Хорошо, я думаю как полный псих.
Кто я, чёрт возьми?
— Это потрясающе! – говорит Кэт, проходя по кругу в ложе, небольшой столик в задней части с закусками и напитками и удобные кресла в сторону балкона. Вид на сцену, как всегда, безупречен.
— О! Шампанское! – говорит Кэм, направляясь к напиткам. Я просто улыбаюсь и кладу руки в карманы, наблюдая за тем, как Эбигейл осматривает ложу.
Я отказываюсь заглядывать слишком глубоко, почему я хочу, чтобы она была впечатлена, почему я хочу, чтобы она наслаждалась этим. Она оглядывается по сторонам, затем её взгляд останавливается на мне. Её ноги ведут её ко мне, и её руки бегут вверх по моей груди, двигаясь до тех пор, пока они не оказываются у меня за шеей.
— Это потрясающе, Дэмиен, – говорит она, слова звучат негромко, и в грохоте концертного зала их не должно быть слышно, но они всё равно достигают моих ушей.
— Ты счастлива? – спрашиваю я, беря руку и убирая прядь волос за ухо, а затем кладу обе руки ей на талию.
Я люблю видеть её рядом со мной, её рост контрастирует с моим, бледность её кожи на фоне моей темной.
Идеальная полярная противоположность.
— Запредельно, – говорит она с улыбкой, но она исчезает, на её лице появляется озабоченность и тревога. — Не то чтобы я не была счастлива раньше, клянусь. Мне было весело, я просто...
Я смеюсь и прижимаюсь губами к её, чтобы заставить её замолчать. Когда я отстраняюсь, я не упускаю её ошеломлённого взгляда, который, кажется, появляется у неё каждый раз, когда я её целую.
— Всё хорошо, rubia. Ничего не нужно объяснять. Ты хотела пойти на концерт со своими подругами. Теперь ты тут. – Я делаю паузу, думая о чертовски высоких, изящных туфлях, в которых мне не терпится трахнуть её позже. — И ты должна оставить себе сексуальные туфли.
— Они красивые, – говорит она с тоской в голосе. Она выставляет ногу, и мы оба смотрим на них.
— Они очень по-твоему. Очень сексуальные. Очень розовые, – говорю я. Она морщит нос от моих слов.
— Розовый – это очень, по-моему?
— Да? – говорю я, сбитый с толку. Она и есть розовый. Если бы существовал человек, олицетворяющий цвет, то это была бы Эбигейл и розовый цвет.
— Розовый не очень... серьёзный, – говорит она, и, как я уже видел несколько раз с момента нашего знакомства, её глаза уходят куда-то вдаль. Она не здесь, со мной, а где-то ещё. С кем-то другим.
— Серьёзно? – спрашиваю я, и прежде чем она успевает ответить, Ками, у которой, должно быть, сверхзвуковой слух, говорит с расстояния в несколько футов, с двумя фужерами шампанского в руках.
— Её бывший был мудаком и сказал ей, что когда она носит розовое, она недостаточно серьёзна, чтобы с ней встречаться.
— Кэм! – говорит Эбигейл, отступая назад и выхватывая запасной бокал из её рук. — Мы можем не вываливать все мои травмы, связанные с отношениями, на человека, который позволяет нам провести ночь в своей шикарной ложе в Мэдисон Сквер Гарден?! Ради Бога!
Я хочу улыбнуться её смущению, но во мне закипает гнев.
— Твой бывший запрещал тебе носить розовое? – спрашиваю я, в замешательстве.
— Не-а! – говорит Кэт, выделяя букву "а" в слове. Эбигейл смотрит на свою другую подругу.
— Они преувеличивают. Он не запрещал мне. Просто... он не был его любимым, – говорит она, но маленькие белые зубки выдвигаются, чтобы прикусить её нижнюю губу.
— Звучит как мудак, – говорю я и снова притягиваю её к себе, обнимая за плечи. Я беру фужер с шампанским, делаю глоток и с улыбкой передаю его обратно. — Когда ты со мной, ты будешь носить только розовый, хорошо? – Я говорю, мои слова строгие, но с улыбкой на губах.
