Грейсон. – Зачем притащили мне труп аборигенки?
– Жаль, если так. Разряд не должен был ее убить. Я вынужденно вмешался, когда она заблокировала моего напарника.
– Как это?
– Распоряжением высокого приоритета.
– Для вас, Джестер побери, нет ничего главнее моих указаний!
– Да. Кроме слова Высокой Новтеры. Возник конфликт предпочтений, который я неудачно разрешил. Готов принять наказание.
Грейсон хотел объяснить железному умнику, что того программировали тупоголовые ублюдки, и спрашивать надо с них. Но, услышал слабый стон. Дикарка, оказывается, жива!
– Окажи ей необходимую помощь. Если умрет...
– То вы разберете меня на запчасти.
– Лет через двадцать научишься острить, герой. Пока – на троечку. Кстати, меня беспокоит уровень развития туземцев. Неужели им хватило краткого контакта с “Ксанаду” чтобы освоить истинную речь? Почему первая попавшаяся особь отдает внятные приказы моим искинам!
– Вы правы, командир. Здесь много необычного. Реактивная авиация. Сотовая связь. Ядерное оружие. Местная цивилизация опережает шкалу Грэма, как минимум на пятьдесят лет.
– Тем быстрее этот свинарник схлопнется, – проворчал Грейсон. И повторил для пущей ясности: – Постарайся привести в чувство нашу... находку. Я хочу ее допросить.
– Tongo: cho kone? (Откуда знаете тонго?)
Усач в полицейской форме неприветлив, но от грубостей воздерживается. Унион-2 вообще-то скверное место. Так рассказывал дядя Маркус когда-то. Ты любила слушать его истории. Сколько лет тебе было? Пять или шесть...
Вилькомир Грейсон задает вопросы, автомат-переводчик выключен. Глав-полицай Ферна хочет убедиться, что ты действительно владеешь истинной речью. А не затвердила несколько типовых фраз. Допрос ведется на Правдоискателе. Более совершенном, чем та жестокая игрушка, которую Хозяйка соорудила когда-то для собственных сыскных нужд. Здесь сидишь удобно, как в кресле-качалке.
Чисто вымытая, в свежевыстиранной одежке. Никто и не думал усаживать тебя голышом. Ни пут, ни кандалов. Датчики не липнут к телу, всё – дистанционное. А назначение то же – сообщить оператору, когда испытуемый лжет.
Медлишь с ответом. Ощущаешь мягкое объятие силового поля. Да уж. Ясно дают понять, что свобода – не вседозволенность.
– Rid nasko. (Родной).
– Anvero.
– Верьте мне!
– Еще чего. Врете так безбожно, что аппарат с ума сходит! Но, долго не продержитесь.
– Я говорю на тонго... Чего же больше?..
– Да, слышу. Уши вянут от лягушачьего акцента. Кого пытаетесь обмануть?
– Проживите здесь семьдесят лет... И сами заквакаете...
Долгая пауза. Такая долгая, что устаешь ждать, и берешь инициативу на себя.
– Когда-то надо мной смеялись... из-за моего странного англика. Я не могла объяснить, что... не от мира сего. Каламбур, да? Извините. Была уверена, что скоро меня спасут...
Раздраженно умолкаешь. Раскудахталась перед тупицей. Он тебе не верит. Никто больше тебе не верит.
– Cho la VyyN?
Ах, вот оно что! Грейсон воображает, что наконец-то тебя поймал! Вопрос – проще некуда. Но, абориген, закосивший под новтеранина, ответить не сможет. Даже не поймет, что у него спрашивают первичный код гражданина.
– La Voego Nombo se 2147392.
И замираешь, как-то по дурацки волнуясь. Вдруг он не разберет твою истинную речь?.. Искаженную, полузабытую. Никогда не думала, что так одичаешь! Впервые по настоящему ужасаешься долгим, бессмысленно прожитым годам.
Грейсон недоверчиво повторяет:
– Семьдесят лет...
– Без трех дней, – уточняешь с неприличной поспешностью, словно это имеет какое-то значение.
Дергаешься от болезненного укола в запястье. Вот, что значит, быть туземкой. Даже техника ведет себя неуважительно. Эй, полисмен, что замолчал?..
– Удивительно. Надо иметь весьма незатейливую психику, чтобы выжить в варварском мире. Очевидно, вы из самых отсталых общин Ферна. Каким поганым ветром вас сюда занесло?
Хочется завопить от восторга. Проняла таки его! Надо закрепить успех. Спокойнее, дорогая... не спеши, не изображай из себя истеричку.
– Я с Униона-1. Из эльмов Вартан. В десятилетнем возрасте меня взяли на Новтеру...
Грейсон никак не комментирует твое откровение. Ни восторгов, ни изумления, ни даже поднятых бровей. Была Новтера, да сплыла. “Человек с Новтеры” – уже не почетный титул. Некому больше его носить.
Снова переходишь в словесное наступление.
– Зачем вы здесь? Помародерстовать?
Грейсон иронически улыбается в густые усы.
– О контрибуции речь вести не мне. Эджин По сам решит. Я лишь провожу задержания.
– Ка... кие... за...
Противно слушать саму себя. Хорошо, зеркал нет в маленькой овальной комнате. А то стошнило бы от собственной одурелой физиономии. Ты сильно не в форме, дорогая. Дрожишь и жалобно мямлишь. Фу.
