Я чуть не упал, покосившись на сторону. Сигарета выскочила в снег, продолжая источать в воздух беловатый дым.
– Не слышал я про такое, – дядя Саша почесал голову под шапкой. – А что там?
– Во-о-от! – растянут я слово. – Да, правильный вопрос… Там дуб! Дерево, проклятое… Все, кому суждено умереть, видят под этим деревом свою смерть. Толстушка увидела себя в том лифте, и я в этом даже не сомневаюсь.... Только сфотографироваться надо сначала, а ни то проклятье не работает. Ну, Лена так говорила. И, что самое главное, фотографировалась она, а всякую хрень увидел именно я.
– И что теперь? – со смехом в голосе спросил собеседник дяди Саши.
– Теперь? – я развёл руками. – Они умерли… Остался я… но тоже умру.
Дядя Саша подошёл ко мне, обняв за плечи.
– Миша, все мы умрём. Не бери в голову. Ты молодой, парень, тебе ещё жить и жить. Ребят жалко, но не вини себя – люди и без дубов умирают. Не зря же люди говорят, что если твоя судьба – верёвка, то ты уже не утонешь. Пошли в кафе. Там водочка, котлетки, а то тебя на голодный желудок разобрало с непривычки.
Вот как… Кому верёвка намерена судьбой, тот в петле и помрёт. А я хотел в тёплых краях скрыться… дурак. И Лену хотел спасти… Сейчас её душа висит недалеко от Гошиной, раскачиваясь на ветру, и мелко трясясь от холода. А, вообще, душа может мёрзнуть? В пятки уходит, а в аду горит? В каком там круге ада вечная мерзлота?
Меня держали под руки, помогая подниматься по мёрзлым ступенькам. Ноги начали слушаться, но ещё некоторое время помнили недавнюю ватность. Мы зашли в кафе, встретившее нас мягким теплом и запахом советского общепита.
– Будем поминать, раз уже собрались, – сказал дядя Саша, усаживая меня на место. – Только парню больше не наливать.
19
Я просыпался несколько раз за ночь. В эти моменты мне виделись Лена, Гоша и Васька, переходящие от одного края комнаты к другому. Что они там искали, я так и не понял, ведь душа моя всё ещё находилась на прежнем месте, дожидаясь расправы над бренным телом. По-моему, они что-то говорили, но я так и не разобрал слов, кивая в ответ и отмахиваясь рукой, словно от назойливых мух.
Утром, вместе с головной болью, меня посетила интересная догадка: пока я пьяный, мне нипочём приставания Васьки и прочих потусторонних посетителей квартиры. А что, тоже неплохой вариант спастись от преследователей… Вот только алкоголиком становиться мне не хочется. Есть ещё вариант, но я его отгонял так же, как и первый, так как притворяться психом и спрятаться в психушке мне не очень-то и хотелось. Но в этом случае был больший шанс на спасение, так как можно было притвориться буйным и завалиться на долгое время в комнату с мягкими стенами. Интересно, есть ли у меня знакомые, которым посчастливилось работать в месте для душевнобольных?
Откинув все глупые мысли, я отправился в душ, имея острое желание привести себя в порядок. Открыв дверь в ванную комнату, я остановился на пороге, так и не найдя в себе сил переступить через него. Воспоминание о Лене, лежащей в ванной и истекающей кровью, сковывало ноги, не давая им даже шанса сделать несколько шагов. Странно, ещё пару секунд назад я даже не вспоминал об этом, решив, что душ будет хорошей затеей.
Прислонившись спиной к стене, я сел напротив открытой двери в ванную. Моя умершая невеста уже не вернётся в этот дом, даже если всю ночь мне будет видеться, как она ходит по моей комнате. Её тело отправилось на корм червям, как и обещало проклятие, а душа… возможно, уже съедена Дьяволом. Здесь может быть только лёгкий след от её присутствия, выраженный всё ещё оставшимися на своих местах вещами. Я вижу её зубную щётку, коротенький халатик, шампуни и бальзамы… Мужчины постоянно смеются от количества химии, хранимой женщинами в этом месте, но мне сейчас не до смеха. Всё это придётся убирать, когда пройдёт определённое время, а сейчас, мне остаётся только думать и вспоминать.
Интересно, но здесь же есть и мои вещи… После того, как Васька заберёт меня, кому-то придётся выгребать отсюда всё, что накопилось за некоторое время. Выкинут мою бритву, пенку для бритья и гель после… Мой универсальный шампунь тоже не пожалеют. Что там ещё видно? Ну, моё полотенце и зубная щётка тоже вылетят на свалку. А больше у меня ничего и нет – всё остальное осталось от Лены. Её родня живёт далеко, ключей родителям мы не давали, так что… Обидно осознавать, но после моей смерти здесь будут хозяйничать только полицейские. Возможно, они позовут Виолетту Павловну и Петра Сергеевича, обнаружив нашу связь с Леной. Думаю, какой-то шибко резвый следователь может даже найти связь во всех смертях и поездке к дубу, но, по старой традиции, сфотографировав местность, он сам себе подпишет приговор. А потом другой следователь будет искать причины его смерти и… Стоп… почему ещё следствие не вышло на главную причину смертей? Неужели никто не может обратить внимание на взаимосвязь с посещением Глубокого Выгона и «несчастными случаями»? Ведь есть же родственники, в конце-то концов!