Потом, положив руки на плечи любовника и глядя ему в глаза, сказала:
— Ты меня любишь?
— Да!
— Правда?
— Да...
— Так оставь меня у себя...
Он воскликнул:
— Оставить тебя у меня? Здесь? Да ты с ума сошла! Это значит потерять тебя навек! Потерять безвозвратно! Ты сумасшедшая!
Она продолжала медленно и с достоинством, как женщина, сознающая все значение своих слов:
— Слушайте, Жак. Он запретил мне видеться с вами, а я не желаю больше тайных свиданий. Вам придется или потерять меня, или взять к себе.
— Моя дорогая Ирен, в таком случае добейтесь развода, и я женюсь на вас.
— Да, вы женитесь на мне... года через два, а то и позже. Ваша любовь довольно терпелива.
— Подумайте хорошенько. Если вы останетесь здесь, он завтра же вернет вас обратно, так как он ваш муж и на его стороне закон и право.
— Я не просила вас, Жак, оставить меня обязательно здесь, я думала, что вы меня куда-нибудь увезете. Я верила, что ваша любовь достаточно сильна, чтобы сделать это. Я ошиблась. Прощайте.
Она повернулась и пошла к двери так быстро, что он успел удержать ее только, когда она уже выходила из гостиной.
— Послушайте, Ирен!
Она отбивалась, не хотела ничего больше слушать; глаза ее были полны слез, и она шептала:
— Оставьте меня!.. Оставьте меня!.. Оставьте меня!..
Он силой усадил ее и снова опустился перед ней на колени. Он приводил различные доводы и давал советы, стараясь доказать, как безумно и опасно ее намерение. Он не забыл ничего, что надо сказать, чтобы уговорить ее, и даже обращался к своему собственному чувству, стараясь найти убедительные мотивы. И так как она холодно молчала, он просил, умолял выслушать его, поверить ему и внять его совету.
Когда он кончил, она сказала:
— Вы намерены отпустить меня теперь? Оставьте меня, я хочу уйти!
— Полно, Ирен!
— Пустите меня!
— Ирен, ваше решение непоколебимо?
— Не держите меня!
— Скажите мне только: ваше решение, безумное решение, о котором вы будете горько сожалеть, оно бесповоротно?
— Да! Пустите меня!
— В таком случае останься. Ты хорошо знаешь, что здесь ты дома. Завтра утром мы уедем.
Она встала, несмотря на его слова, и сурово ответила:
— Нет. Слишком поздно. Я не хочу жертв, мне не нужны подвиги самоотречения.
— Останься, я сделал то, что должен был сделать, и сказал, что должен был сказать. На мне больше не лежит ответственность за тебя. Совесть моя спокойна. Скажи, чего ты хочешь, я повинуюсь.
Она опять села и, посмотрев на него долгим взглядом, спокойно сказала:
— Тогда объяснись.
— Как? Что я должен тебе объяснить?
— Все... Все, о чем ты подумал, почему твое решение так изменилось, и я увижу тогда, что мне делать.
— Но я вовсе ни о чем не думал. Я должен был предупредить тебя, что ты собираешься совершить безрассудство. Ты настаиваешь, — тогда я прошу своей доли участия в этом безрассудстве, даже требую ее.
— Неестественно так быстро менять свое мнение...
— Слушай, дорогая, здесь дело не в жертве и не в самоотверженности. В день, когда я понял, что полюбил тебя, я сказал себе то, что должны говорить все влюбленные в подобном случае: мужчина, который любит женщину, который стремится ее завоевать, добивается ее, который берет ее, тем самым вступает с ней в священное соглашение. Это относится, конечно, к такой женщине, как вы, а не к женщине, сердце которой доступно всем. Брак, имеющий большой общественный смысл, большое правовое значение, представляет в моих глазах весьма ничтожную моральную ценность, если принять во внимание условия, при которых он обычно заключается.
Итак, если женщина, связанная этими законными узами, не любит своего мужа и не может его любить, то сердце ее свободно, и если она встречает мужчину, который ей нравится, и отдается ему, и если мужчина свободен и берет эту женщину — я говорю, что они вступают в союз друг с другом путем свободного соглашения, в союз более прочный, чем тот, что скреплен словами согласия, которые бормочут в присутствии мэра, украшенного трехцветной перевязью.
Я хочу сказать, что если оба они люди честные, то их связь должна быть глубже, сильнее, естественнее, чем если бы она была освящена всеми таинствами.
Такая женщина рискует всем. И именно потому, что она это знает, именно потому, что она отдает все: свое сердце, тело, душу, честь, жизнь, — именно потому, что заранее она готова ко всем возможным несчастьям, опасностям, катастрофам, именно потому, что она отважилась на смелый, бесстрашный поступок, решившись идти наперекор всем — и своему мужу, который может ее убить, и обществу, которое может отвергнуть ее, — именно потому она и достойна уважения в своей супружеской неверности, и поэтому ее любовник тоже должен все предвидеть и предпочесть ее всему, что бы после ни случилось. Я тебе все сказал. Сначала я поступил, как человек благоразумный, который должен был предупредить тебя. Теперь во мне остался только тот, кто тебя любит. Приказывай!
Сияя от счастья, она закрыла ему рот поцелуем и прошептала:
— Я солгала, дорогой, ничего не случилось. Мой муж ничего не подозревает. Но я хотела видеть, я хотела знать, как бы ты поступил... Я хотела... получить новогодний подарок... твое сердце, кроме другого новогоднего подарка — сегодняшнего ожерелья. И ты подарил мне его!.. Благодарю... благодарю тебя!.. Боже, как я счастлива!