Выбрать главу

Бабка сжала рот куриной гузкой, но не рискнула спорить, хотя по её лицу было прекрасно видно, что она думает об этой молодой нахалке, этой бесстыднице, этой проститутке… и далее по списку.

Впрочем, с последним пассажиром в купе, можно сказать, повезло: им оказался симпатичный парень лет двадцати пяти с очень приятными манерами. Он помогал своим попутчицам устраивать сумки и чемоданы под полками, подавал сверху матрасы и одеяла, любезно бегал за кипяточком для чая или кофе… и всё время мило улыбался Илоне — так, что ей даже становилось неловко. Юная соседка, заметив его явно заинтересованные взгляды в адрес пассажирки с дочерью, сразу же приревновала и насупилась, как мышь на крупу.

Бабка, получив отказ поменяться местами, не особо смутилась и с комфортом расположилась на нижней полке Илоны, не спеша убраться к себе наверх. Она со вкусом пила чай, обедала, разложив на столике многочисленные шуршащие кульки с домашней снедью, и безостановочно чесала языком, с очаровательной бесцеремонностью задавая самые бестактные вопросы.

— А вы в Москву к кому едете? К папке? — спрашивала она Илону, подразумевая под “папкой” отца Сонечки.

— Нет. К подруге в гости, — неохотно отвечала Илона.

— А где ваш папка? — продолжала допытываться бабуся. — Один дома остался?

— Отец Сони — в Петербурге. Мы не живём вместе и никогда не были женаты. Ещё вопросы? — отчеканила Илона. Однако ледяной взгляд и тон не отпугнули престарелую пассажирку, она лишь укоризненно покачала головой и прицокнула языком:

— Во нравы! Не расписаны — а детей рожают, да ещё и волокут их с собой по подружкам, по гулянкам, никакого чувства ответственности…

Илона искренне развеселилась от такой беспардонной непосредственности.

— Почему же по гулянкам? — поинтересовалась она, скрывая усмешку. — Да и чем вредна для ребёнка поездка в другой город?

— А тем, что уж если родила — надо дома сидеть, нагулялась уже! — брюзгливо отозвалась бабуся.

— Ну, вы скажете тоже… — вмешался молодой человек, до этого молча прислушивающийся к их беседе. — Если ребёнок родился — что же теперь, ни развлечений, ни поездок, ни друзей быть не должно?

— Раньше надо было развлекаться, — отрезала старуха. — Вот тоже моду взяли… везде детей с собой таскать. Небось, и грудью уже не кормишь? — осуждающе обратилась она к Илоне. Та с трудом сдерживалась от истеричного смеха.

— Не кормлю. С полугода не кормлю…

— Эх, мамаша! — с искренним страданием в голосе разочарованно откликнулась бабка, мол — да что с тебя взять, с непутёвой…

— Вы закончили трапезу? — исключительно вежливым, практически медовым голосочком поинтересовалась Илона у неё. — В таком случае, если позволите, я хочу уложить ребёнка на дневной сон и прилечь сама. Освободите, пожалуйста, наше место.

— Да я бы тут… в уголочке посидела… я бы не помешала! — закудахтала было старуха, но Илона, когда нужно, умела быть стервой.

— Ни в коем случае, — покачала головой она. — Я хочу вытянуть ноги. Вы будете нам с Сонечкой страшно мешать.

На самом деле, спать она не хотела. Но, слушая, как сладко сопит ей в ухо дочка, Илона невольно размышляла над тем, правильно ли поступила, что сорвалась в Москву на новогодние праздники. Быть может, в словах противной старухи и был свой резон?

Нет, конечно, Ася очень её ждёт. Она давно начала зазывать Илону в столицу, ещё за пару месяцев до праздника. Но… как примет её Асина семья? Ведь подруга живёт не одна, а с мужем и сыном-подростком. Так уж весело им будет видеть за новогодним столом едва знакомую тётку, да ещё и с младенцем?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С другой стороны, ей и самой очень хотелось поехать, развеяться хоть ненадолго. Она ужасно устала за этот год — первый год своего материнства, хотя, грех жаловаться, малышка Сонечка была довольно беспроблемным ребёнком. Да, бессонные ночи, колики и зубки… всё это Илона проходила, но в достаточно лёгкой, щадящей форме. Да и помощников хватало — родители никогда не отказывались посидеть с обожаемой внучкой. И всё же… всё же ей ужасно хотелось сменить обстановку. Погулять по новогодней Москве. Познакомиться с новыми людьми и вспомнить, что она — живая. Что она — женщина, в конце концов.