Грейсон добродушно поясняет:
– Руководителей всех уровней властной вертикали. От глав государств, до мэров городов. И прочих лиц, открыто выражавших поддержку действиям... как там его? Запамятовал.
– Подождите... Каких-таких... прочих? Пропагандой одурманены миллионы... десятки миллионов! Все аплодировали, орали: “Слава Магистру!..”
– Вот и хорошо. Рабочих рук нужно много. Вы когда-нибудь видели разрушенную атомную электростанцию? В “горячих точках” человек, в среднем, трудоспособен сорок пять минут. Потом его приходится утилизировать, избавляя от лишних страданий.
Дергаешься, безуспешно пытаясь встать с невесомо-мягкого ложа. Что он о себе возомнил, кретин? Бормочешь ругательства, переводя на тонго наиболее яркие перлы народного творчества. Силовое поле отпускает тебя. Электроника решила, что пытаться удержать, значит причинить больший ущерб.
Потрясаешь кулаками перед носом самодовольного полицая. Орешь. Осыпаешь проклятиями. Откуда-то тянутся тонкие, гибкие щупальца. Хватают под руки, держат крепко. Рычишь, задыхаясь, и слезы бессильной ярости текут по твоим щекам.
Грейсон терпеливо дожидается, пока выбьешься из сил. Аккуратно дотрагивается до твоего ошейника-ментоблокатора. Одобрительно кивает.
– Разумная предосторожность. Сумасшедшая пси – угроза для общества.
Его слова наводят тебя на мысль. Выход есть. Пепелище Новтеры, усеянное телами, стоит перед твоим внутренним взором. Честно признайся: тебя мало волнуют судьбы миллионов. Своя драгоценная шкурка ближе к телу. Но, среди рабов, брошенных самоуверенными фернанцами в пекло обреченной планеты, погибнут и несколько дорогих тебе людей... Знать это невыносимо.
И... какой дурацкий критерий! “Одобрение преступных действий...” Так и слышишь суровый голос Грейсона: “Вы арестованы за неподобающее выражение лица...”
Ему, конечно, неведом ход твоих мыслей. Он сам – не пси. Среди его подчиненных тоже нет пси. Иначе бы ему не понадобился Правдоискатель. Пока ты, икая и вздыхая, пытаешься успокоиться, он терпеливо ждет. И получает развернутое объяснение.
– Видите ли... мало-уважаемый держиморда, вы не должны трогать никого из этих людей! А задержанных немедленно отпустить. Вместо того, чтобы пытаться вычерпать реку, найдите ядовитый источник, отравивший ее. Хлопот меньше, а чести больше. Истинная причина гибели Новтеры – это я.
Вот так, получай. Осторожно следишь за его реакцией. Ему нелегко будет переварить такую новость. Ну, не тянешь ты ни внешностью, ни манерами на роль вселенского зла. Выбирая выражения попроще, раскладываешь всё по полочкам. Слушай внимательно, стражник.
Ты здесь давно, и времени имела предостаточно. Это твои шаловливые ручки направили развитие местной цивилизации в опасное русло. Это ты – обладательница новтеранской Базы знаний, применила ее к собственной выгоде. Не страшась ошибок и не оглядываясь на последствия. Благодаря тебе Мир развился опережающими темпами. И это ты утратила контроль за выпущенным из бутылки джинном. Позволила Магистру завладеть Библиотекой, и обратить высокие технологии против Новтеры.
Грейсон бесстрастно выслушивает признание, больше похожее на похвальбу. Смотрит, не моргая, чуть склонив голову. Заключает:
– Surzo. Iv no vero, go bono anvero.
Ах, он поражен твоими россказнями... Пусть неправда, но складно придумано. Тьфу. Плюнуть бы в усатую рожу, но во рту пересохло. Зря разоткровенничалась. Понесло, называется. Слава Марии безгрешной, что он ни капельки не поверил. Что бы такое сказать сейчас, чтобы не убили на месте, а (пусть брезгливо) выставили вон?
– Ладно, – вдруг соглашается Грейсон. – Говоря высоким слогом: моя цель – уничтожение негодяев, которых не должна носить земля. Хотите примкнуть к мерзкому множеству? Милости просим. Места всем хватит.
Маленькая, похожая на кокон, комната исчезает, как не было. Вместо нее – обширное пространство, тянущееся во все шесть сторон. Оно заполнено полупрозрачными кубами. Совершенно одинаковыми, в ребре метра четыре. И на таком же расстоянии друг от друга. Матово-прозрачные стенки отливают желтизной. Ничего себе, геометрическая рапсодия... Бесконечная тюрьма, полная золотых клеток.
Тебя подбрасывает вверх. Или вниз. Или влево-вправо, вперед-назад. Чувства бессильны перед этой жестокой симметрией. Вытягиваешь руки, пытаясь защититься от удара о стенку куба. Она исчезает и вновь смыкается позади. Внутри тепло, голо, пусто. Ничего страшного, но хочется завыть от ужаса. У тебя с недавних пор развилась боязнь замкнутых пространств.
Одно утешает – тяготение в норме. Садишься на пол, прижав колени к подбородку. Сперва безучастно, потом с интересом следишь за строчками букв на стене. Они неторопливо появляются и гаснут, позволяя их прочитать.
Вартан Наоми. Статус: пропала без вести, предположительно погибла. Отменен.
Найдена и опознана на SOL5-2.
Подозревается в заговоре против Новтеры, и незаконной прогрессорской деятельности.
