— А, понял. Что насчёт того, чтобы стать бывшим плейбоем в Нью-Йорке? — спрашивает он, и по моему позвоночнику пробегает холодок. Он двигается, подходя ближе, пока я не вынуждена выпрямиться, обхватить его шею руками и коснуться носом его носа. Его дыхание играет на моих губах.
— Бывшим плейбоем? — спрашиваю я, слова едва слышны, но он их слышит.
Конечно, слышит.
Он же Дэмиен.
Я поняла, что когда дело касается меня, он всегда в полном внимании.
— Думаю о том, чтобы изменить свой образ жизни. Остепениться. — Его губы нежно прижимаются к моим, а моё сердце колотится в груди. — Зачем заморачиваться, понимаешь? Нашёл чертовски идеальную. Зачем с этим возиться?
И тут я понимаю.
Я облажалась.
Я облажалась, потому что это хорошо. Это больше. У этого есть потенциал.
И я разрушила этот потенциал, начав всё на ложе обмана и мести.
— Дэмиен, я…
— Серьёзные разговоры в другой день, rubia, — говорит он, подходя ко мне, его голос низкий. Его руки переместились на мои бёдра, притягивая меня к себе. — Мы поговорим о нас, чувствах и признаниях в другой день. А пока, почему бы тебе не отложить эту пижаму в сторону? Она тебе не понадобится. — Его руки переходят к пижаме в моей руке, отбрасывая её в сторону, прежде чем поднять меня, побуждая обхватить ногами его талию, и заставляя направить его в спальню.
И кто я такая, чтобы спорить?
Он бросает меня на розовую кровать с балдахином над головой, и я хихикаю, когда приземляюсь, но его лицо не похоже на шутку.
Вместо обычного дикого голода в его глазах, однако, есть мягкость.
Мягкость, которую я боюсь увидеть, потому что каждое мгновение с ним ведёт к чему-то большему. К чему-то большему, что мне с каждым днём всё труднее игнорировать. И когда я перестану игнорировать это, я начну видеть правду за пределами того, что находится передо мной: что мы с Дэмиеном становимся больше, чем просто развлечением, что всё движется в более серьёзном направлении, и этот мой план может оказаться ошибочным.
Но, как обычно, следующие слова Дэмиена стирают всё серьёзные мысли из моей головы.
— Раздевайся. Я хочу посмотреть, — говорит он, и я прикусываю губу, внезапно занервничав, но всё равно соглашаюсь, стягивая леггинсы, прихватив с собой нижнее белье. Затем я снимаю свитер и расстёгиваю лифчик, пока всё, что на мне было надето, не оказывается просто кучей ткани у края кровати. — Откинься на подушки для меня, — говорит он, пожирая глазами моё тело.
Я повинуюсь, как, похоже, и положено в эти дни.
— Ноги шире, Эбигейл. — Я раздвигаю их, слегка приподнимаясь на кровати, как обычно, моё сердце колотится. — Шире. — Низкий стон срывается с моих губ, когда он говорит это, и я раздвигаю ноги ещё шире, почти до дискомфорта. — Вот она. — Он говорит это себе, почти с благоговением, когда его взгляд останавливается на моём влажном центре. Рука движется вверх, и я играю со своим соском, полностью потерянная для мира.
— Руки на киску, детка. Я хочу видеть всю тебя. — Он снимает свою рубашку через голову, бросая её в кучу, и мои глаза блуждают по его телу, одетому только в боксёры. Когда он успел снять штаны?
Нет времени размышлять, когда мои руки переходят на бёдра, скользят вверх и используя по пальцу на каждой руке, раздвигаю себя, чтобы открыться ему. — Боже, как же чертовски красиво, детка. Я думал об этом с той ночи по телефону. — Моё дыхание учащается, когда я смотрю, как он спускает свои трусы, всё ещё стоя у края кровати. — Покажи мне, что ты делаешь, когда меня нет рядом, чтобы позаботиться о себе.
Это что-то новое, то, чего я никогда раньше не делала — прикасаться к себе для мужчины. Наверное, я должна стесняться этого, нервничать.
Но я не стесняюсь. Без моего разрешения моя рука движется, палец погружается внутрь, а затем поднимается вверх по быстро набирающей влагу коже, обводя ею мой клитор, пока я испускаю медленный стон.
— Чертовски красиво, — снова говорит он себе, наблюдая за шоу, которое я устраиваю для него. Я повторяю путь, погружаясь вниз, поднимаясь вверх, обводя свой клитор. Затем я повторяю круги вокруг клитора, надавливая сильнее и вырывая стон из моих губ. — Два. Пальца. Внутрь. — Слова Дэмиена резкие, быстрые, словно он не может использовать полные предложения, но затем я вижу, что его собственная рука обхватывает его толстый член, медленно поглаживая его.
Ещё один неизбежный стон его имени срывается с моих губ, и я наблюдаю, как поднимается его собственная головка.
— Тебе нравится смотреть на это, rubia? — спрашивает он, снова поглаживая, а мои глаза задерживаются там, наблюдая за тем, как сперма собирается на головке. — Пальцы, Эбигейл. Внутрь, трахни себя. — Как послушная женщина, которой я себя не считала, я делаю то, что он просит, беру два пальца и ввожу их внутрь себя. Я такая мокрая, что они легко скользят, и я стону от наполнения, от прикосновения боли, которая уже нарастает в моём животе.