— О. — Я не знаю, что ответить, но Дэмиен молчит, словно ждёт, что я отвечу, скажу что-то ещё. Может, чтобы объяснить.
Тишина. Я молчу.
Не знаю, что и сказать.
— Это ещё одно дерьмо с твоим бывшим? — спрашивает он.
Опять молчание, не хочу подтверждать его предположение.
— Чёрт, этот парень был тем ещё куском дерьма, не так ли?
— Он был занятым человеком.
— Занятой человек или нет, но ты возишь свою женщину по местам. Ты не встречаешь её там.
Я не затрагиваю "свою женщину", потому что не думаю, что хотела бы знать ответ на тот вопрос, который у меня есть.
Если я его женщина, то обманывать его неправильно.
Если мы развлекаемся и у нас ничего особенного, и мы просто проводим время вместе, то обманывать его — нормально.
Это та грань, которую я провела в своём сознании.
Мои глаза встречаются с банкой, стоящей на прилавке, в которой хранятся все дерьмовые вещи, которые делал и говорил Ричард, моменты времени, которые я использую, чтобы оставаться сильной.
Может, мне стоит упаковать её и взять с собой к Ханне, на всякий случай.
— Ты в порядке, детка? — спрашивает он, и слова звучат слишком непринуждённо, такие простые, такие нормальные, что застают меня врасплох.
Я забываю, что у нас всё просто.
Я забываю, что у нас всё несерьёзно.
Я забываю, что я несерьёзная.
— Да, дорогой, — говорю я. — Это много значит, что ты везёшь меня, вот и всё.
— Ты начинаешь много значить для меня, Эбигейл, — говорит он, и поскольку я временно отложила умную часть себя, я просто улыбаюсь про себя.
— Да, Дэмиен.
Глава 20
26 Ноября
Эбби
— Итак, у вас есть два варианта — наша гостевая комната, в которой, знаете, вам всегда рады, но девочки останутся на ночь, чтобы утром съесть булочки с корицей, так что это будет хаос, — говорит Ханна на следующий вечер за кучей из контейнеров с китайской едой. Это традиция — после долгого дня подготовки и готовки мы берём еду на вынос. — Или вы можете остаться в коттедже.
— Коттедж? — спрашивает Дэмиен.
— Там сейчас никто не живёт? — спрашиваю я в замешательстве. На протяжении многих лет в нём жили Ханна и Джордан, и часть меня предполагала, что как только Джордан уедет, туда переедет кто-то другой.
— Нет, Ос держит его пустым, в основном, для девичников.
— Без обид, но мы останемся в коттедже, — говорю я с улыбкой. Я поворачиваюсь к Дэмиену. — Это крошечный домик позади дома Осени и Стива. Ханна жила там несколько лет, работая няней, пока Хантер не купил это место, а потом там некоторое время жила сводная сестра Хантера, Джордан.
— Теперь мы в основном напиваемся и избегаем ответственности там, — говорит Осень со смехом.
— Ты не против проехать несколько кварталов сегодня вечером? — спрашиваю я, глядя на Дэмиена, чьи глаза были на мне большую часть вечера, наблюдая, как я общаюсь со своей семьёй и выбранной семьёй.
— Поверь мне, ты захочешь остаться там. Это будет дерьмовое шоу здесь, слишком рано, — говорит Хантер своему другу, и что-то в том, что муж моей сестры дружит с Дэмиеном, согревает меня. Дэмиен смеётся и улыбается мне.
— Наверное, это к лучшему, да? — спрашивает он, и я киваю.
— Он крошечный и тесный. Не очень роскошно.
— Я вырос в крошечной квартирке в Бронксе, детка. Думаю, я справлюсь. — Эта маленькая кроха его детства заставляет меня хотеть знать больше — всё, правда. Я также нахожу интересным тот факт, что чем дальше мы от города, от его работы, от его коллег, тем больше проявляется этот густой нью-йоркский акцент. Мне это чертовски нравится.
— Поняла, — говорю я с улыбкой. — Значит коттедж.
— Ну вот и он, — говорю я, входя в крошечный коттедж за домом Осени и Стива, где раньше жила моя сестра. — Вау, ничего не изменилось, — говорю я, в основном себе, отмечая девчачий розовый декор, цветочные обои в спальне и розовое одеяло на диване.
— Ты уверена, что никогда здесь не жила? — спрашивает он с улыбкой, оглядываясь вокруг. — Это как маленький кукольный домик, крошечный и розовый.
— Когда я была ребенком, моя сестра была моим кумиром. Я хотела быть ею, — говорю я, бросая сумку на диван и роясь в ней. Я устала, и где-то здесь зарыта моя уютная пижама. — Всё, что нравилось ей, нравилось мне в миллион раз больше и превращалось в мою индивидуальность. — Моя рука нащупывает розовую пижаму, и я с торжествующей улыбкой достаю её. — Отсюда розовый, — говорю я, улыбаясь ему.