Второй день был потрачен на сбор сплетен, и именно с этой целью Ханамия околачивался возле больнички вчера целый день, обхаживая смешливых медсестричек и вытягивая из них всеми правдами и неправдами всё, что только можно, о Киёши. Медсестрички хихикали и краснели, смущаясь, но записать ему удалось только хвалебные отзывы, которые больше походили на прославляющие гимны и оды к радости. И это тоже раздражало. Именно поэтому Ханамия стоял теперь перед реабилитационным центром, готовый на открытую конфронтацию, как пусть нежелательную, но единственную оставшуюся ему крайнюю меру. Ханамия с досадой сплюнул.
Найти Киёши внутри было легко, его знал каждый попадавшийся навстречу человек. И каждый раз, произнося имя святоши, это человек улыбался, а Ханамия думал, что было бы здорово пройти по этой больничке с автоматом в руках, как Арнольд Шварценеггер в незабвенном Терминаторе, чтоб в стенах оставались дыры, а люди рассыпались в стороны, визжа от ужаса, тогда они точно перестали бы улыбаться. Детское отделение располагалось на самом верхнем этаже, за прозрачным стеклом поста дежурной медсестры никого не было, зато дальше по коридору слышался мужской голос, сопровождаемый детским смехом и весёлым шумом, на который Ханамия и пошёл.
В небольшом холле у окна стояла ёлка, сверкавшая разноцветными огнями. Детишки в цветных больничных пижамах сидели на полу полукругом и восхищёнными взглядами следили за огромного роста Санта Клаусом, который, согнувшись в три погибели увлечённо копался в большом бархатном мешке. Он выуживал оттуда и раздавал детворе всё новые и новые подарки, пока наконец весь холл не наполнился шуршанием оберток и упаковок, сосредоточенным пыхтением малышни, негромкими восторженными вздохами и тихими перешёптываниями. Санта Клаус же, расправившись с подарками, выпрямился во весь свой богатырский рост и, застыв посередине холла, с ласковым прищуром следил за лицами детей. От представшей перед глазами идиллической картины у Ханамии начало сводить зубы, поэтому он кашлянул, привлекая внимание. Санта обернулся одновременно со всей мелкотой, устремив взгляд на Ханамию.
- Здравствуйте! – тут же поприветствовал великан. – Я могу чем-то помочь?
- Добрый день! – расплылся в улыбке Ханамия, когда было нужно, он мог быть милым. – Вы не подскажете, где я могу найти Киёши Теппея?
- Хм, – Санта как будто растерялся немного, бросил сомневающийся взгляд на малышню, погладил окладистую седую бороду. – Ребята, отпустите меня ненадолго, я покажу этому господину, где можно найти человека, который ему нужен? – он кивнул стоявшей в уголке медсестре, и подошёл к гостю. – Киёши – это я. Чем могу помочь?
«Вы, должно быть, шутите», – вертелось в голове у Ханамии, пока они шли по коридору в ординаторскую. Киёши шёл впереди, заложив один большой палец за ремень, прихрамывая на левую ногу, тяжело ступая в больших чёрных сапогах и приветствуя всех попадавшихся на встречу рождественским «Хоу-хоу-хоу». Ханамия шёл следом. Киёши привёл его в небольшую комнатушку, служившую то ли кладовкой, то ли подобием ординаторской, открыл перед ним дверь, вошёл следом и с облегчением стянул искусственную бороду, протерев ладонью вспотевшее лицо.
- Простите, что принимаю вас в таком виде, но скоро Рождество, и я решил немного развлечь моих маленьких пациентов, – проговорил он, внимательно посмотрев Ханамии в глаза. – Чем я могу помочь?
- Меня зовут Ханамия Макото, я корреспондент журнала «Отоко», – представился Ханамия, без особого желания протягивая собеседнику руку. – Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
- Ого! – воскликнул Киёши, прищурив карие глаза. – Чем я заинтересовал такое известное издание?
- Ходят слухи, – с места в карьер заявил Ханамия, – что вы – человек без недостатков.
