Выбрать главу

Но в этот момент в комнату заглянула мама и сообщила, что сегодня возьмет меня с собой в «Центр-плазу» за продуктами. Я сразу вскочил, забыв про комара. В «Центр-плазу» мне хотелось уже месяц – если мама окажется в настроении, были все шансы затащить ее в большой маркет игрушек на втором этаже и даже выпросить что-нибудь полезное.

Мама была не в настроении. Еще за завтраком она потребовала, чтобы я перестал петь. В машине – чтобы перестал болтать. А когда мы стояли в пробке на Парковой, мама, развернувшись вполоборота, принялась говорить о школе. Ее послушать, так выходило, что я самый плохой ученик в классе. Конечно же, мне напомнили о постоянных двойках по пению. И уж конечно – про оборону, с которой в четверг сержант выгнал нас с Марком за жвачку. Становилось понятно, для чего мама взяла меня с собой в «Центр-плазу» – провести выходной в душеспасительных беседах.

Понимая, что шансы попасть в маркет игрушек тают с каждой секундой, я твердо решил молчать. Но у мамы есть привычка постоянно спрашивать: «Почему ты молчишь? Ответь!» Пришлось отвечать. И как-то незаметно начался наш старый спор. Сперва я пытался увести разговор в сторону, объясняя, что не умею петь, потому что мне это не дано от природы. Что я, виноват, что у меня нет слуха? Мне, может, самому от этого грустно. Но мама юрист, ее такими жалобами не проймешь. Она сразу мне объяснила, что отсутствие слуха и плохое поведение на уроках – это разные вещи. Потому что слух от Бога, а поведение – от распущенности.

Когда мы вышли из машины и уже поднимались на лифте с подземной парковки, я аккуратно задал свой вопрос – не нужно ли маме что-нибудь из косметики на втором этаже? Мама сразу ответила, что для меня это не имеет никакого значения, потому что в маркет игрушек с таким поведением мы все равно не пойдем, и вообще мы ехали за продуктами.

Продуктовый маркет я не люблю, потому что там скучно. Когда я был маленький, мама сажала меня на откидную полочку в тележке, и мне нравилось кататься, глазея по сторонам. Вылезти из тележки нельзя, но не очень и хочется – катайся и верти головой. Теперь, конечно, в тележку я не помещусь и должен ходить за мамой. И вот это настоящая пытка, потому что вроде ты на своих ногах, но ходить должен как привязанный – ни отойти, ни зазеваться. Ходили мы сегодня долго. К тому моменту, как наша тележка превратилась в гору из овощей, зелени, фруктов, сосисок, коробочек, флаконов и пакетиков, я умудрился дважды потеряться настолько, что маме пришлось нервничать и звонить мне на ИД. Сам не знаю, как так произошло. Я не хотел, честно. На кассе мама уже со мной не разговаривала и в мою сторону не глядела. Когда мы прошли кассу, мама решительно докатила тележку до фонтана в центре первого этажа, где прогуливался пузатый охранник с рацией на боку.

– Я оставлю его здесь на пару минут, – деловито сообщила мама охраннику, кивнув то ли на меня, то ли на тележку.

Тот меланхолично пожал плечами.

– Артур! – приказала мне мама. – Ни на шаг не отходи от тележки! Я иду на второй этаж, а ты наказан! Вернусь – проверю по ИД все твои перемещения. Если окажется, что ты отходил хоть на метр, будешь сидеть без игровой приставки неделю! Почему ты молчишь? Ответь!

Что тут ответить?

– Без приставки мне нельзя, – объяснил я, убедительно копируя холодную мамину интонацию, – нам по обороне задали к пятнице три новых уровня пройти на тренажере, я пока только один сделал. Мам, возьми меня на второй этаж? Ну, пожалуйста!

– После всего того, что было в магазине?! – рассвирепела мама.

– Пожалуйста… – попросил я тихо.

– Нет, Артур, ты наказан! – строго повторила мама. – Жди меня здесь!

Она повернулась и двинулась к эскалаторам.

– Мам? – Я шмыгнул носом.

– Что еще? – раздраженно обернулась мама.

– Мам, я тебя люблю… – произнес я.

– Ты наказан и останешься здесь!

– Я знаю, – вздохнул я и добавил совершенно искренне: – Все равно я тебя очень люблю.