— Дэмиен, мы не обязаны…
— Вот это, — говорит он, подталкивая вешалки, которые с шумом скребут по металлической перекладине. — Вот что ты наденешь сегодня. Оно идеально. Это ты.
Платье, о котором идёт речь, именно такое и даже больше.
Я купила это платье несколько месяцев назад, откладывая деньги, чтобы позволить себе экстравагантную вещь, которую я увидела в магазине именно в этот день. Прошлой весной я видела его в подсобке на работе ещё до того, как оно было выставлено, и я знала, что оно мне нужно. Это то, в чём я хотела быть на фотографиях, на которых я прижавшая руку ко рту, а другая в руке Ричарда, который бы стоял на одном колене, а его коллеги смотрели с видом безмятежного поздравления.
Розовый цвет такой светлый и кремовый, что при плохом освещении выглядит почти как искрящееся шампанское — большой пушистый бант на одном плече, другое оголено. Оно длиной до колена, приталенное, с коротким разрезом сзади.
Я увидела его, и оно мне понадобилось.
И когда я перебирала варианты нарядов, моя рука коснулась его, и чувство вины и тоски в равных частях обожгло мою кожу.
Я не могла его надеть.
Я хотела его надеть. Так сильно. Но даже взглянув на него, я поняла, что облажалась.
И сейчас, когда он выжидающе смотрит на меня, это ещё больше укрепилось.
Я должна сказать ему.
Я должна сказать ему прямо сейчас.
И он может возненавидеть меня, и это будет обоснованно, но он точно возненавидит меня, если я позволю ему взять меня на эту вечеринку, не рассказав ему всю правду о том, кто я. О том, кто мой бывший. И каковы были мои истинные намерения — в самом начале.
— Дэмиен, мы…
— Вот это. Иди, сейчас же, naranja.
— Серьёзно, Дэмиен. Мне нужно…
— Хорошо, я сделаю это, — говорит он и поворачивает меня так, чтобы я стояла к нему спиной. — Сними это проклятое похоронное платье. — Я смеюсь, потому что он не ошибается. Ками сказала почти то же самое с усмешкой, когда я вышла из примерочной, отодвинув занавеску и стоя в проёме.
Его пальцы переходят на верхнюю часть моей спины, затем тянутся к маленькой молнии.
Она задевает каждый позвонок на пути вниз, и когда она доходит до бёдер, верхняя часть поддаётся, расходясь вниз по моим рукам. Его тёплые руки спускают платье с моих плеч, и оно падает на пол.
— Слава богу, — шепчет он, словно испытывая облегчение от того, что ему больше не придётся иметь с ним дело. — Вот так. Так гораздо лучше, — говорит он, его руки мягким шёпотом скользят по моим бокам, по кружевным стрингам и бюстгальтеру, спрятанными под платьем. — Намного, блять, лучше, — говорит он и, положив руки мне на талию, поворачивает меня к зеркалу.
— Это. Вот что я хочу, чтобы все представляли, когда увидят тебя в этом платье. Чёртовы мили идеальной кожи. Изгибы, в которые я хочу погрузить свои пальцы. Абсолютное совершенство, Эбигейл. — Использование моего полного имени всегда вызывает у меня мурашки, но сейчас, когда он стоит позади меня в чёртовом смокинге, а я почти голая, у меня их ещё больше.
— Но только я могу видеть эту красоту. Моя гребаная красота, да? — Его лицо движется вниз, отодвигая мои волосы за шею и покусывая кожу под ухом. Моё дыхание учащается, становясь ещё более рваным, чем раньше, и каждый мускул моего тела напрягается.
Руки на моей талии движутся вверх, пока его большие пальцы не погружаются в чашечки моего бюстгальтера, заправляя тонкое кружево под мою грудь.
— Только я получаю это, Эбигейл. — Толстые загорелые пальцы сжимают мои соски, и я наблюдаю за контрастом, когда он тянет их, и ощущения передаются непосредственно моему клитору.
— Ах! — говорю я с низким стоном. — Дэмиен, нам нужно…
— Ты права, — говорит он, перемещая меня, опрокидывая на спину на кровать. Затем я лежу там, глядя на него, когда он возвышается надо мной. Пальцы двигаются, когда моя грудь вздымается, проникая под кружево моих стринг и стягивая их на пятки.
— Дэмиен…
— Я собираюсь трахнуть тебя быстро, Эбигейл, — говорит он. — Быстро и жёстко прямо сейчас, чтобы напомнить тебе, чья ты и что ты самая сексуальная женщина, которую я когда-либо видел. — Его палец двигается по моей только что обнажённой влажности, подводит его к моему клитору и обводит один, два раза.
Я стону от этих ощущений, извиваюсь, требуя большего.
— Дэмиен, — говорю я хриплым голосом, который не похож на мой собственный. Я больше не протестую, не пытаюсь сказать ему, что у нас нет времени. — Мне нужно больше.