- Разве такое бывает? – искренне удивился Киёши, расстёгивая красный кафтан Санты.
- Убеждён, что нет, – быстро ответил Ханамия, оглянувшись в поисках места, где можно было бы присесть. – Это я и попытаюсь доказать, если вы не против, – он криво усмехнулся, смутно ощущая какое-то странное предвкушение.
Киёши пожал плечами и уселся на кушетку, глядя на Ханамию прямо и открыто, отчего того внутренне передёрнуло. Он спрашивал обо всём. Вопросы были тщательно продуманы вчерашней бессонной ночью таким образом, чтобы, с одной стороны, не вызвать подозрения, с другой стороны – незаметно вывести на чистую воду. В этом деле Ханамия был специалистом. Однако ни один из вопросов не дал ожидаемого результата – Киёши отвечал так, будто заранее знал все правильные ответы, причём выбирал такие формулировки, которые не оставляли Ханамии возможности придраться. И после почти двадцатиминутного разговора Ханамия готов был скрежетать зубами от негодования, а Киёши смотрел по-прежнему открыто и прямо, то ли не чувствовал подвоха, то ли не показывал виду.
- И что же, в вашей жизни нет поступков, за которые вам было стыдно? – в лоб спросил Ханамия, за время разговора пришедший к выводу, что с Киёши проще всего идти напролом, поскольку намёки и скрытые смыслы он предпочитал не то игнорировать, не то не замечать.
- Ну почему же нет? – Киёши опустил взгляд на свои большие руки. – Мне кажется, все люди о чём-нибудь да сожалеют, когда-нибудь да ошибались. Вы так не думаете, Ханамия-сан?
Ханамия хмыкнул – до сего момента ни один из его «клиентов» не интересовался его мнением. Если подумать, его это мало волновало, потому что в своей правоте он был уверен на все сто процентов, а мнение остальных было ему так же фиолетово, как волосы Мурасакибары. Но почему-то сейчас этот встречный вопрос был для него настолько неожиданным, что он начал отвечать даже против собственной воли.
- Я считаю, что абсолютно у всех есть их свои маленькие грязные тайны, – криво усмехнулся он. – А ещё все лгут, пытаясь эти тайны прикрыть.
- Вероятно, вас часто обманывали, – проговорил Киёши, всего на несколько мгновений посмотрев на Ханамию неожиданно острым взглядом. – А ваша теория действительно очень интересная и, к сожалению, правдоподобная, – тут же проговорил он, в миг разрушив особенность момента и задумчиво посмотрев в небольшое окно комнатушки. – Она правдива в том, что люди действительно стремятся всеми силами скрыть свои неблаговидные поступки. Прячут в своих шкафах скелеты, как это принято называть.
- Может, и у вас завалялась парочка скелетов? – наугад спросил Ханамия, удивлённо вскинув брови.
- Скелетами они становятся только если их скрывать. Разве нет? – Киёши по-доброму прищурился. – Я же стараюсь ничего не скрывать. И раз уже мы заговорили об этом, расскажу одну небольшую историю, скорее о поступке, за который мне до сих пор очень стыдно.
- Любопытно, – хмыкнул Ханамия, подавшись немного вперёд и хищно прищурившись.
Неужто добряк-Киёши кого-нибудь убил? Может быть, даже с особой жестокостью и цинично избавился от трупа, закопав где-нибудь в сельской местности. Или ограбил на худой конец? Подставил? Предал? Варианты возникали в голове с бешеной скоростью, обрастали деталями и вариантами развития событий, включающими привлечение полиции, спасателей и офицеров самообороны с собаками. И конечно, всё это сопровождалось провокационными заголовками. Даже то, что Киёши расскажет ему всё сам, не избавит его от публичного и детального рассмотрения его грязного белья. Не то чтобы Ханамия готовился к триумфу, но уж точно рассчитывал на сатисфакцию, предполагал, что маленькая позорная тайна Киёши станет своеобразной расплатой за все те усилия, которые ему пришлось приложить, чтобы раскрутить на разговор этого верзилу.