— Чего именно?
— Не говорил начальству того, что собираюсь сказать тебе, потому что в голову не пришло бы сказать своему командиру, что хочу заняться с ним любовью. Я боюсь тебя оскорбить. Ты взяла меня на работу, и я не хотел бы просто воспользоваться ситуацией. — Взгляд Сэма был прямым и честным. — Но во мне растет желание лучше узнать тебя. Ты привлекательная женщина, Дэниэла Хармон. И мне еще ни разу в жизни не хотелось так сильно быть ни с одной женщиной, как с тобой.
Надежда, желание, чисто женское тщеславие вспыхнули вдруг где-то глубоко внутри и погасли.
Нет, нет и нет! Уходя, Брайан забрал с собой ее уверенность.
Сэм попытался ее вернуть.
— Спасибо, — просто сказала Дэни. — Ты тоже мне нравишься.
— Мы не говорили о твоем объявлении — о том, которое дала ты. Думаю, настало время его обсудить. — (Сердце Дэни громко стукнуло.) — Насколько я понимаю, ты имела в виду нечто постоянное. Помощника на ферме… и в доме. Партнера. Это понятно.
— Правда?
— Ты поступила правильно, и не надо об этом жалеть.
С каждой секундой она жалела все меньше и меньше. Если она верно его понимает…
— Ты считаешь, что я правильно поступила, дав это объявление?
Взгляд Сэма вдруг затуманился. Когда Сэм коснулся ее щеки, она почувствовала, какими шершавыми стали его пальцы. Это оттого, что он скоблил мое крыльцо.
— Думаю, правильно.
Еще никогда она не была так близка к осуществлению своей мечты. Это было пугающим, но восхитительным ощущением.
Присутствие Сэма в ее доме, взаимоотношения, складывавшиеся в ее семье всю эту неделю, убедили Дэни в том, что мужчина, женщина, ребенок — это простейшее, самое мистическое и в то же время самое основное сочетание, которое придумало человечество. А Сэм был именно тем мужчиной, с которым она хотела быть. Она наслаждалась его добротой, восхищалась его силой. Она хотела узнать о нем все. Она уже знала, что он любит капусту и ненавидит горох, бесконечно терпелив с другими и ничего не прощает себе.
Борясь со своей природной застенчивостью, Дэни потерлась щекой о ладонь Сэма, а потом взяла его руку и стала разглядывать четкие линии на ладони.
— Я когда-то была на вечеринке, на которой присутствовала гадалка по руке. Она всем нам предсказала наше будущее. Меня это заинтересовало, и я даже взяла в библиотеке книжку и по ней стала разглядывать линии на ладони у отца.
Уголки губ Сэма чуть приподнялись, и без всякой гадалки Дэни поняла, что ей никогда не надоест его улыбка. Осмелев, она выгнула бровь и притворилась, будто читает по руке.
— Тебе надо чаще улыбаться. Ты слишком серьезно относишься к жизни.
— А что ты еще видишь? — подыгрывая ей, спросил Сэм с хитрой улыбкой.
— Много чего. Линии твоей руки — длинные и четкие. Ты упрям и не склонен менять свои решения.
— Что ж, похоже.
— А вот главная линия. В тебе рассудочность преобладает над чувствами, но ты очень страстный.
— Угадала.
Дэни подняла голову и поняла, что все то время, пока она разглядывала его ладонь, он пристально смотрел на нее. Он выдернул руку и, схватив за запястье, притянул Дэни к себе.
— Я хочу тебя. Это ты можешь прочитать по моей руке? — прорычал Сэм.
Трепет охватил Дэни.
— По руке — нет. Но по глазам…
— Только ты этого не хочешь, — прохрипел Сэм. — Любая гадалка скажет, что между такой женщиной, как ты, и таким мужчиной, как я, огромная дистанция. Я не хочу, чтобы ты страдала.
— Этого не случится.
Что-то в выражении лица Сэма вдруг заставило Дэни усомниться. Его руки говорили одно, а голос — другое. Что-то явно не так.
— Не пойму, — постаралась она сказать с легкостью, которой не испытывала, — ты говоришь о моем объявлении?
Немного помолчав, он ответил:
— Нет, — и в его голосе слышалось сожаление. Сэм сознавал, что, как бы мягко он ни говорил, его слова причинят ей боль. — Я хочу тебя. Физически. Эмоционально. Но… но не навсегда. Этого я не могу предложить. Я пытался дать тебе это понять, но, видимо, мне не удалось. Брак не входит в мои планы.
Какой дурак сказал, что всегда надо быть честным?
В течение нескольких долгих секунд только громкое сердцебиение было единственным признаком того, что она еще жива. Потом до нее дошла нелепость ситуации: при всем при том они все еще не отпускали рук. Дэни осторожно отодвинулась и высвободила руку. На ум ей приходили лишь слова протеста: но ведь я тебя люблю.
Этого говорить не стоит. Господи, не дай мне это сказать!
Дэни хотелось, чтобы ей снова стало четыре года: тогда она верила, что, если закроет глаза, ее никто не увидит.