Увидела Елизавета, как лицо божества зимнего озарилось улыбкой лучезарной. А у самой внутри все аж кипело от злости страшной. И вот урвала она момент подходящий, чтобы слово свое язвительное вставить.
– Ах ты, козел старый! Ишь, что придумал! Жениться?
Карачун от неожиданного всплеска ярости сразу отступил, поник плечами и как–то даже скукожился.
А Елизавета все продолжала:
– Как смеешь ты думать, что я могу семью свою на произвол судьбы оставить! Мужа любимого и деток дорогих бросить ради ледышек твоих холодных! Не бывать этому никогда!
Баба все больше свирепела и горячилась, да так сильно, что даже пол под ней плавиться начал. А Карачун с перепугу и не знал, как себя повести! Ему–то казалось, что женщина будет покорной и покладистой, а она пуще пожара лесного разошлась. И никак не унималась.
«Того гляди, все царство мне растопит!» – пронеслось у Карачуна в голове.
– Тише, тише, бестия! Будет тебе! – попытался успокоить ее бог зимы и вьюги.
Но Елизавета пуще кричать и ругаться начала. А когда Карачун протянул руку, чтобы попытаться угомонить взбесившуюся женщину, она решила, что он хочет на нее напасть, и со всей силы, что была в ее хрупком теле, толкнула старика. Тепло человеческих рук будто ошпарило Карачуна и, закричав от страшной боли, повалился он на ледяной пол и выронил посох волшебный.
Женщина, не теряя ни секунды драгоценного времени, подхватила посох и, ударив им об пол, приказала:
«Хочу немедленно оказаться у себя дома!» – и исчезла. Оставив Карачуна лежать на полу – озадаченного, испуганного и потерянного.
***
К сожалению, посох сработал не так, как рассчитывала Елизавета Ивановна, и перенес он ее не домой, а в чащу леса. Оглядевшись, она поняла, что местность совершенно незнакомая. Да и посох отказывался подчиняться и по факту оказался совершенно бесполезной здоровой палкой, которой женщина помогала себе пробираться сквозь сугробы.
А тем временем солнце клонилась к западу и приближалась ночь.
Глава 4
– Что–то мамы давно нет, – встревоженно обратился Димитрий к сестренке. – Как бы беда какая не случилась?
Василиса и сама не находила себе места от беспокойства. Мама должна была вернуться к обеду, а уже близилось время ужина. Ветер за окном усилился, и мороз стал крепчать. Сердце девочки чувствовало, что с матерью случилось что–то плохое. А еще этот Митька не прекращал говорить о беде!
– Так, Митька, слушай, – начала девочка. – Я пойду маму искать, а ты запрись в избе и никому не открывай, я скоро ворочусь.
– Ага, щас! – закричал мальчик. – Ты, Васька, как хочешь, а я с тобой пойду!
– Дурачина ты! В лесу знаешь, какой мороз лютый – нос и уши тебе отгрызет, – начала отговаривать брата Василиса.
– А тебе как будто не отгрызет?!
– Я уже взрослая, мне это не страшно, – гордо заявила девочка. – И вообще мама меня за старшую оставила.
– Ты всего на год меня старше, так что не задирайся! А в избе я все равно не останусь, вместе маму искать пойдем.
На том детишки и порешили. Надели все теплые вещи, что в избе найти смогли, взвалили пледы да одеяла на сани и отправились в лес, по следам матери.
Глава 5
А Елизавета Ивановна долго по лесу туда–сюда ходила, пока не сообразила, что совсем заблудилась. С приходом ночи совсем темно стало, и даже слабый свет звезд, отраженный в снеге, не помогал в поисках стороны родимой.
– Ох, пропаду я видимо в лесах этих дремучих, околею среди холмов заснеженных.
Уселась бедная женщина прямо в сугроб высокий и стала плакать слезами горючими.
– Ах ты, палка окаянная! – закричала Елизавета на посох волшебный и закинула его далеко за деревья. – Мерзость заколдованная, извести меня со свету решала?!
Но как только посох коснулся земли камнем, что в основании его красовался, загорелась извилистая дорога синим пламенем. И увидев это, женщина решила, что вещица проклятущая, наконец, решила к дому ее родненькому вывести. Вытерла она слезы со щек своих красных и, схватив посох, бегом бросилась по дороге.
Долго Елизавете Ивановне пришлось идти путем этим нелегким. Посох ее то в гору, то с горы направлял, то в сугробы, то в овраги. И когда женщина уже почти лишилась сил своих последних, увидала зеленую опушку, стоящую аккурат посреди заснеженного леса. А на опушке той стояла ветхая избушка на курьих ножках.
Подошла Елизавета к той избушке и все диву давалась, вокруг мороз лютый свирепствовал, а на опушке тепло было, словно лето на дворе красное. Женщине так жарко стало, что она кафтан и валенки скинула и на порожек уложила.
– Ох уж диво–дивное! Чудо–чудное! – восхищалась Елизавета, да вокруг избы ходила. – Либо я в страну какую волшебную попала, либо в сугробе на смерть замерзаю, и меня видения посещают.