Вслед за абсурдным обвинением на стене, как старинная фотография, проявляется физиономия Вилькомира Грейсона. Его слова тяжелы, как падающие камни.
– Связь налажена. Вы готовы предстать перед Малым кругом?
Дергаешься, как от удара плети. Дико глядишь на живой портрет Грейсона. Малый круг!! Высшая власть! Новтера уцелела?!
Из горла вырывается нечленораздельный звук. Толи пискнула, толи квакнула. Находишь силы прошептать:
– Астероид...
Грейсон зло щурится.
– Он – не упал.
Обливаясь слезами потрясения, стоишь на коленях, перед изображением Грейсона. Новтеране сумели отвести угрозу! Последний, смертельный удар Великого Магстра не достиг цели!
Грейсон сурово уточняет:
– Потери – от трети до половины населения. Из-за разрушения инфраструктуры неизбежны новые жертвы. Гатор и Ферн, под руководством Малого и Большого кругов, напрягают все силы для преодоления последствий такой масштабной катастрофы.
Да, он прав. Не было в истории Новтеры бедствия страшнее. Но, управление не потеряно, руководители на месте. Если кто-то решил, что метеоритная бомбардировка уничтожила правительство планеты, то он крупно просчитался. Малый и Большой круги будут существовать на Новтере, пока существует ее народ.
И этот народ спрашивает тебя, Наоми.
Что же ты наделала?
Край утренней зари.
Над Восточным Суором шел дождь. Мелкий, как пыль, он напитал воздух и землю влагой. Затяжные осадки здесь не редкость, но месяц без перерыва – это уже слишком. Долина Грез скрылась в пелене дождя. Работать на террасных полях стало трудно и опасно. Ноги тонули в вязкой, превратившейся в топь земле. Люди постепенно смирялись с мыслью, что урожай чернука погиб.
Утро 19 аполлона, которое Суор встретил раньше остального Мира, вновь выдалось непогожим. Бледным пятном просвечивало в небе солнце. За неумолчным шорохом дождя не сразу услышался новый звук. Низкий, монотонный гул, идущий ниоткуда. Он медленно нарастал. Дрогнула земля. Гул превратился в сокрушительный грохот. Землетрясение!
Склоны долины сползали вниз. Миллионы тонн земли, грязи, камней, останков мгновенно разрушенных жилищ обрушились, заполнив русло реки – притока Лигроны. Как скоро перегороженная долина заполнится водой, превратившись в глубокое озеро? И как долго природная плотина будет выдерживать напор?
Прорвавшийся селевый поток создаст грязевую волну двухсотметровой высоты, которая в считанные часы достигнет устья Лигроны. На обоих ее берегах (и острове посередине) раскинулся город Хонк – столица Суора. Двадцать миллионов жителей еще не знают о смертельной опасности.
Невидимый в небе за облачным покровом, огромный летающий паук равнодушно пялился инфракрасным зрением на картину бедствия. Всё в норме. Оползень – естественное природное явление. Нарушений общественного порядка не обнаружено. Да, и откуда им взяться, если внизу в живых никого не осталось. Вскоре та же участь постигнет большой город неподалеку. Там располагается местное правительство.
Искусственный интеллект на миг задумался, перебирая десятки тысяч вариантов. Развернулся. Прицелился. И выпустил в только что образовавшийся затор три кинетических снаряда. Вполне достаточно. Затор начнет разрушаться, наводнение уже не будет столь катастрофическим. Конечно, если власть имущие успеют принять меры. Где-то эвакуировать людей, где-то соорудить защитные дамбы.
Искин потратил еще миллисекунду, размышляя. “Арест руководителей – отложить. В случае успешного преодоления кризиса – отменить вовсе”.
Неизвестно, где.
“...банальнее, чем кажется. Мое появление здесь – случайность. Результат крушения транспортного корабля. Я спаслась, потому что планета, Мир – оказалась поблизости. Все дальнейшие мои действия диктовались стремлением выжить. Не было ни планов, ни стратегии. Я двигалась от одной импровизации к другой. Что вышло, то вышло.
У меня нет оправданий и объяснений. В Мире найдутся другие, кому есть, что добавить. Спросите, и вам ответят...”
“...Anvotemo absoluto: forsati se forso e anforsati se anforso…”
“...Сильные не бывают абсолютно сильными, а слабые абсолютно слабыми. Судьба дала мне временное могущество, я слишком понадеялась на это и потерпела поражение. Моя мощь оказалась одинаково безжалостна ко мне, и к моим жертвам. Их она сокрушила, а меня ослепила. Люди не разделяется на завоевателей и покоренных. Нельзя уйти от судьбы. Поздно я научилась не восхищаться силой, не испытывать ненависти к врагам, и не презирать побежденных...”
“...Как оцениваю себя?.. Влюбилась в Идеал. Приносила на его алтарь невероятные жертвы. Лила немерено кровь, свою и чужую, демонстрировала чудеса аскетизма и жертвенности. Уверила в невероятной ценности идеала весь Мир. А потом плюнула и послала всё...”
Эгваль. Майя.
В пять часов пополудни возобновило вещание Новостное агентство “ИВ”. Безрадостные кадры разрушеных домов, изрытых воронками улиц и огородов. Сокрушительный взрыв разогнал облака, засыпал округу рвущимися снарядами и минами...
