоми Вартан когда-то, преисполнившись гнева и злости, осудила девочку-поэта на смерть. Вчерашняя школьница держалась стойко. И сочинила адресованные себе же строки утешения. Задайся вопросом, Наоми. Как вышло, что это – реквием по тебе? Скрип. Невыносимо противный скрежет. Серия оглушительных хлопков, как ружейные выстрелы. Неодолимая сила выдирает из стальных ребер куба огромные, дюймовой толщины болты. Стальная рама, содержащая в себе передний лист бронестекла, начинает отгибаться сверху. Еще секунда и вся кристально-прозрачная стенка, весом в три центнера, падает с гулким грохотом. Вопли ужаса. Топот бегущих ног. Из сумрака доносятся глухие удары, и возгласы отчаяния. Все четыре выхода заперты снаружи. Среди этого дантового ада отчетливо слышен вой вентиляторов, раскрутившихся до максимальной скорости. Кашель. Стоны. У ядовитого пара металлический привкус. В газовую камеру превратился весь театральный зал.