Гнев, бешеная злость и другие неистовые чувства вскипели в инвалиде. Они обращены на того, кто изувечил, отнял здоровье и - неужели это так? - счастье в жизни, с этой женщиной, за обладание которой он готов биться со всем миром! Сжались кулаки, закаменели скулы, брови сошлись - глыбой застыл влюбленный мужчина, ожидая приговора.
Но Катя была занята только своей тревогой, и хоть увидела, заметила, как изменился Дмитрий Васильевич, а не поняла, отчего. Она отстранила теплое чувство к Диме, и предложила сесть на стул больному Егорову. Тот выбрал низкое кресло - из непонятного самому чувства протеста. Костыли мешают, и Дмитрий Васильевич уложил их на пол, невольно пряча, задвигая, чтобы не видеть самому унизительного символа неполноценности.
- Понимаете, тут такая нелепость. Я готова сойти с ума. Ему всего восемь лет...
Катя говорила сбивчиво, торопливо, объясняя, защищая и оправдывая глупого мальчишку, который ничего не понимал тогда и ничего не знает сегодня и не должен знать завтра, потому что...
Дмитрий Васильевич слушал с каменным лицом. В нем бушевал неизбытый гнев на негодяя, сделавшего его инвалидом. Ампутированная стопа заболела в районе большого пальца, которого нет, и никогда не будет: "Я неполноценный человек по вине оболтуса! И что с того, что этот оболтус ничего не соображал?
- ...когда я узнала, что Сашка сделал вас инвалидом ...
Но гнев запнулся о простую мысль - нога уже не вырастет. Что бы он, Егоров, не сделал - стопа не вернется. Ему предстоит жить таким, как он выглядит сейчас. С тем, что ему осталось. Можно отомстить мальчишке, жестоко отодрать за уши, потыкать мордахой в жуткие швы на ноге, чтобы поплакал от страха, почувствовал, что он натворил, сколько боли причинил... И что от этого изменится? Что получит он, Дмитрий Егоров, взамен кратковременного наслаждения местью?
- ...мой сын, поймите меня... Умоляю...
Гнев упал, словно опрокинутое ведро воды растёкся по другим мыслям. Мужчина опомнился, вновь заметил, что перед ним стоит женщина, которая недавно казалась самой желанной. Почему казалась? Она по-прежнему выглядела прекрасно, но глаза полны испуга и слез, а голос дрожал. И просила эта женщина его, Диму, о том, чтобы он молчал, не говорил ее сыну... "Что не говорил?"
До Егорова дошла суть просьбы, но что-то мешало усвоить её, осознать полностью: "Ах да, не что-то, а кто-то! Следователь, почему он так и стоит между мной и моей женщиной?" Уже Дима смотрит в глаза не врача Фоминой, а Кати:
- При чём здесь этот, Кусаев?
- Он просил моей руки и рассказал про Сашку. Он обещал, что никому, никогда...
"Опять!" - вздрогнул инвалид, поняв жестокую правду. У Кати не было выбора - она согласилась стать женой Кусаева. "Как ты жестока, судьба. Отняла у меня здоровье, отнимаешь и любимую женщину..." - поник Егоров, но остатки самолюбия принудили горько сказать:
- Ладно, сделаю вам подарок на свадьбу. Обещаю молчать тоже. А теперь извините, я пойду...
- Какая свадьба? Я ему отказала.
Дима не поверил. Он вскинул голову, чтобы поискать в глазах Кати подтверждение странным словам. А нашёл там встречный и тревожный вопрос. Так случилось, что через свой пережитый гнев он понял Катю и озарился несложной, наверное, для стороннего наблюдателя, догадкой - если простит Сашку, то получит её. Сглотнув невесть почему возникший в горле ком, пациент Егоров посмотрел на лечащего врача Фомину, которая ненедавно и незаметно стала для него желанной женщиной, а теперь ещё оказалась и матерью шалопая, что так подло изувечил его, всего нескольно недель назад бывшего полностью здоровым человеком...
Мстить? Бессмысленно. Забыть об инвалидности? Невозможно. Простить? Вряд ли получится. Оставить и забыть Катю? Но ведь впервые в жизни ему встретилась женщина, в которой сошлись все мечты. Но как жить с ней, ненавидя её сына? В такой мешанине мыслей спортсмену, который славился скоростью реакции, и бизнесмену, безжалостному к конкурентам, оказалось настольно трудно принять решение, что он отчаялся и сжал виски ладонями. А затем нашёл компромисс:
-"Может, это судьба? И все случилось, чтобы мы с Катей встретились? Так чего я мучаюсь? Как сложится, так и будет!"
Дмитрий Васильевич поднял голову, открыл глаза. И увидел перед собой лицо женщины, которая опустилась на колени перед креслом, но не умоляя, а чтобы стать вровень с ним. Отринув сомнения, Егоров дерзко, по-хозяйски, вторгся рукой в её прическу, приблизил к себе, коснулся губами губ.
- Так ты едешь со мной?
Катя кивнула, смежила глаза, полные слез, не пытаясь контролировать себя. Все страхи, переживания и тревоги сегодняшнего дня улетучились. Высокой нотой звенела единственная мысль: