Выбрать главу

— От двери к двери! Денег не дадут, но хоть покормят, обогреют — и то в радость! Сейчас я загримируюсь в Деда Мороза, Матрена Снегуркой будет, остальные — снежинками, или зайчиками…

Сказано — сделано, и через полчаса кудрявый и бородатый Дед с почти отмороженными щеками и весело подпрыгивающая не хуже любого зайчика Снегурочка в прохудившихся валенках, при поддержке отряда шатт-аль-шейхских калифов[1] пошли на штурм первой обители тепла и пирожков.

Откашлявшись и проделав разогревающие упражнения для губ и грудной клетки, Одеялкин постучал дед-морозным посохом[2] в новые дубовые ворота двухэтажного каменного дома с голубыми наличниками.

Глухой лай запертого в глубине двора в сарае волкодава был ему ответом.

Афанасий оптимизма не потерял.

— Ага, собаку закрыли, значит, гостей ждут, к пиру готовятся! — весело провозгласил он и затарабанил в гулкую доску с новой порцией голодной жизнерадостности.

— Открывайте, хозяева — добрый Дедушка Мороз со внученькой своею к вам из дальней тайги явился, с поздравленьями да с пожеланьями, с представленьями да с предсказаньями!..

Дверь где-то в глубине двора хлопнула, и до слуха замерзающих артистов донесся сумбур неясных голосов.

— Дедушка Мороз?.. — донесся из-за ворот неприятный гнусавый сип. — Ах, Дедушка Мороз к нам пожаловал… Из тайги далекой… Сейчас, сейчас… Разберемся, что это за дедушка, и где он там живет…

Щеколды с той стороны калитки зазвякали, открываясь.

— А вот здравствуйте на годы долгие, люди щедрые, люди добрые! — густым, сочащимся реверберирующими обертонами голосом, как блины доброй хозяйки — маслом, начал приветствие Афанасий…

И не закончил.

Красный нос к красному носу оказался он с еще одним Дедом, не менее Морозом, и даже более, потому что сопровождала его не только грудастая внучка в яловых сапожках на шпильках, а еще человек десять здоровенных мордастых зайчиков.

— И чего это Дедушка Мороз так далеко от своей глухой тайги делает? — прогундосил тот, кого зайчиком назвать язык не поворачивался — громила с плечами кузнеца и ростом жирафа.

— Э-э-э… — сразу и всё объяснил упавший духом Одеялкин.

— Ты иди, иди, самозванец, не топчись тут, людям ворота закрыть надо, пока не набежало тут такой шантрапы, как вы, да дрова из поленницы не сперли, — недобро посверкивая единственным глазом, предложил зай — гроза волков.

— Н-ну… если вы тут уже поздравили… — промямлил Алехандро.

— …То мы и к другому дому можем пойти, — договорила заробевшая Снегурочка и поспешила юркнуть за Епистрата Багинотского.

— К другому? — насторожился конкурирующий Дед. — Это к какому такому, скажите, другому?

— К другому… нибудь… какому… любому… — выбил зубами чечетку — естественно, от холода, не от страха — тенор и травести Ярема Миколайченко, более известный своим поклонникам — если они бы у него были — как Энрико Моцикетти.

— Ну, вот что, мужики, — отодвинув своего Деда от приблудного конкурента выдающимся — сантиметров на двадцать — бюстом, в дискуссию вмешалась Снегурка. — Давайте договоримся по-хорошему. Мы на этой улице поздравляем всех.

— А на той… — пискнула Мэри.

— И на той. И на следующей. А там, дальше, работают дед Сидор с бабой Натальей и с сыновьями.

— Так, может, им хоть Снегурку надо?..

Дед Мороз из местных усмехнулся.

— У Сидора баба снежная строгая. Не надо им Снегурок.

— А где тогда?.. Ну хоть кого-нибудь?..

Глядя на патетически обвисшие усы и закуржевелую эспаньолку Бруно Степаныча, слеза прошибла даже зая.

— Не знаю, ребята. Но в нашем околотке вам делать нечего — это факт.

— Шурка, дай сюда мешок, — махнула рукой Снегурка противника, и самый низкорослый зайчик — вернее, зайчиха, ростом всего метр восемьдесят — выскочил вперед.

Щедрая длань внучки Мороза залезла в его небогатые пока недра и извлекла с пяток картофельных шанежек и бутылку домашнего малинового вина.

— Извините, народ. Больше мы пока не напоздравляли. Мы вас понимаем, сами такие… гастролеры… только помочь ничем не можем. Рынок Морозов тут был полностью забит еще на день последнего колоса. В прошлом году. Так что, не обессудьте.

— Шли бы вы на Дворцовую площадь — там, говорят, под бой курантов царские люди сбитень горячий наливают и пирожки с ливером и луком раздают. На безрыбице, как говорится, и печенка — осетрина, — сочувственно проговорил еще один косой.

вернуться

1

Использован был тот реквизит, что ближе лежал: температура, ближе к абсолютному нолю, чем к общечеловеческому, к длительной подготовке образа не располагала.

вернуться

2

Он же — копье стеллийского легионера, флагшток бесчисленного количества флагов, дирижерский жезл, палка для сшибания высоко висящих яблок, удочка, и прочее, прочее, прочее.