Такую картину можно увидеть во многих местах необъятной страны. На спорадический зенитный огонь небесные пауки без промедления отвечали уничтожением военной техники и артиллерийских складов. Любые, даже слабые попытки сопротивления неуклонно уменьшали военную силу Эгваль.
Утешением служило лишь осознание, что схожая участь постигла и других. Немало эгвальцев со злорадством посмотрели репортаж, как понурый Ян Тон-Картиг подписывает протокол об отказе от ядерного оружия. Так этим маронам и надо! Железные паучищи выгребли у них всё. Надменные потомки колонистов с Острова и смешавшихся с ними барнабов, наконец-то получили по сусалам. То, что с Эгваль поступили также, как-то прошло мимо общественного сознания.
К вечеру на видео появился сюжет “Пятьдесят лет одиночества”. Его предваряло фото, сделанное несколько лет назад. Случайный снимок запечатлел молодую женщину в рабочей одежде. Опершись на тяпку, она задумчиво взирала на огород с созревающим урожаем мясолиста.
Подпись гласила: “Наоми Вартан. 1391 г. Олдеминь”. Текст начинался в стиле бульварного романа.
“Достаточно оказалось смыть грим и ее никто не узнал. Этот фокус она проделывала неоднократно, меняя вдобавок имена и манеру одеваться. При этом гордость и самомнение заставляли ее выбирать новые имена так, чтобы сохранить инициалы.
Наталья Вернер – картограф 9-й географической экспедиции. Нина Вандерхузе – любимица миллионов. Нойс Винер – скромная домохозяйка. Но сущность ее не менялась. Притворщица. Талантливый психолог, умелый манипулятор. Изощренный, коварный ум. Огромное зло пришло с нею в наш Мир.
Мы многого не знали! Не догадывались, что вестница беды – не нашего роду-племени! Она – гостья извне. Кто мог предположить, что веселая, чуточку избалованная девушка с Новтеры превратится в демона? Причинившего горе и страдания не только нам. Но, погубившего, в итоге, и собственную планету...”
Дальше следовал пересказ похождений Хозяйки на протяжении долгого царствования. Ничего нового. Королеве Острова хватило ума уничтожить архивы, уличавшие ее в жестких деяниях. Однако, с молвой народной она ничего поделать могла. И неизвестный автор щедро сдабривал свое сочинение досужими домыслами.
“...Однажды Хозяйке явился ангел. Его видели многие, но облик небесного существа ускользал от восприятия. Сама Хозяйка – неплохая рисовальщица, не изобразила, сколько ни старалась, ничего вразумительного. В памяти не отложилось даже – мужчина то был или женщина? И зачем он или она приходила?
Годы шли, но почти не оставляли на Хозяйке своих следов. Да и те были результатом умелого макияжа. Еще бы. Люди не догадывались, что над ними властвует существо иной породы. Новтеране живут долго. Им неведомо увядание – так называемая старость. Они умны, понимают и принимают свою ответственность. По сравнению с нами они – взрослые. Двигали вперед науку и технику, пока мы молились в затхлых храмах мифической Деве...
Что мешало Наоми, будучи умнее и образованнее большинства людей в Мире, обладая даром вечной юности, самой стать для человечества добрым ангелом? Почему она – талантливая, обаятельная, милая – оказалась гнусной садисткой?
Бытует неприятное мнение, что мы сами сделали ее такой. Новтеране живут долго, и взросление у них идет медленнее, чем у нас. Двадцать лет исполнилось Наоми, когда она попала в Мир. То была суровая эпоха. Не подходящая для молодой женщины с личностью подростка. Выпавшие на ее долю ужасные испытания отразились на психике. Исказили неустойчивый, не вполне сложившийся характер. А когда жестокая судьба окончательно вылепила и закалила ее, то в зловещем облике Хозяйки Острова мы увидели собственный звериный оскал...”
Бета, город-спутник Майи. Мэрия, временный командный пункт.
Конференц-зал, рассчитанный на сто человек, мог бы вместить всех служащих. Сейчас он наполовину пустовал. Дезертирство чиновников началось с утра. Андрей окинул взглядом оставшихся, нервно смотрящих в настенный экран. И прокомментировал заключительные слова душещипательной передачи:
– Славно! Жизнь ее плохому научила. Жизнь всех этому учит! Но, кто ж тебя, сука, заставил в отличницы лезть?
Кто-то потупился, кто-то конфузливо кашлянул. Один, самый смышленый на вид, ответил:
– Никто. Успех, как результат высокого интеллекта. Древняя мудрость, что “гений и злодейство несовместны” – неверна.
– Не спорю, – проворчал Андрей, не желая вдаваться в философию. – Как там с докладами с мест?
– Ваш приказ не вступать в боестолкновения – выполняется. Не удивительно. Это – то, чего хотят все. Спрятаться и не высовываться.
Вот еще, умник выискался! Будто Андрей не знает: все что он может – это приказывать людям то, чего они сами хотят. Подумал, что в этом-то и заключалась тайна власти Хозяйки. Он идет по ее следам! В душе поднялась привычная волна горечи и злобы,
Тяжко знать, что у тебя была другая жизнь. Молодость, череда великих побед. Зрелость, высокий пост. Пьяная старость. И... возрождение, равное смерти. При том, что навсегда исчезнувшее бытие прошло в слепом служении одной хитроумной особе. Ты был вроде инструмента в чемоданчике слесаря. За годы работы инструмент затупился. Но, Хозяйке он “пришелся по руке”, жалко выбрасывать. И она... заточила его вновь.
“Я – не инструмент! Человек! Живой, чувствующий... С собственной волей! Никто не смеет указывать мне, как жить, и что делать!” Со “дня откровения” Андреем владела единственная страсть.
Больше никогда не быть рабом – слепым проводником чужой воли! В глубине души до сих пор таилось сомнение: удастся ли? Трудно сопротивляться опытному пси-мастеру. Однажды рискнул радикально решить проблему. Гора трупов – и всё впустую. Мерзавки не оказалось на месте! Непростое дело – застать врасплох телепата.
Усилием воли прогнал неуместные мысли. Увидел, как умник выжидательно смотрит на него.
– Что-то еще?
– Ээ-э... С тем допуском, что вы мне дали, я взломал сервер Дома власти. Понимаете... такое дело. Дом власти в Эгваль есть. А власти нет. Совсем. Кроме... как бы... вас.
Так Андрей узнал, что страна осталась без Правительства и Конгресса. И без Президента, если не считать его собственную, самозваную особу.
Он приказал вывести сакраментальную запись на экран, не особо волнуясь о том, что в ней окажется. Хуже, чем есть, не будет.
В ходе просмотра хранил молчание. Пропускал мимо ушей охи, ахи и глухие стоны слабонервных. Когда экран погас, сухо сказал, скрыв ликование:
– И хоронить не надо. Страна избавилась от банды вурдалаков.
Его оптимизм разделили не все.
– Это – диверсия! Люди в масках – боевики Острова!
А умник предположил:
– С ее коварством... ничего не стоило сыграть роль подсадной утки. Как бы мы не относились к ээ-э... нашим покойным руководителям...
– Земля им стекловатой! – отрезал Андрей. – Хватит ныть. За работу. Я хочу, чтобы этот ролик немедленно оказался в Сети.
Пусть страна поймет, что остался один человек, достойный доверия. Его зовут Андрос Гелла. Знакомое имя. Раскрученное. Радуйтесь, люди. Герой вернулся.
Вместе с тем, об этом узнают захватчики. Любой завоеватель нуждается в поддержке местных коллаборантов. Пожалуйста. Адмирал Гелла готов к соглашению.
Заодно, мстители за Новтеру захотят задержать истинную виновницу катастрофы. Вероятно, она всё еще ошивается в окрестностях Майи. Если не сдохла-таки, ненароком, от яда. Досадно, если ускользнет, парадоксальным образом, от ответственности.
Экранный закадровый диктор, тем временем, продолжал витийствовать.
“...если вдуматься, наша прародина Терра периодически освобождалась от изживших себя видов. Или же они сами выносили себя на свалку эволюции. Динозавры – хрестоматийный пример. Следом в небытие отправились гоблины, тьфу... неандертальцы.
А потом люди (вот вам: горе от ума!) проводя неосторожные генетические эксперименты, породили новую расу, которая грозит сжить их со свету...”
Когда передача окончилась, в зале насчитывалось, вместе с Андреем, восемь человек. Умник тоже остался, вопросительно глядя на Андрея. Тому пришлось сказать то, что все хотели услышать.
– Кто считает, что у него здесь нет обязанностей – может быть свободен.
Радостные вздохи, быстрый топот ног, и шестерых и след простыл.
– А вы? – спросил умника Андрей.
– Я немного подожду.
– Вы смелее остальных. Как вас зовут?
– Дак Намар. Секретарь мэра. Мы так и не узнали о его судьбе.
Они вдвоем прошли в кабинет бедняги Руббиша. Стекольщик уже закончил ремонт разбитого окна, и с требовательным видом ждал, что с ним расплатятся. Секретарь Намар неторопливо отсчитал нужную сумму.
– Благодарствую, – сказал стекольщик. – Правда ли, что господина Руббиша чудища выволокли через это окно и съели?
– Я, к сожалению, ничего подобного не видел. Надеюсь, что да, – невозмутимо ответил Намар. – Уж больно вороват был и корыстен. Вам, как представителю трудового народа, должны быть понятны мои чувства.
Представитель трудового народа коротко хохотнул и откланялся. Он получил свои гроши, и ему было плевать на украденные мэром миллионы.
Андрей сел за терминал. Просто так. Собраться с мыслями. Он содроганием вспомнил утренний разговор с Леонидом Пеано. Парень упорно делал вид, что они не знакомы лично! Новтеранин. Командир звездного крейсера – “Парящего орла”, захваченный Андреем в плен двенадцать лет назад! Не выдержав допросов с пристрастием, натурально сбрендил. И, ставший бесполезным, отправлен на Марион.
Кто ж знал, что жалкий островок вскоре превратится в “независимое государство”? А слегка оклемавшийся псих – будет вторым в нём человеком? Что если рассудок вернулся к Леониду полностью? Тогда он узнал в Андрее виновника своих несчастий, хотя виду не подал. Как бы Андрею не последовать вскоре за Руббишем и многими другими.
На терминале появилось сообщение входящей почты. Отправитель: планетарный комиссар Грейсон. Получатель: лица, принимающие решения. Тема: список выданных ордеров.
Таблица раскрашена в два цвета, и отсортирована по алфавиту. Андрей торопливо пробежал ее глазами. Похолодел. Черные строки – разыскиваются. Гелла, Андрос.
Быстро глянул в другую половину. Синий цвет. Вартан, Наоми. Поймана. Не испытал ни радости, ни злобного удовольствия. Нет времени на такую роскошь, как чувства. Пора немедленно удирать.
