Значит, всё правда, подумал он сейчас, сжимая руками в перчатках руль мотоцикла. Есть только здоровые природные инстинкты, что вложила в нас природа. Так говорили по предмету «идеологическое просвещение», где преподавал некто из народно-трудового союза с русским выговором. Он рассказывал о «жизненном пространстве», принципе арийской принадлежности «по почве» и «по крови». Первое не исключало даже занятия славянами после специальной психофизической подготовки важных постов в администрациях оккупированных земель, что стали, по определению преподавателя, частью единой Европы. Естественно, что «жидам» и «цыганам» на этой «освобождённой» земле места не предоставлялось. Все, прошедшие специальный отбор славяне, будут причислены к высшей расе «по почве». В их обязанности будет входить надзирать за порядком, заниматься хозяйственными вопросами. Имеющих высшее образование в области экономики, математике, физике и химии, даже пригласят на работу в Европу. Там они будут проживать в коттеджах, и получать единый с германскими специалистами паёк. (О специалистах в области литературы и живописи преподаватель как-то умолчал.) Детям от «почвенников», особенно через семь поколений, будет позволено вступать в браки с арийцами «по крови», что уже великая честь. «…Так что не верьте, что вам пропагандировали жиды-политруки да коммунистические пропагандисты в тылу! Великая Германия не притесняет русское население. Фюрер германского народа и его великий сын Адольф Гитлер, - лектор возвёл своё сытое, круглое лицо с купеческим пробором к фотопортрету фюрера в форме СА, - дал указание стрелять и вешать только коммунистов, жидов и цыган. Не считая масон, что те же жиды и злейшие противники единой Европы. Ну, и этих, педерастов, прости, Господи. Те же, кстати, жиды и масоны, если на то пошло. И среди коммуняк их хоть пруд пруди. Заинтересованы в том, чтобы все в России стали педерастами и бабы детей не рожали. Вот так они наш великий народ сокращают, ребята! Ну, а теперь, курсант Гриша, встать! За то, что спал… не оправдываться!.. Упал и отжался от пола двадцать разов. Ага, вот так… А взводному лично от меня передашь, что наказан на двое суток. То-то, я смотрю, по кухне соскучился…»
Слава Богу, что преподаватель с фамилией Гульд-Иванов, что сам был «фольксдойтч», не наказал целый взвод. Не заставил его отжиматься от пола, приседать или шагать на месте, размахивая вперёд выставленными ладонями и высоко вскидывая колени, орать «Катюшу». Тогда виновного ночью в казарме ожидала бы расправа от сокурсников. Либо «велосипед», что представлял собой обрывки газет, вставляемые между пальцами спящего, что поджигались (спящий, понятное дело, орал и «крутил педали»). Или просто устроили «тёмную». Отходили бы, завернув в матрац, кулаками, ногами или рукоятками от швабры. Неделю ходил бы побитый, в синяках.
Правда, насчёт жидов… Сокурсник Андрюшка Шварц по псевдониму «Слесарь» как-то на занятиях «огневая подготовка» довольно громко шепнул ему, вынув возвратную пружину из пулемёта Дегтярёва: «А фюрер-то ихний явный жидёнок! И партия у них с коммунячьим уклоном. Такая же рабочая и социалистическая. На фотке видно, что ушки у фюрера сросшиеся. Только у жидков…» Он тогда остолбенел, так как слышал взводный, что неслышно подкрался со спины. В итоге «Слесарь» болтал ногами на петле виселицы, что была сколочена на плацу, а весь состав школы в красноармейском «хэбэ» без знаков различия лишь взирал на экзекуцию. Немцы-преподаватели в своих фуражках и плащах с прелинами «гавкали», кто понимающе, а кто осуждающе. Гульд-Иванов со всеми русскими преподавателями смотрел в платц. Происходящего он явно не одобрял. Наутро от него пахло спиртом.
