– Да ты у нас поэт, Тимоти!
– Слушай, ну, может, у нее дела какие были, вот и забыла о свиданке, – тот, что порослее и выше, ободряюще улыбнулся другу.
– Просто Тимоти у нас слишком душка, чтоб девчонки на него велись. Давай, пробуди в себе самца!
– Ты труп, Арсений! – Тим недобро сверкнул глазами в сторону явно потерявшего чувство такта рыжеволосого приятеля.
– Ну давай, догони меня, тряпка, – парень поддразнивающе загоготал, прекрасно зная, что выйдет победителем. Чутье подсказывало, ну, или его любовь к длинным беговым дистанциям на время с самого детства.
Рыжий легко оттолкнулся ото льда и рванул в самую гущу толпы под недовольные возгласы отдыхающих. Тим же, совсем забыв, что и кататься–то толком не умеет, неплохо разогнался и полетел совсем не в ту сторону, так, точно бежал к чему–то своему. Недосягаемому.
Перед глазами мелькали разноцветные блики, а крики и смех слились в неразборчивый шум, в груди болезненно скребло, точно сердце стачивалось о ребра. Руки все еще безвольно цеплялись за бесплотный воздух, пытаясь дотянуться до теплых и нежных пальцев, пахнущих персиковом кремом для рук и горьковатым никотином. Каждый раз было так странно и волнительно наклоняться к этим пальцам, почти невесомо касаться их шершавыми и сухими губами. Когда Нина после тяжелого рабочего дня сворачивалась калачиком на его старом диване и мерно сопела в подушку с выцветшим желтым смайликом. Наклониться, оглохнуть от бухающего в груди сердца, послушать ее дыхание, а потом нежно, робко поцеловать ее маленькие пальчики, чувствуя их горьковатый вкус.
Интересно, с кем сейчас Нина? Кто смотрит в ее лучистые глаза, гладит ее нежные руки, слышит ее громкий, как праздничные хлопушки, смех?
«С кем же тебе теплее этой зимой, чем со мной?.. А, Нинка–картинка? Нинка–смешинка, Нинка…»
Тим так задумался, что не заметил, как влетел в огромную пушистую елку под три метра в высоту, что ознаменовала весь праздник в городе. Лоб запульсировал нарастающей гудящей болью, во рту разлился горьковатый металлический вкус, а перед глазами привычные очертания мира рассыпались точно причудливая мозаика. Тим обхватил непослушными пальцами шершавый холодный ствол елки, пытаясь устоять на ногах – коленки предательски дрожали, а лезвие коньков не придавала ему надежности. Сердце задрожало и ухнуло в пятки, когда неожиданно откуда–то из недр раскидистых темно–зеленых ветвей раздался тихий заговорческий шепот:
– Псс, парень, хочешь в Страну Чудес?
Тот несколько раз моргнул, тяжело втянув носом горьковато хвойный воздух, стараясь оставить при себе хоть крупицу тающего, как дым, здравого смысла. Он тряхнул головой, отчего шапочка сползла набок с повлажневших от быстрого катания спутанных кудрявых волос, точно в попытке выбросить из головы чужеродный голос. Ноги разошлись в стороны, и Тим, потеряв точку опоры, с паникой, промелькнувшей в просветлевших глазах, рухнул на твердый лед, ударившись копчиком.
Елки не могут разговаривать, так не бывает. Плюс он вроде не Алиса, да и нор никаких поблизости нет. Примерещится же.
– Елки не кролики, чтоб чудить, – пытаясь образумить говорящее дерево, заторможено произнес Тим, уперев разгоряченную макушку в ствол дерева.
– А совы могут, ку–ку, совы все могут.
«Нечего мне тут «ку–ку», я и так знаю, что «ку–ку»!» – это было последней мыслью перед тем, как его схватили чьи–то чужие руки и утащили в недра елки.
Глава 3
«О волшебных поездах и истинном чуде»
– Ой!
Анника искренне удивилась, когда им с совой действительно удалось украсть из громоздкой книги порталов самого настоящего живого человека. Аня всегда мечтала хоть глазком увидеть мир людей.