Марк Александрович слез первым. И подал руку Оле — как настоящий джентльмен, которых Оля давно уже не встречала. Усы его за ночь наполовину отклеились, и он, подумав, оторвал их вовсе и положил в карман.
— Авось не заметят… — сказал он.
Вчерашняя собака, прокараулившая их всю ночь возле лестницы, теперь сидела в своей конуре и усердно грызла большую кость. И — абсолютно не обращала на них внимания, будто Жанна ей объяснила, что они — свои.
— Хорошая конура у нее! — шепотом заметил Марк Александрович. — Не конура — а дворец!
— Ага! — согласилась Жанна. — Дядя Ваня обожает Халзана. Мне кажется — даже больше сыновей и бывшей жены… И конурой этой гордится — видите, там несколько этажей! На второй этаж собака тоже может подняться — вон по той досточке (от земли ко второму этажу вела широкая доска, наподобие пандуса). А третий — это так, для красоты! Ну и потому что у нас в деревне еще у одного мужчины конура подобная. А дядя Ваня хотел, чтобы у Халзана она была круче, и выше… — Жанна открыла калитку, пропуская их вперед.
— Жанна, подожди! — остановил ее Марк Александрович. — А ты куда? Нам же в дом надо. За сумкой твоей, за тараканихой.
— Пойдемте, пойдемте! В доме нет никого. И сумки с тараканихой тоже нет. Я уже посмотрела. — Она буквально вытолкнула их за калитку, и закрыла ее на крючок. — Я все узнала уже. Отец с дядей Ваней уехали в райцентр. Это километров пятьдесят отсюда. И сумку мою, я так понимаю, с собой прихватили. Мы сейчас тоже туда поедем. Гришкина машина на улице стоит — значит, он дома. Вот его и попросим нас довезти.
— А зачем они сумку твою увезли? — спросила Оля.
— По ошибке, наверное, вместе с реквизитом. Ой, надо же вам рассказать… В общем, у моего отца идея фикс: он хочет у нас в деревне создать театр. Давно уже этой идеей бредит! И в конкурсах районных участвует. Знаете, конкурсы бывают всякие… в основном для школьников. Но отца тоже пускают — пусть участвует, раз хочет. И вот сегодня как раз в доме культуры будет новогодний концерт. Вот они туда и поехали. «Ночь перед Рождеством» будут показывать. По Гоголю.
— А отец твой там кого будет играть? — спросил Марк Александрович.
— Не знаю. Черта, наверное! Это же — самая харизматичная роль в спектакле. Тем более, он уже не молодой, чтобы Вакулу играть. Точно — черта. А Солоху, наверняка, тетя Надя Полякова…
— Вот тебе и разгадка … того, кого ты вчера видела, — сказал Марк Александрович Оле, и улыбнулся. И все — таки в спецотделе тоже умеют улыбаться!
— Проходите, чай попейте, — сказала Жанна, когда они зашли в дом. — Замерзли?
— Нет, — ответил Марк Александрович, который при Игорьке вновь стал смешным деревенского вида Георгием. Кстати, того, что теперь он без усов, Игорек не заметил. — Жанна, ехать надо!
— Попейте чай, и поедем. До Гришки недалеко идти, минут пять…
— Нас пятеро… Мы все в машину не влезем…
— Влезем, — успокоила Жанна. — Олег не поедет. Он спит.
Оля заглянула в комнату. Олег спал, подложив под голову исписанные листы. Такие же листы лежали возле кровати, рядом с грязной кружкой из-под чая. Марк Александрович тоже заглянул в комнату.
— Ого! Он всю ночь писал, что ли?
— Ага! — ответила Жанночка. — Не оторвать его было. Вы пейте, пейте чай! И поедем в райцентр.
Странно, но Игорек, потративший несколько лет на создание «Великой Жаннет», думал вовсе не о ней. «Вот сейчас, — думал он, — мы увидим отца Жанночки, и я, встав на колено, попрошу ее руки! Или на колени не надо вставать? Ладно, там видно будет!».
Они приехали минут за пять до начала. И Жанночка, не теряя времени, тут же провела их за кулисы. А за кулисами кипела жизнь!!! Кипели страсти — похлеще Большого Театра!
— Ничего без меня не можете! — кричал плотного телосложения мужчина в костюме черта. Это и был отец Жанны. — Безответственные! Как можно было заболеть перед спектаклем! И как нам теперь без Оксаны?
— Давай я сыграю ее! — предложила красивая черноволосая женщина лет пятидесяти. Она была одета… в красную Жанночкину блузку, поверх которой был накинут пестрый платок с бахромой.
— Полякова! — ответил ей черт. — Ты не можешь одновременно играть и Солоху, и Оксану!
— Тогда давай скажем, что ее черт похитил! — засмеялась Солоха, нисколько не понимая весь драматизм происходящего!
— Да ну тебя! — махнул рукой Жаннин отец.
— Папа! — позвала Жанна.
Черт обернулся. И, засияв от радости, протянул руки к дочери.
Игорек, твердо вбивший себе в голову, просить Жанниной руки, как только увидит ее отца, бухнулся перед ним на колени. Жаннин отец посмотрел на него, как на юродивого, затем сказал Жанне: