“Очевидно, сердца остаются разбитыми!” — добавляю я мысленно.
Так вот, Нина… Нам с тобой эта беда ни к чему! Совсем…
— Отправляйся-ка мыть руки, Кравцов!
Стряхнув вожделение и чувство, что он меня околдовал, я первая сбегаю на кухню, а там… атмосфера знакомая и деловитая: ложки-поварешки, кастрюли. Я успокаиваюсь за привычными занятиями, разложив по тарелкам суп с макарошками.
Еще хлеб надо нарезать…
Я с энтузиазмом берусь за дело. При звуке шагов Кравцова и голосе дочурки, оповещающей, что Бозик пришел кушать и его нужно кормить немедленно, мой энтузиазм только возрастает.
Я лихо ножом орудую. Так кромсаю хлеб, будто стараюсь безжалостно собственные непрошенные симпатии к этому мужчине уничтожить! Порубить на кусочки.
Рррраз! И все!
Очередной решительный взмах приходится прямиком по моему пальцу.
— Ой…
Взяв палец в рот, автоматически кровь облизывая, посасываю палец.
— Осторожнее. Лучше давай я?
— Поздно… Я уже порезала.
— И окропила хлеб кровью. Что это за ритуал такой? — шутит Кравцов. — Дай посмотрю.
— Ерундовый порез! — отвечаю севшим голосом. — Здесь на полке слева, есть упаковка одноразовых пластырей.
Он действует быстро, находит все необходимое.
— Ага. Нашел. И перекись. Теперь дай, пожалуйста, руку? — просит мужчина. — Твои слюни, уверен, вкусные, но антисептик из них — так себе!
— Мама, а Бозик тоже влач?
— Нет, Лель. Он… Он… Просто Бозик. И все.
Кстати, кто Кравцов по профессии? Сердцеед со стажем? Ох, Нина… Вот ты обо всем на свете подумала, но не учла вариант.
Самый опасный.
Он может оказаться сердцеедом, который живет тем, что нравится женщинам: Дон-Жуан. Альфонс. Ловелас…
— Почему я Бозик, могу спросить? — уточняет Алексей, задержав мою руку и капнув перекисью на ранку. — От слова “Боже”?
— Скромность — это не про тебя, да? — фыркаю. — Леля просто букву “Ж” не выговаривает.
— Это я уже понял!
— И, когда я тебя кое-каким словом назвала, еще одну букву она пропустила. И получилось то, что получилось!
— Какую букву она пропустила?
Алексей осторожно цепляет пластырь на ранку, деликатно его закрепляет.
— Не скажу. Если любишь загадки, найдешь правильный ответ сам. Прошу, садись за стол.
Кравцов быстро убирает пластырь на место и уже готов идти к столу, но потом подталкивает к нему меня.
— Садись, я подам хлеб.
Он отодвигает для меня стул, помогает усесться и… ловит момент, прижав меня за талию к себе.
— Ты одинока. И, если для тебя это принципиально, у меня тоже никого нет, — успел шепнуть на ушко, задев его губами. — Как думаешь, что может из этого получиться?
Через миг Кравцов как ни в чем не бывало, подает хлеб, садится напротив и желает всем приятного аппетита, а у самого…
Ох, какой аппетит! Голоден? Весьма… И кажется, не только пища входит в список того, по чему он изголодался.
А я… Нет, просто не должна так себя вести.
Едва рассталась с Димой…
Приличные девушки не перепрыгивают с одного мужского достоинства на другое, так быстро…
“Да разве у Димасика было достоинство? Так, одно недоразумение!” — затягивает одна из таракашек.
“У него из качеств было только одно преимущество — он Анатолия Сергеича и Марину Александровну не бесил!” — добавляет вторая.
Так, кыш-кыш! Я вас не слушаю, не слушаю!
Но вдруг я слышу еще и голос разума в своей голове:
“Последний раз секс с Димой был в начале этого месяца. Пять минут трения и едва слышных звуков. Прошло две с половиной недели. Чисто технически, интрижка с Кравцовым не будет считаться “быстро перепрыгнула от одного мужчины к другому”, — спокойно раскладывает факты разум.
И я умолкаю. Больше не спорю.
Буду откровенна, впечатлений от секса с Димой у меня было меньше, чем от простых переглядываний с Кравцовым.
— Ты сказал, что у тебя никого нет!