Но особенно поразил Алексея преподаватель по огневому делу немец Крумме в чине майора. У него кроме значка «За атаку» была к пуговице френча приколота чёрно-серебряная ленточка Железного креста 2-й степени за прошлую войну. Высокий, с идеальной выправкой, он отлично знал русский. Его тонкий нос с ноздрями в типичном ракурсе выдавали в его жилах семитскую кровь. Уши тоже были немного того. Его никто не трогал из своих. От него наутро тоже несло шнапсом. «Я тоже должен болтаться в петле, - неожиданно возвестил он курсантам перед началом занятия. – Как нелегко быть юден в рейхе». Затем он начал рассказывать курсантам удивительные вещи. Оказывается, согласно расовым законам 1935-го года всякий еврей, имеющий боевые награды за прошлую войну, приравнен к арийцам. Остальные евреи делятся на две группы: «по духу» и «по крови». Кого расовое бюро отнесло ко второй группе, может служить в вермахте на офицерских должностях и заниматься научной работой. Если же к первой, то «кацет» и верная смерть. «Фюрер получил свой Железный крест от полковника Листа, тоже еврея, - особо заметил Крумме. – При кайзере не было таких различий, как сейчас. Евреи тогда воевали за германскую империю. Если бы не предатели возле фюрера, этих глупостей не произошло, - он печально кивнул в окно, где покачивался в петле «Слесарь».
А через неделю не стало взводного, грузина Гоберидзе. Он повесился на ремне в уборной, вырезав перочинным ножиком (поощрение гауптманна Странски) на дощатой стене: «ненавижу», «жиды». Два слова. Крупно, без знаков препинания. Специальное расследование установило самоубийство на почве нервного истощения. Но уровень стукачества на определённую тему заметно снизился. Курсанты стали живо шептаться о том, что среди фрицев есть недовыявленные коммунисты-евреи, и неизвестно, кого больше опасаться: агентов НКВД или этих. Потому как, если победят немцы, то, выходит, могут победить евреи.
…Скоро 59-й километр, думал он, подставляя лицо в фуражке, стянутое на подбородке ремешком, порывам прохладного воздуха. В треске двигателя думалось весело и легко, несмотря на то, что напряжённо было в груди и время от времени наливались тяжестью виски, лоб да и вся голова. Мотоцикл кидал в стороны вихри земли, что оседали ровным шлейфом. Всё равно, что люди на этой проклятой войне, в этом проклятом мире, вновь ненароком подумалось ему. И он неожиданно понял, что ощущает себя букашкой на этой планете. Она тоже была букашкой, это могучее шарообразное тело, покрытое земной корой, толщами пресных и солёных вод, усеянная зубьями гор со снежными шапками, населённая разными живыми тварями, число которых для человека не поддавалось учёту. Оно было таким огромным, это земное тело, но оно потерялось в пространстве космоса средь других планет и звёзд. Была ли судьба этой планеты уникальна? Были или есть жизни на других планетах? И какова эта жизнь? Если такая же, то стоит ли жить вообще? Вот говорили старики и говорят, что Бог рассудит. Бог есть и Бог справедлив. Но нет на этом свете справедливость, хотя и есть случай. Счастливый и несчастливый. Знать бы только наперёд, какой из них тебе выпал. Но знать эти случаи, значит знать свою жизнь наперёд. А будет ли тогда охота жить? То-то…
Расстояние он замерял компасом и секундомером (оттянул на локте пальто). Мысли лезли временами самые дурацкие. Это, то веселило, то смущало. Как учил на курсах «Цеппелин» сам Ставински, он принялся считать попеременно, то медленно, то быстро. Сначала до десяти, потом до двадцати. Постепенно, увеличивая счёт, он дошёл до ста. Считая, «Гриша» дышал в такт своим мыслям и ощущениям. При этом отставало напряжение от головы, наливались крепостью и здоровьем другие члены.