Она смотрит на меня широко раскрытыми, потрясёнными глазами, и каким-то образом я понимаю, что это важно для неё. Важный момент.
В другом конце комнаты я слышу, как Кэт выдыхает: "омойбог", но я сосредоточен на Эбигейл, чьи глаза всё ещё широко раскрыты. — Да, rubia? – спрашиваю я, понизив голос.
— Да, Дэмиен, – отвечает она с самой маленькой, застенчивой улыбкой, когда свет на арене гаснет и фанаты кричат.
Но я не упускаю того, как её лицо засветилось за миллисекунду до этого.
Глава 17
18 Ноября
Дэмиен
По дороге ко мне домой она всё ещё улыбается и хихикает, вспоминает моменты, которые показались ей смешными, крутыми или впечатляющими во время концерта, и пересказывает их мне, как будто я не был рядом с ней всё это время.
Я люблю это.
— Почему ты не всегда такая? – спрашиваю я с улыбкой, когда она замолкает. Её лицо поворачивается ко мне. Фары машин встречного движения мелькают на её улыбке, а глаза мягкие.
Беззаботные.
Это прекрасно.
— Какая? – спрашивает она, смущаясь.
— Свободная. Счастливая, – говорю я, уточняя.
— То есть громкая и несносная? – спрашивает она с самоуничижительным смехом. Мы вовремя оказываемся на красном свете, и я в замешательстве поворачиваюсь к ней.
— Нет. Счастливая. Как будто ты наслаждаешься жизнью. – Она вздыхает и поворачивает голову, глядя в окно и отстраняясь от меня.
— Сегодняшний вечер прошёл на ура, Дэмиен. Правда. Я так не веселилась с... Боже. Я не знаю. – Она меняет тему, смущается или что-то скрывает. Мне это не нравится. Я протягиваю руку, беру её за подбородок, чтобы она посмотрела на меня.
— Эй. Не делай этого.
— Делать что?
— Менять тему. Почему ты не всегда такая?
— Я всегда такая, – лжёт она, и я вижу это в её глазах.
— Тогда почему обычная ты не такая счастливая, беззаботная версия? – Она не отвечает. — Та версия, которая дурачится со своими друзьями, отличается от версии, которая была со мной в шикарном ресторане всего несколько часов назад. Почему? – Она сморщила нос от моих слов.
— Это не... женственно, – говорит она со вздохом.
— Что?
— Парни. Они не... Люди... не... – Загорается зелёный свет, и я еду, давая ей пространство, необходимое для комфортного ответа без моего пристального взгляда. — Эта версия недостаточно серьёзна. Она не... правильная. Мне почти тридцать. Люди перестают думать, что розовый, цвета жвачки , блёстки и улыбки – это мило, когда тебе уже за двадцать один.
— Ты розовая, как жвачка? – спрашиваю я с улыбкой. Я видел намёки на это, но не подлинные доказательства. Ещё один вздох. Светофор загорается зелёным, и я возвращаю руку на руль.
— Раньше была. – Её лицо возвращается к окну, избегая моего взгляда.
— Раньше? – Речь идёт о бывшем. Я знаю это, не спрашивая. Это то, о чём говорила Кэм.
— Боже, ты сегодня терапевт? – спрашивает она со смехом, но это не раздражённый звук, которого я наполовину ожидал. Ещё один вздох, и затем она отвечает. — Раньше была, но несколько лет назад я начала... меняться. У меня есть бывший, и я не соответствовала его представлениям об идеальной женщине. Он хотел меня более... консервативной. Спокойной. С детства я была розовой, сияющей и улыбающейся. Это был механизм преодоления, в какой-то степени. Моё детство... Не всё было солнечно и радужно, но моя сестра любила розовый, а я любила свою сестру, поэтому я сделала жизнь розовой, солнечной и радужной. Я полагала, что отталкивание этой части меня в сторону было частью взросления. – Её глаза всё ещё смотрят в окно, как будто она возвращается в другое время, к другим разговорам. Моя рука перемещается на её бедро, и её рука инстинктивно накрывает её, соединяя свои маленькие пальчики с моими. — Но я думаю, что ошибалась. Это ненормально – так меняться. – Я хочу сказать что-то.