— Я не о том спрашивал, — не унимался Саймон. Он обхватил ладонью мою щеку и пытливо посмотрел в глаза. Я не смог отвести взгляд, даже если бы захотел. — Тебе одиноко, Джекс?
Проблема в том, что признавшись в своем одиночестве, я бы признался в том, что мне нужны другие люди в жизни. А вслед за людьми, в жизнь приходит боль.
Боль от того, что тебя бросили как ненужную вещь.
Я поклялся, что никогда больше не ступлю на эту тропу.
— Нет, — тихо сказал я, опуская глаза.
— Ты говоришь мне правду? — спросил он.
Конечно, Саймон видел ложь. Казалось, он видел во мне все.
Я помотал головой.
— Нет.
Он нежно погладил пальцем уголок моего рта.
— Почему ты боишься признать, что тебе одиноко?
— Потому что мне не нравится нуждаться в людях. — Это первый раз, когда я признался в этом кому-либо.
— Почему?
Как он мог даже спрашивать об этом? Ведь ответ очевиден.
— Потому что люди лишь подводят.
Я видел жалость в глазах Саймона, и мне это было ненавистно. Вот почему я никогда не открывался, вот почему никогда не рассказывал об этом.
— Не всегда, — сказал он.
— Похоже, тебе никогда не причиняли реальной боли. — Огрызнулся я. И мгновенно пожалел о выпаде, увидев его обиженное лицо.
— Мне очень жаль...
Он покачал головой, обрывая меня.
— Я повидал немало боли. — Он прикусил нижнюю губу, и спустя мгновение продолжил. — Мне изменяли, лгали, использовали в своих интересах.
В груди заскребло от его ответа, знакомая волна гнева прокатилась по мне. Мысль о том, что кто-то причинил боль Саймону, подействовала на меня как красная тряпка на быка.
— Кто это сделал? — Зарычал я. — Этот твой бывший? — Перед глазами замелькали картинки как я, воспользовавшись аварийным люком, поднимаюсь по шахте лифта в ресторан, чтобы найти ублюдка и отделать его.
Саймон положил руку на мои сжатые кулаки.
— Все в порядке.
Я ему не поверил. Грусть в его глазах, никуда не делась, и это опустошило меня.
— Это не так. — Я притянул его на колени, лицом ко мне. Не хочу больше разговаривать с отражением в зеркале. Я схватил Саймона за затылок, а большой палец положил на пульс, чтобы чувствовать.
— Будь моя воля, ты бы больше никогда не испытал боли. — Эти слова поразили меня своей правдивостью. Я так чувствовал. Я так хотел.
Если Саймон и удивился, то не подал виду. Но его зрачки расширились, а ноздри затрепетали. Он провел пальцами по моему животу, прижимая ладони к груди.
— Что, если человек, который может причинить мне боль, — это ты?
Эта мысль привела меня в ужас.
— Никогда! — Я убрал от него руки, испугавшись, что каким-то образом мог непреднамеренно обидеть его. Я намного больше и сильнее — что, если я его ушиб? Я осмотрел его на предмет синяков или ссадин.
— Не физически, — сказал он, бросив на меня понимающий взгляд.
— Как же тогда?
Он заерзал на мне и я снова начал возбуждаться.
— Что, если... — он опять прикусил нижнюю губу и мой пульс участился. — Что, если я не хочу остаться просто незнакомцами? Что, если не хочу расставаться в конце ночи? Что, я хочу узнать тебя? Что, если хочу... тебя.
Саймон снова положил руку мне на сердце.
— Что, если нам больше не придется быть одинокими?
Чувствует ли он, как колотится мое сердце, как тепло разливается в моей груди. Его предложение, было абсурдным — мы только что встретились. Конечно, у нас состоялся потрясный секс и, возможно, самый честный разговор в моей жизни, но достаточно ли этого?
Объективно, я знал ответ. Нет. Если рассматривать ситуацию чужими глазами, я бы посмеялся над предположением, что из случайной встречи может выйти что-то значимое и стоящее.
И я был здравомыслящим человеком. Основывался на фактах, а не на эмоциях. Эмоции приводили к сожалениям.
По крайней мере, в прошлом. Но разве прошлое должно диктовать будущее?
Пока я размышлял, над нашими головами вспыхнул свет и практически ослепил меня. Я вскинул руку, чтобы защитить глаза, а Саймон уткнулся лицом мне в грудь.
— Что, мать вашу...? — начал Саймон, но его тираду прервало скрежетание. Затем толчок и лифт начал двигаться.
Я посмотрел на Саймона у меня на коленях, практически голого. Я ни за что не мог позволить кому-то увидеть его таким, беззащитным. Я поднял его на ноги и второпях бросил ему штаны. Пока он прыгал на одной ноге, натягивая штанину, я начал застегивать ему рубашку, но он отмахнулся от меня.
— Тебе тоже нужно одеться! — Напомнил он мне.
Саймон, уже немного привел себя в порядок и я занялся собой. Я поспешил достать шорты и футболку, запихнул костюм в сумку и застегнул ее.
А потом мы стояли, лицом друг к другу. Этажи звенели, отмеряя время до того как мы спустимся в вестибюль. Все мои мысли были лишь о том, что, когда эти двери откроются, все будет кончено. Все будет кончено. Мы разойдемся по разным сторонам, и на этом все.
Я никогда больше не увижу Саймона. Я никогда не прикоснусь к нему, не обниму его, не услышу, как он кончает, не почувствую вкус его губ. Я никогда не узнаю его секретов и не позволю ему узнать мои.
Все внутри взбунтовалось против этого, до такой степени, что стало больно.
К хренам объективность. Я не хочу эту жизнь, если откажусь от возможности узнать Саймона.
Лифт замедлил ход и остановился. Двери открылись, а я все молчал.
Саймон выжидающе смотрел на меня.
Несколько мужчин в касках стояли в вестибюле, и один из них придержал дверь рукой.
— Вы двое в порядке? Травмы есть?
— Мы в порядке, — огрызнулся я. Он собирался сказать что-то еще, но я пригвоздил его взглядом. — Я сказал, все в порядке.
Он поднял руки и отступил.
Я посмотрел на Саймона, он окончательно искусал губу. Разочарование читалось в его глазах. Я не мог этого вынести.
— Надо идти, — наконец сказал он. Понурив голову, он направился к выходу.
Подумал, что я не хочу его.
Это надломило меня.
— Стой! — выпалил я.
Саймон встал как вкопанный.
На улице скандировала толпа, считая секунды до полуночи.
Восемь…
Семь…
Шесть…
Двери лифта начали закрываться, и Саймон протянул руку, чтобы придержать их. Я схватил его за другую руку и потянул обратно в лифт развернул лицом к себе.
Три…
Два…
Двери лифта закрылись, отгородив нас от остального мира.
— Один, — прошептал я, притягивая его для поцелуя, подобного праздничному фейерверку.