Именно это свидетельство, а также полная непричастность (по документам судебных инстанций, а также через архивы полиции) подтолкнула начальника Абверкоманды-102 утвердить Клауса Ригеля в настоящей должности. Кроме всего делу способствовали его награды, хороший послужной список (противотанковый взвод, которым он командовал, с начала компании уничтожил в общей сложности 20 русских танков) и хорошие отзывы с места учёбы. Кроме того, один из преподавателей кафедры романо-германских диалектов, лестно отозвавшийся о прошлом студиозусе, был членом НСДАП. Он был призван в СС и до середины 1942-го состоял в штабе одной из зондеркоманд в Белоруссии, откуда его возвратили за кафедру, как не выполнившего приказ «несоответствовавший», по его словам, «моим моральным соображениям». Суть приказа состояла в уничтожении еврейского гетто в Бобруйске.
Льстило ещё то, что согласно последней записи в личной карточке Ригеля значилось, что тот в качестве стажёра забрасывался до начала операции «Цитадель» в тыл Центрального фронта русских. Там ему в течение недели с напарником поручалось разведать русские коммуникации на предмет движения войск. С заданием он справился отменно. Напарнику, правда, не повезло. При посадке с парашютом он сломал ногу и был ликвидирован. Место захоронения трупа Ригель точно указал на карте, что было поручено проверить зафронтовой и фронтовой агентуре Абвера. Результаты получили подтверждение.
Ставински вспоминал, как в своём кабинете он познакомил Краснопольского с кандидатами на акцию - курсантами, которых два дня назад с величайшими мерами осторожности забросили в Смоленскую область. Это были мужчина и женщина почти одного с ним возраста. Женщину склонил лично он и Крумме, преподаватель огневой подготовки, симулировать беременность. Для этого она украдкой глотала тошнотворные пилюли, хотя по большому счёту надобность в них была небольшой. Оба прошли подготовку и добились хороших результатов в стрельбе, рукопашном бое, военной топографии и ориентированию, радиоделу и по другим предметам. Но не это было главным. Ставински в ходе «потрошения» кандидатов быстро понял, что мужчина, несмотря на свою представительную внешность и умный вид далеко не таков. Он хороший исполнитель и только. Женщина успокоила его сразу же. Она с первого взгляда оправдала все его ожидания. Говоря по-русски, стерва она была ещё та и эта. Озлобленная в глубине души на весь мужской род, брошенная с матерью своим отцом, которого ни разу не видела, она всю свою жизнь мечтала о реванше. В беседах с «господином капитаном» она спокойно и холодно доказывала свою готовность выполнить любое задание, возложенное на её хрупкие плечи Великой Германией. Это последнее сыграло решающую роль, ибо всех кандидатов, что говорили о фюрере и о своей готовности отдать за него жизнь в скором времени переводили в разряд «добровольных помощников» или «хиви» при маршеровых батальонах. Или давали заведомо невыполнимые задания.
