А у меня отчего-то тепло разливается по телу. Последнее время я был так занят нескончаемыми встречами с избирателями и последствиями судебной тяжбы, что напрочь забыл, как приятны могут обычные мелочи.
Вроде румяных тостов с омлетом на завтрак в кругу семьи. Или чашке травяного чая после мороза. Или немой благодарности, написанной огромными буквами на лбу у моих девчонок.
— Так, что у нас дальше по списку? Елка. Живую возьмем или искусственную?
— Давай искусственную. Живую жалко, — изогнув бровь, говорит Юлька, и Лиса с ней соглашается.
— Давай искусственную, па.
И мы выбираем пушистую изумрудную красавицу из сотни белых, зеленых, голубоватых. Высоких и низких. Припорошенных снегом и лишенных этого великолепия. А дальше двигаем за украшениями для главного атрибута праздника.
Эту миссию я целиком и полностью доверяю девочкам. Стою рядом с полками, пока Юля с Алиской разоряют витрины, и наблюдаю за тем, как у них в руках мелькают шары, ангелы, звезды и небольшие аккуратные бантики.
Красно-золотая гамма. Идеально.
— Все скупили? — окидываю пакеты, которые множатся и множатся, удивленным взглядом и наклоняюсь, чтобы поцеловать дочку в макушку. — Я пока отнесу это все в машину на стоянку, а вы дуйте на каток.
Пару недель назад я обещал свозить Алису покататься, но так и не смог выбраться. Так что сегодня я стараюсь по максимуму компенсировать дочери свое отсутствие, ведь завтра меня снова ждет дотошный Ленчик с километровым списком крайне срочных и архиважных дел.
Мотнув головой, я сгружаю покупки в багажник, говорю сидящему в салоне Захару, что мы задержимся еще где-то на час, и он тоже может побродить по торговому центру и присмотреть что-то жене и детям. Терентьев согласно кивает и вместе со мной движется к эскалатору.
— Знаешь шеф, вот смотрю я на тебя, на Юлю твою смотрю, вы же идеальная пара. Как ты в Инессу умудрился вляпаться? — прочесав пятерней шевелюру, спрашивает мой водитель и друг по совместительству, а я невольно думаю, вот, правда, как.
Глава 5.2
Ответ банален. Молодой был, глупый.
— К Сладковой я всегда относился по-дружески. Как брат опекал. А Инка была яркая, недосягаемая. Ее хотелось завоевать, приручить. Приручил на свою голову, — хмыкаю едко и отделяюсь от Захара.
Он шагает к бутику с вечерними платьями, я поднимаюсь выше и направляюсь к катку, у бортика которого стоит Юля. Кричит что-то вертящейся на льду, как волчок, Алиске и улыбается. Столько в ней свет, что, кажется, все вокруг сияет. И маленькая белая елочка рядом, и два стаканчика с кофе у нее в руках, и коробка с пончиками в моих.
— Проголодалась?
Приблизившись, наклоняюсь и шепчу ей на ухо. От нее пахнет домом и карамелью. И я хочу сказать ей что-то милое и трогательное, но не успеваю. Из-за будки проката коньков выскакивает одетый в серый джемпер и нелепые клетчатые штаны человек и все портит, наводя на нас фотоаппарат.
Щелк. Щелк. Щелк. Клацает затвор, ослепляя нас вспышкой, и я инстинктивно подтаскиваю Сладкову к себе и обнимаю свободной рукой. Во второй пончики, будь они не ладны.
У Юльки немного дрожит нижняя губа, и глаза блестят от возмущения. Я тоже злюсь на такое бесцеремонное вторжение в личную жизнь и намереваюсь настучать репортеру по шапке.
— Прекратите это немедленно, — высекаю жестко, но мужчина делает ещё несколько снимков прежде, чем опустить свой гаджет.
— Демьян Евгеньевич…
— Удалите все фотографии, иначе я буду вынужден обратиться в суд, — продолжаю давить и в ответ получаю совсем уж внезапное.
— Но как же… мы же договорились с вашим пиар-агентом Леонидом…
Сладкова вздрагивает. Вздергивает острый подбородок и поливает обидой. Спасибо, хоть кофе на меня не опрокидывает.
— Удаляй, живо.
Отлепляюсь от недоверчиво косящейся на меня Юли и иду проверять, чтобы все снимки исчезли. Прошу прощения за случившееся недопонимание и сую мужичку купюру за напрасные труды.
— Там хорошие кадры есть. Может…
— Нет.
Отрезаю твёрдо, слежу, чтобы фотограф все удалил, и возвращаюсь к нахохлившейся Сладковой, напоминающей взъерошенного воробья.
— Юль…
— Ты обещал больше не использовать меня вслепую, Ларин, — произносит едва слышно и отворачивается, а мне в эту секунду хочется прибить Ленчика.
Свернуть его тонкую шею, чтоб больше никогда так не подставлял. Энтузиаст, блин.
— Юль, я сам не знал. Правда, — снова приобнимаю ее за плечо и подсовываю коробку с пончиками. — Будешь? Остывают.