Встал, сдерживая нервную дрожь. Встретил внимательный взгляд Дака Намара.
– Собрались сдрыснуть, адмирал? Не выйдет. Вы задержаны.
– Да как ты смеешь, пидор! – вскипел Андрей. – Шкура! Вражий прихвостень!
Он хотел уложить наглеца одним ударом, но ничего не вышло. Забыл, что в драке высокий рост не дает преимущества. Скорее, наоборот. Пока великан размахивает клешнями, коротышка успевает навалять ему на раз-два.
Отшатнулся, от меткого удара в лицо. Попрыгунчик чертов! Закрывшись обеими руками от нового выпада, получил ногой в пах. С воплем согнувшись, был вырублен ударом по башке. Сквозь пронзительный шум в ушах до него донеслись насмешливые слова Намара:
– Извините, что опередил вас в стремлении продаться врагу. В этой игре побеждает кто-то один.
Не оставалось сил даже проклянуть его напоследок. Лишь бесконечная тоска от падения в темную бездну. Мрак, без единого проблеска света, обступил со всех сторон. Андрей понял, что его путеводная звезда погасла навсегда.
Неизвестно, где. А потом Майя.
– Я требую, – Лора взглянула на Грейсона в упор.
– Вот только не надо стращать меня гневными взорами. Вы – эфемер, у вас нет прав.
– Тогда скажите мне: кем были Отцы-основатели?
Ее слова не смутили Грейсона, а скорее удивили. Пригладив роскошные усы, он спросил:
– Вам известна история Новтеры?
– Не в деталях. Подруга однажды кое-чем поделилась. Вы понимаете, о ком я говорю.
– Между истинным человеком и эфемером невозможны дружеские отношения. В силу фатального различия в интеллекте.
– Допустим. А... между жителями Ферна и Гатора?
Лора ляпнула это наугад и попала в точку. Грейсон внезапно утратил грозный вид. Лора подбодрила:
– Вам же хочется поделиться! Не скрытничайте. Кто она была, ваша зазноба с Униона-1?
– Не моя. Давняя история. Очень давняя. Пацан, рассказывали, сумел-таки бежать с Ферна к своей девочке.
– Вот видите. Он любил, и жаждал встречи. А она ждала его. Умничка с Гатора – дурачка с Ферна. И разница в интеллекте им не помешала, правда?
– Всё-таки, вы изучали историю Новтеры, – проворчал Грейсон. Недовольные морщины на его лбу разгладились. – Ладно. Ваше ходатайство удовлетворено.
– Когда я увижусь с ней?!.. То есть... я хотела сказать: спасибо.
– Не благодарите. У вас полчаса.
Нойс спала на низкой тахте, лежа лицом к стене. Не проснулась, даже не пошевелилась, когда появилась Лора. Ботинки на полу, куртка в изголовье. Джинсы и свитер она не сняла, а чтобы не было жарко, настроила микроклимат попрохладней.
“Я бы проснулась с заложенным носом. А ей хоть бы хны...” Лора с завистью вспомнила, что никогда не видела подругу простуженной. Уселась рядом на пол, слушая тихое дыхание Нойс. Осторожно дотронулась до спящей.
– ForsEj, komradi… – пробормотала та, и очнулась.
Села, спустив босые ноги, пригладила шевелюру. Еще полгода, и волосы отрастут настолько, что Нойс будет ходить растрёпой, как раньше. Лора еще не решила, станет ли сама заново отпускать длинные волосы. Привыкла к мальчишеской стрижке. Наверное, сделает так же как Нойс. А что (во всех смыслах) взбрендится Нойс, пока неизвестно. Тут к Лоре вернулась назойливая мысль, которую она безуспешно пыталась прогнать. Судьба Нойс уже решена.
– Чего уставилась, как на покойницу? – хрипло сказала Нойс. У нее всегда садился голос, когда она волновалась или злилась.
– П-привет... Я... мне... разрешили с тобой повидаться!
– Повидалась. И проваливай.
Лора терпеливо снесла грубость, но заговорила смелее.
– Нойс... Наоми! Я тогда, из-за Тамары, зря на тебя разгавкалась. Не поняла, что ты устроила юной идиотке испытание. Теперь знаю: она его прошла! Доказала всей последующей жизнью. Прошу, прости меня.
Нойс сидела, низко опустив голову, не удостоив ответом. Почти в слезах, Лора сказала:
– Ладно... Я уйду. А хочешь... вытолкай меня вон, вдруг тебе полегчает от этого.
Нойс соскользнула с тахты, уселась на полу рядом с Лорой.
– Это тебе надо было гнать меня в шею. В нашу первую встречу у тебя почти получилось. Еще бы пару пинков, и всё.
– Ну, да... бросить тебя. Обессиленную от долгого пути, полусумасшедшую от горя. Ты бы запросто ноги протянула.
– Зато, не было бы такого сегодня, как сейчас. Ты знаешь, кто я. И я знаю, что ты знаешь. Зачем... этот день наступил? Представляю, как ты разочарована во мне.
“Разочарована – неподходящее слово”, – подумала Лора. – “Порой я прихожу в ужас...” Она мельком глянула на Нойс, та криво улыбнулась, дотронулась до горла, опоясанного черным кольцом.
– Этот собачий ошейник не дает мне читать мысли. Видеть твои страх, презрение, горечь. Ненависть.
Лора обняла ее.
– Перестань мучить себя и меня! Мы знакомы меньше года. За это время я не нашла поводов тебя ненавидеть или презирать. Да, твое прошлое иногда пугает меня. Но, это всё минуло, исчезло. Похоронено и забыто. Сегодня ты – лучший человек из когда-либо встреченных мной.
– Спасибо, – шмыгнув носом, сказала Нойс. – Красиво врешь. Высшее утешение, какое довелось испытать. Но... перстань. Не то расклеюсь. А мне нужны крепкие нервы. Меня тут ожиданием терзают. Так я их разочарую.
Внезапно, выражение наигранной беспечности исчезло с ее лица.
– Лора... у тебя новости для меня? Ты что-то знаешь?! Не молчи!
– ...
– Завтра, да?
Лора помотала головой, не в силах говорить.
– Сегодня?!
Лора обняла Нойс крепче, чувствуя, как та дрожит. Она согревала ее теплом своего тела, пока Нойс не успокоилась. Услышала ее тихие слова:
– Ко многому привычна... А такого не ожидала. Хочется плакать и молить, чтобы меня пожалели. Я – ничтожество, знаю. Когда мне готовиться?
– Сейчас, – ответила Лора и расплакалась.
Нойс встала. Протянув руку, помогла подняться Лоре. Сказала, почти спокойно:
– Puro chambro…
Вся скромная обстановка исчезла, осталась маленькая комната с гладкими, золотистого оттенка стенами. Следом, исчезла и она. Вместо нее Лора увидела широкую улицу, асфальт блестел влагой после недавнего дождя со снегом. Массивные дома старой постройки отбрасывали длинные тени. В окнах верхних этажей отражался закат.
С трех сторон подходы перекрыты безликими фигурами. Похожими одновременно на рыцарей в доспехах, и на полицейских в штурмовом облачении. Лора надеялась, что под ним скрываются, пусть чуждые, но всё-таки люди.
Один из них приблизился, от его размеренной походки Лору пробрала дрожь. Обратился к Нойс, голос прозвучал совершенно по человечески.
– Быстро холодает. Обуйтесь. И наденьте куртку.
Ботинки и куртка Нойс лежали на тротуаре, в том же положении, как она их бросила в своей сверхсовременной тюрьме. Нервически отмахнулась.
– Сто метров идти. Выдержу.
– Триста. Но, как хотите.
Нойс сделала шаг, другой. Обернулась, словно в последний момент решила вернуться. Лицо ее исказила мгновенная судорога отчаяния. Вновь повернулась к пламенеющему закату, отражавшемуся в мокрой мостовой. Светлый путь.
Тонкий свитер продувается насквозь. Босые ступни ощущают ледяную мостовую. Славненько. Минут на десять тебя хватит. В мыслях наступает странное умиротворение. Его не нарушает даже тот неприятный факт, что в этот холодный вечер на улице хватает зевак. Теснятся на тротуарах, назойливо пялятся.
Их сдерживает редкая цепь инопланетных стражников. Зловещие доспехи пугают людей. Не только страх сдерживает напор толпы. Включен силовой барьер. И он бьется током. Да так, что любопытные с воплями шарахаются назад. Кого-то наземь приложило. Чёрт с ними, со всеми. Скоро всё кончится.
Четыреста сорок восемь шагов. Прошла отрешенно, не глядя по сторонам. Сконцентрировавшись на счете настолько, что перестала чувствовать холод. Путь преградили пологие ступени. Давай же. Последнее усилие. Выше и вперед.
Когда-то на плоскую вершину можно было подняться на эскалаторе. Его давно разобрали и сдали в металлолом. С экзотической трибуны в виде ступенчатой четырехугольной пирамиды больше не толкают речи слуги народа. Над ней не реют знамена Эгваль. Лишь ветер звенит в наступающей тьме. Тлеющий шар солнца наполовину скрыт черным силуэтом Дома власти. Его указующий перст направлен в мрачные небеса. Словно велит: “Не останавливайся! Иди!” Каждый шаг дается все тяжелее. Силы тают.
Очередной ступеньки не оказывается под ногами, и ты падаешь на колени, вытянув руки. Путь окончен, ты наверху. Здесь, точно на этом месте, двенадцать лет назад истек кровью Ариэль Солтиг. Тело окатывает волна ужаса, словно это в твое горло вонзилось острое лезвие.
Поднимаешься, едва не поскользнувшись снова. Чуть поодаль, на тонком металлическом шесте горит фонарь. В круге света – одинокая фигура женщины. Странно, что больше никто не ждет тебя здесь.
На незнакомке пальто с капюшоном, как раз для такой погоды. Осторожно подходишь-подкрадываешься. Вздрагиваешь, не веря глазам. Тетка, хочется назвать ее так, в летах за пятьдесят. Лицо одутловатое, под глазами мешки. Вид печальный и растерянный. Ничего не осталось от дерзкого веселья юности. Она не делает ни шага навстречу, и не отвечает на твой глухой вскрик-вопль.
– СЕДА?!..
Ее упорное молчание злит тебя. Осыпаешь ее упреками. Беспорядочными, путаными, глупыми.
– ...Что за комедию тут ломаешь? Кто придумал этот мерзкий спектакль? Ага, давайте... Что, Седа, устроим сеанс ритуального оплевывания?!
– ...
– ...Мастерица, знаю! И так уже заплевала меня знатно... что ни стих, то в морду... Жизнь мне отравила!..
