— Не-а! — говорит Кэт, выделяя букву "а" в слове. Эбигейл смотрит на свою другую подругу.
— Они преувеличивают. Он не запрещал мне. Просто… он не был его любимым, — говорит она, но маленькие белые зубки выдвигаются, чтобы прикусить её нижнюю губу.
— Звучит как мудак, — говорю я и снова притягиваю её к себе, обнимая за плечи. Я беру фужер с шампанским, делаю глоток и с улыбкой передаю его обратно. — Когда ты со мной, ты будешь носить только розовый, хорошо? — Я говорю, мои слова строгие, но с улыбкой на губах.
Она смотрит на меня широко раскрытыми, потрясёнными глазами, и каким-то образом я понимаю, что это важно для неё. Важный момент.
В другом конце комнаты я слышу, как Кэт выдыхает: "омойбог", но я сосредоточен на Эбигейл, чьи глаза всё ещё широко раскрыты. — Да, rubia? — спрашиваю я, понизив голос.
— Да, Дэмиен, — отвечает она с самой маленькой, застенчивой улыбкой, когда свет на арене гаснет и фанаты кричат.
Но я не упускаю того, как её лицо засветилось за миллисекунду до этого.
Глава 17
18 Ноября
Дэмиен
По дороге ко мне домой она всё ещё улыбается и хихикает, вспоминает моменты, которые показались ей смешными, крутыми или впечатляющими во время концерта, и пересказывает их мне, как будто я не был рядом с ней всё это время.
Я люблю это.
— Почему ты не всегда такая? — спрашиваю я с улыбкой, когда она замолкает. Её лицо поворачивается ко мне. Фары машин встречного движения мелькают на её улыбке, а глаза мягкие.
Беззаботные.
Это прекрасно.
— Какая? — спрашивает она, смущаясь.
— Свободная. Счастливая, — говорю я, уточняя.
— То есть громкая и несносная? — спрашивает она с самоуничижительным смехом. Мы вовремя оказываемся на красном свете, и я в замешательстве поворачиваюсь к ней.
— Нет. Счастливая. Как будто ты наслаждаешься жизнью. — Она вздыхает и поворачивает голову, глядя в окно и отстраняясь от меня.
— Сегодняшний вечер прошёл на ура, Дэмиен. Правда. Я так не веселилась с… Боже. Я не знаю. — Она меняет тему, смущается или что-то скрывает. Мне это не нравится. Я протягиваю руку, беру её за подбородок, чтобы она посмотрела на меня.
— Эй. Не делай этого.
— Делать что?
— Менять тему. Почему ты не всегда такая?
— Я всегда такая, — лжёт она, и я вижу это в её глазах.
— Тогда почему обычная ты не такая счастливая, беззаботная версия? — Она не отвечает. — Та версия, которая дурачится со своими друзьями, отличается от версии, которая была со мной в шикарном ресторане всего несколько часов назад. Почему? — Она сморщила нос от моих слов.
— Это не… женственно, — говорит она со вздохом.
— Что?
— Парни. Они не… Люди… не… — Загорается зелёный свет, и я еду, давая ей пространство, необходимое для комфортного ответа без моего пристального взгляда. — Эта версия недостаточно серьёзна. Она не… правильная. Мне почти тридцать. Люди перестают думать, что розовый, цвета жвачки, блёстки и улыбки — это мило, когда тебе уже за двадцать один.
— Ты розовая, как жвачка? — спрашиваю я с улыбкой. Я видел намёки на это, но не подлинные доказательства. Ещё один вздох. Светофор загорается зелёным, и я возвращаю руку на руль.
— Раньше была. — Её лицо возвращается к окну, избегая моего взгляда.
— Раньше? — Речь идёт о бывшем. Я знаю это, не спрашивая. Это то, о чём говорила Кэм.
— Боже, ты сегодня терапевт? — спрашивает она со смехом, но это не раздражённый звук, которого я наполовину ожидал. Ещё один вздох, и затем она отвечает. — Раньше была, но несколько лет назад я начала… меняться. У меня есть бывший, и я не соответствовала его представлениям об идеальной женщине. Он хотел меня более… консервативной. Спокойной. С детства я была розовой, сияющей и улыбающейся. Это был механизм преодоления, в какой-то степени. Моё детство… Не всё было солнечно и радужно, но моя сестра любила розовый, а я любила свою сестру, поэтому я сделала жизнь розовой, солнечной и радужной. Я полагала, что отталкивание этой части меня в сторону было частью взросления. — Её глаза всё ещё смотрят в окно, как будто она возвращается в другое время, к другим разговорам. Моя рука перемещается на её бедро, и её рука инстинктивно накрывает её, соединяя свои маленькие пальчики с моими. — Но я думаю, что ошибалась. Это ненормально — так меняться. — Я хочу сказать что-то.
Каждая молекула моего тела умоляет меня об этом. Но я этого не делаю. Я жду её ответа, давая ей возможность выговориться.
— Я изменилась. Я стала одеваться по-другому и делать разные вещи, и… Боже, это так стыдно, — говорит она со смехом. — Я даже перекрасилась в брюнетку, чтобы соответствовать. — Я быстро оглядываюсь на неё, а она смотрит на меня с небольшой улыбкой. — Это было глупо.