Отхлебнув ложку супа, Кравцов приободрился, посмотрел на меня взглдом победителя, уверенный, что все… бастион пал, крепость захвачена и можно брать приз — брать женщину!
— Да. Никого.
— Никого постоянного? — уточняю я.
Кажется, в цель попадаю. Его взгляд меняется, губы чуть дергаются в усмешке. Да, прямое попадание в цель. Меняет девушек чаще, чем носки.
— А с тобой непросто, да? — спрашивает Алексей. — Как этот… Антон справлялся.
— Какой еще Антон?
— Ах, не Антон? Не угадал с именем? Твой бывший, как бы его ни звали…
— Ах, мой бывший! — копирую интонации Алексея.
— Да. Что с ним?
— Ничего. Уже — ничего.
— И? Ты так спокойно об этом говоришь. Значит, пылких чувств не было! — бьет точно в цель Кравцов. — Отсюда вопрос, как этот не Антон, но суть, резиновое изделие номер три, с тобой справлялся? Почему ты была с ним?
— Ответ прост. Он был спокойным, надежным, знал о Лельке и утверждал, что это ничему не мешает. Однако, как оказалось, он переоценил себя и заявил, что не готов к серьезным отношениям с девушкой, у которой есть обременение в виде ребенка от чужого мужчины.
— Мама, а что такое об… об… облемение?
— Обременение, Лель. Сложно говорить. Это означает, тяжесть.
— Об… ме… Об… ле… Мама, а Бозик тозе обмеленный? Об… Облеменный? Он вот какой большой! Тяжелый, навелное!
Леля своей непосредственностью разряжает атмосферу за столом, и мы смеемся с Кравцовым. Закончив с супом, переходим к чаю. Нарезаю дольками лимон и добавляю малиновое варенье на стол.
— Пей. Тебе полезно! — адресую Кравцову.
— Значит, ему не понравился факт наличия Лели. Но под юбкой все-таки побывал.
— Фи, Алексей… ты сейчас попытаешься сыграть на моих якобы задетых чувствах вроде обиды. Потом еще добавишь: давай ему отомстим! И… Не надо вот этого, окей?
— Понял. Не дурак…
— Да уж… Ты умный слишком!
И напористый, так и вьется, не оставляет попыток меня закадрить! Вот фигушки… Адресую ему вопрос:
— А что у тебя?
— У меня? — удивляется он.
— Да. У тебя. Почему нет серьезных отношений? Прыгаешь с одной на другую. А возраст уже тридцать плюс… Тридцать пять плюс, даже! Неужели родители не требуют ни жену, ни внуков?
— Не требуют. Я сирота. Вырос в детском доме. Родителей не знаю. Отказник. Так называют тех, кого мамочки еще из роддома забрать не захотели. Даже не знаю, почему… — смеется. — Наверное, рожей в миг рождения не очень-то хорошо вышел!
— Ох. Прости. Ты найти родителей не пытался?
— Пытался. Искал. Нашел. К тому времени та, что от меня отказалась, была давным-давно мертва. Могилка заброшенная совсем, куцая… Такие бывают у тех, о ком заботиться толком некому. Рвань рвань и порождает.
— Что?!
— Так все говорят, это не мое выражение. Есть поговорка про яблоко и яблоньку. Так вот… Образно выражаясь, я всегда хотел быть… не таким яблоком. Стремился покинуть яблочный сад и оказаться… Допустим, в зимнем саду. Среди пальм и экзотических видов растений. Это тяжело, сложно и долго. Отнимает силы и времени, отнимает все. Представь, у твоей девушки день рождения или у вас ми-ми-ми-годовщина, а ты забываешь и сначала про одно, потом и про другое, потому что спешно заканчиваешь проект, который может выгореть, а может — и нет, — как-то весело говорит Кравцов. — Выбираешь проект. Девушка побоку. Прогораешь… Пффф… Кругом только зола и куча долгов. Куча долгов и даже… потрах…
Алексей быстро понимает, что чуть не пустил крепкое словцо.
— Потрындеть об этом не с кем.
— Мне жаль.
— Не стоит. Успех стоит кровавых мозолей. Срывы, подставы, постоянное движение. На заре, когда меня интересовали эмоциональные привязанности “потр... потрындеть и иметь плечо поддержки” попадались не те девушки. Обиды на мою черствость и занятость были сильнее, а когда у меня уже появилось время и возможность озадачиться чем-то таким… — показывает глазами пренебрежительное отношение. — Выходит, что уже все… Поезд ушел.