С Машей Ставински работал в течение трёх суток. Он показывал ей фотографии своего родового поместья в Нижней Саксонии, обещал по возвращении свозить туда на экскурсию. Кроме того он задел самое больное – принёс журнал последней германской моды для женщин. В конце-концов, сыграв великодушие, он подарил его. О её напарнике при этом ни одной из сторон не говорилось, будто он уже был списанным материалом. Так оно и было. «…Человек он не глупый, капитан, но очевидно он слаб, - дал исчерпывающую характеристику Грише майор Крумме. – Я бы оставил его вторым номером при Маше. В случае необходимости пусть ликвидирует своего напарника. Вы не против, герр капитан?» Ставински лишь коротко кивнул в суженные глаза этого офицера, которого за глаза кое-кто прозывал «семитским коленом». Лишь по выезду из разведшколы неприятно кольнуло, а что если б он оказался на места этого бедного (как говорят эти русские), затюрканного Гриши? Впрочем, этот русский вряд ли был человеком. Животное начало через явные генетические отклонения давало о себе знать. Он, как рассказывали, был одним из многих, кто, давясь, принялся под конец «фильтрационного мероприятия» поедать всю снедь на столе, после чего его с силой оторвали от стола. Таких изначально рассматривали и заносили в списки «унтершеншей». Им полагалась лишь грязная непрестижная работа. Хотя стоит ли верить аттестационным карточкам из отделов a-III, что при концлагерях и полевых комендатурах? Там тоже сидят люди порой, не заслужившие этого высокого (как говорят и пишут те же русские) звания Человек. Не все германцы оказались на поверку таковыми, далеко не все. Многих даже забавляли те страдания, что обрушились на пленных в начале Восточной компании. Они даже не исполнили приказ Канариса о недопустимости жестокого обращения с русскими за колючей проволокой. Иными словами, сама германская нация нуждалась в основательном кровопускании. Как и всё человечество…
При той памятной встрече с обоими Краснопольский присутствовал как-то отстранённо. Он с самого начала понял, что этих кандидатов ему навязали и противу всех ожиданий проконтролирововать их действия он не сможет. Лишь Гришу ему довелось видеть со стороны на стрельбищах. Но что такое наблюдать пару раз или готовить человека? Как говорят те же русские, съесть с ним не один пуд соли? Или говорят баварцы, хлебать с ним суп из одной тарелки? Краснопольскому лишь представили обоих кандидатов. Затем оба показали своё умение стрелять, когда увезли на практические занятия в лес. Стреляли оба отменно, причём, Маша сразу из обоих рук. (С левой, правда, с некоторой задержкой.) После чего Краснопольский, он же Краснодольский, назвал как бы невзначай несколько адресов в Московской области, куда при необходимости можно было «прилечь». Кроме того он заявил, что его «хозяин» располагает своими источниками в окружении Сталина. После того, как кандидаты «залягут» у него, он, само собой разумеется, изучит их на пригодность к исполнению акции. Тот, кого он забракует, скорее всего, может уйти. Причём, навсегда – так, что и следа не останется. А вот баба… «Она мне больше по душе, - добродушно заявил «Русс Ивановитч». – Чувствуется в ней стерженёк вот такущий вот! – он развёл руки по сторонам и показал «какой-такущий» он имел в виду. Вы имейте в виду, что хозяин может её пристроить, скажем, в обслугу Большого театра или, со временем, конечно, в кремлёвский буфет. Кроме того, не забывайте, что шеф охраны вождя народов – большой ходок, скажу я вам. Ему подставить интересную женщину – раз плюнуть! Любит это дело. Болтает много, что не попадя. Так что нашу Машеньку надобно прямо к нему. А этого… ум, гм, хмыря, если доживёт, конечно, используем как последний вариант. Сунем на один из секторов Садового кольца с этим вашим… тьфу ты, язык сломаешь… Главное, что б не промазал – с первого выстрела… Потом… Я не знаю как он потом будет выбираться, но думаю, если его привязать к бабе, то да… Шанс есть». «Не знаю как вы, но мы делаем так, - усмехнулся Ставински: - Пусть девушка курсант беременеет, а потом… Догадались, поди уже, наверное». «А, сажаете на крючок? Ясное дело… Нет, мы так не работаем. У нас другие методы: отправляем бабу на первом месяце вместе с отцом в одной группе. Так надёжнее. А то он башку забъёт мыслями о ней и провалит задание. Ферштейн? Ну, то-то…» «Есть риск, что они оба… как это по-русски… смыться… Или прийти в огэпэу. Вы просчитали этот вариант, герр майор?» «Тот, кто работает по убеждениям, а не за страх, никогда не сбежит и не прейдёт к чекистам с повинной головой. Надобны именно такие люди. Если ваши - не таковы, о чём тогда разговор травить? Сплюнем и разбежимся…»