— Я встречалась с Ричардом четыре года. Четыре года, которые я провела, убеждая себя, что он то, что мне нужно. Что нам суждено быть вместе. Я делала всё возможное, чтобы показать ему, что я подхожу ему, что я вписываюсь в этот... – Я машу рукой в сторону здания, из которого только что сбежала. — Глупый гребаный мир, в который я умирала от желания, чтобы он принял меня. Я создала эту фантазию в своём воображении, где мы просто... подходим друг другу. – Я смотрю на омелу в дверном проёме позади него, размышляя, каково это – нырнуть в проём и поцеловать его, когда между нами ничего не было.
Никакой лжи.
Никакого вранья.
Только мы, новое начало. Два незнакомца в Нью-Йорке, которые подходят друг другу.
— Я сказала себе, что эта дурацкая вечеринка – была ключом. Если бы он взял меня на эту вечеринку, на которую он ходил годами и никогда не брал меня, то мы бы вышли на новый уровень. Если бы ты спросил меня четыре месяца назад, я бы сказала тебе, что сегодня вечером Ричард станет партнёром, а у меня на пальце будет его кольцо. – Я провожу рукой по глазам, вероятно, испортив макияж глаз, но какое это имеет значение? Если всё пойдёт ужасно, то по моему лицу всё равно потечёт река. — Боже, я была такой чертовски глупой. Такой чертовски глупой. – Я поднимаю голову к небу, к темным, зловещим облакам, которые отражают то, что я сейчас чувствую.
— Я изменилась ради него. Ками видела и ненавидела его за это. Кэт видела и пыталась отговорить меня от этого. Даже Ханна знала. Она беспокоилась обо мне. Но я... Я думала, что люблю его. Я думала, что он – моё всё, и что в конце концов будет значить небольшое самопожертвование, если у меня есть моя вторая половинка? Я покрасила волосы, чтобы походить на женщин из загородного клуба. Я стала одеваться более консервативно. Я была менее весёлой, менее яркой. Я меньше говорила, когда он был рядом. Я... Я не была собой.
Все эти маленькие изменения, о которых я даже не подозревала, пока он не ушёл.
Маленькие способы, которыми я лепила себя, чтобы соответствовать его желаниям, и ради чего?
Четыре впустую потраченных года драгоценной жизни.
— Как это связано с чем-либо? С нами? – спросил Дэмиен, впервые сказав мне слова, кроме указания не выбегать на встречную полосу.
Прогресс.
Я называю это прогрессом.
— Я обещаю, я доберусь туда, – говорю я, и снова – маленькая подсказка, маленькая надежда, когда уголок его губ приподнимается. — На Хэллоуин я должна была прийти на корпоративную вечеринку. Он заехал за мной. Я была в костюме кролика...
— Костюм кролика? – спрашивает он, его улыбка, которую он не может побороть, растёт.
Я возвращаю её, моя душа поднимается.
— Костюм кролика, – повторяю я с небольшой улыбкой. — Он был скромным. Он не был похож на... кролика из «Плейбоя» или что-то в этом роде. – Он поднимает бровь, и я думаю, что это хорошо. Его интрига в костюме, не так ли? — В любом случае, Ричард сорвался. Я не знаю. Он просто... Всё было кончено. Он сказал мне, что я недостаточно серьёзна, что я не то, что ему нужно. Что я весёлая, но никогда не стану его женой. Что я не соответствовала тому образу, который был нужен ему в качестве партнёра. – Я насмехаюсь: — А вот его помощник юриста Мисти, наверное, соответствовала, да? – Ещё одно покачивание головой. — Это не важно. Он оставил меня плакать у входа в здание на холоде в костюме на Хэллоуин, и я думаю... это сняло заклятие. Я позвонила девочкам, и мы напились, пока составляли список глупых вещей, которые нужно сделать, чтобы я лучше относилась к своей жизни, а Кэт заставила меня скачать приложение для знакомств. – Я перевожу взгляд с розовой бабочки на его глаза, когда он говорит дальше.
— И ты совпал со мной.
— И я совпал с тобой. И... Чёрт. Боже. Вот где становится плохо.
Та унция мягкости, которую я заработала, затвердела. — Я мало что помню о той ночи. Я была... Я была в полном беспорядке. Но я помню, что увидела тебя, помню, как Ричард постоянно жаловался на тебя и как сказала: “Я собираюсь трахнуть его босса”. При этих словах Дэмиен громко смеётся.
Это... хороший знак, верно? Я думаю?
— Мы разработали план, Кэм и я. Кэт была... невольным свидетелем, – говорю я, и Дэмиен снова улыбается.
— Похоже, для неё это в порядке вещей.
— Очень даже, – говорю я и забываю, что должна была сказать.
— Так что же это было... – Его рука движется в сторону Радужной комнаты. — Всё это? Почему ты ничего не сказала?
Ах, вот где я была, умоляя и прося. Да.
— Что сказать? Например? О, мой бывший, с которым я была четыре года, который разрушил мою самооценку и личность, работает на тебя, и я буду рада, если ты возьмёшь меня на праздничную вечеринку и докажешь ему, что я подхожу на роль жены адвоката? – Я делаю небольшую паузу. — О, и пока ты в этом, мы можем трахаться, и это будет просто убийственно, и у меня определённо появятся чувства к тебе, потому что ты чертовски потрясающий, добрый, поддерживающий и всё, кем, как я думала, он будет, но так и не стал?
— Ладно, я понимаю, как это могло бы плохо закончиться. – Я улыбаюсь, но я знаю, что это грустная улыбка. Натянутая улыбка.
— Я солгала тебе три раза, Дэмиен. – Я борюсь с желанием приблизиться к нему. — Первый – не сказала тебе, кто я. Это было неправильно. Я жалела об этом каждую минуту каждого дня, проведённого с тобой. Боже, было несколько раз, когда я пыталась сказать тебе, клянусь. Сегодня был один из них. Я пыталась отменить это, но что-то всегда мешало. Или мне напоминали о том, какой Ричард гребаный подонок, и это ослепляло меня.
— Как он напоминал тебе? Ты всё ещё встречалась с ним? – Над глазами Дэмиена нависли тёмные тучи, такие же, как над нашей головой.
— Нет. Просто... мелочи. Он написал мне на днях, попросив удалить его существование из моих социальных сетей. У нас была банка с...
— Что?
— Банка. Банка из-под огурцов. В ней были маленькие листочки бумаги с напоминаниями...
— Нет, другая часть.
— О. Он, э... В тот день, когда мы пошли на «Рокетс», я разговаривала по телефону с Кэм и сказала ей, что собираюсь рассказать тебе всё. Это было... Мы были слишком реальны. Слишком настоящими. Я собиралась, а потом... он написал мне. Он не хотел, чтобы я... ну, знаешь, запятнала его образ, поэтому он хотел, чтобы я удалила все его фотографии, убрала все отметки, а потом сообщила, когда всё сделаю.
— Иисус, мать его, Христос. – Я ничего не говорю. — Какие две других?
— Что?
— Две другие вещи, о которых ты солгала.
— О. Эм. Я не люблю виски. – Он улыбается, на этот раз широко, и, чёрт, надежда снова вспыхивает.
— Да ладно.
— Оно ужасное на вкус.
— Тебе нравятся сладкое. Ты же не хочешь чувствовать его вкус, когда пьёшь. – Я улыбаюсь и киваю.
— Ага. Но я вспомнила, как однажды Ричард попросил меня купить тебе бутылку для одного мероприятия...
— «Гленливет»11... Я помню это. Ты купила её?
— Я провела обширное исследование в Гугле. Я не хотела, чтобы он выглядел плохо. – Его глаз дёргается.
— А последнее?
— Я ненавижу кантри музыку.
— Ты предпочитаешь бойз-бенды, – говорит он с улыбкой, и я закатываю глаза.
— Да, я предпочитаю поп-музыку. Но теперь она мне нравится. Правда. Она... нравится мне. – Я улыбаюсь ему, и, чёрт, это там. Это не ненависть, но блеск в его глазах, тот блеск, который появляется, когда он думает, что я забавная. — Но это всё. Всё остальное – это всё я. Всё, что я говорила тебе, что я чувствую к тебе. – Я двигаюсь, испытывая свою удачу, и кладу руку ему на грудь. Тепло его груди пробегает по моей руке.