Нежные лепестки снежинок касаются разгоряченного лица, и тушат пожар, пылающий в твоей душе. В самом-то деле, чего разоралась?.. Кто кому здесь предъявы лепить должен? Упавшим голосом просишь:
– Скажи хоть что-нибудь, Седа... Прости мои вопли. Я злюсь оттого, что ты победила. Такие долгие годы... Твое слово против моего дела. Слово оказалось сильнее. Давай уж, напоследок... объясни, что дальше... по сценарию?..
– Без изменений, – говорит Седа. Голос у нее прежний, по молодому звонкий. – Ты... пожалуйста, не пори отсебятину. Ситуация так же неприятна мне, как и тебе.
Хочется плакать, биться в истерике, скулить: “Не надо... не хочу! Что вы делаете?” Вместо этого снимаешь через голову свитер, швыряешь в темноту. Медленно расстегиваешь рубашку, и ее уносит ветер. Это – красиво. Удается даже вполне элегантно избавиться от джинсов, не прыгая, как дура на одной ножке. Сердце бьется быстро, ты вся на адреналине, оттого не мерзнешь. В голове крутится злорадная мыслишка. “Смотри на меня, Седа. Смотри. Я такая же, какой ты увидела меня впервые...”
Преувеличение, конечно. Голой тебя эта хулиганка не видела никогда. Несмотря на довольно средний рост, физически ты – само совершенство. Такой и останешься навсегда. “Завидуй, Седа. Терзайся...” Нежданно, сама-собой получилась маленькая месть.
– На колени, – говорит Седа.
Ой, да пожалуйста. Последнее время тебе частенько приходилось делать это упражнение. Ползать и пресмыкаться. Вам нравится мое унижение? Нате, подавитесь.
Седа подходит, чуть касается твоей головы. И огромная тяжесть пригибает тебя к шершавой гранитной плите. Ерунда... Психология... обман чувств. Соберись и всё пройдет. Чтобы отвлечься, рассматриваешь сапожки Седы. Ба, они чиненные-перечиненные! У великой поэтессы и общественной деятельницы нет грошей на простые обновки. И пальтецо-то старомодное, глянь.
Гениальная сочинительница, своими виршами втоптавшая тебя в грязь, считай, убившая... Да... да! Так и есть. Убила в миллионах людей веру в Живую богиню! Навсегда погасила нимб над твоей головой. Нечеловеческий подвиг совершила Седа. И ничего за это не получила. Кроме потерянного в ссылке здоровья, скудной пенсии и памяти о погубленной любви. Ты, Наоми – молодец. Мастерски сломала нахальной школьнице жизнь.
Держишь голову низко опущенной, чтобы Седа не увидела твоих слез. “Седа... Я сожалею, Седа!” Молчи. Не говори ни слова. Не нужны этой несчастной женщине твои сожаления. Ничего не исправить.
– Ох, забыла... – спохватывается Седа. – Давай сама. Справа один, слева шесть, спереди один, напоследок восемь.
Послушно касаешься ошейника-ментоблокатора нужное число раз. С восьмым нажатием, на затылке, он со щелчком размыкается.
– Давай сюда.
И то верно. Нехрен разбазаривать ценное оборудование. Пригодится еще на кого-нибудь нацепить. Ну, кажется всё.
– Встать.
Неуклюже поднимаешься, потирая коленки. Никакой в этом нет красоты и патетики. Как-то сюжет наперекосяк пошел.
– Стой, где стоишь, – предупреждает Седа, быстро отходя назад. Вдруг, усомнившись, спрашивает: – Просто бросить, так?
– Да.
Стоишь в позе “смирно” с тем лишь отличием, что настоящие солдаты голышом в караул не ходят. Плевать. Тебе уже всё надоело. Главное, чтобы Седа не промахнулась. Еще одного конфуза не переживешь. Просто умрешь со стыда.
Напрасно боялась. Глаз у Седы верный, движения точные. С огромным трудом удерживаешься от попытки уклониться. Врожденные рефлексы иногда сильно мешают выглядеть достойно.
На миллионах видеоэкранов отобразился всполох серебряного пламени.
Ночь над городом. Вокруг – странно светло. Огненное колесо в небе источает холодный огонь. Молчаливые здания, как стражи, стерегущие улицу. На тротуарах теснится толпа. Она больше и гуще, чем прежде. Ни гомона, ни звука. Ты идешь посереди улицы, не удостаивая никого вниманием. Похожая на живую серебряную статую в облегающем тело костюме-метаморфе. При твоем приближении люди склоняют головы, опускаются на колени. Рабы не стоят слов – взгляни, и мимо.
Не такой участи ты желала им, не такой судьбы хотела себе. Не плачь, дитя. Закрой свою душу, не впусти в нее горечь и боль. Не жалей ни о чем.
Гнетущая тяжесть уходит. Она была воображаемой – чисто психологический эффект. Ненужные эмоции, отброшенные за ненадобностью. Венок из прозрачных нитей, водруженный тебе на голову Седой – невесом. Постепенно он начинает светиться, каждая нить имеет свой оттенок. Все вместе они создают волшебный ореол. Ничего особенного – технический трюк.
Ветер треплет шевелюру, но не в силах сорвать венок. Его тонкие отростки, подобно острым коготкам, вцепились в волосы.
Твой терновый венец.
Это – корона Наместника.
Символ власти Новых людей над порабощенной планетой.
Шаг Хозяйки ровен и тверд.