— Спасибо… — так же тихо сказала Варька после нескольких минут молчания.
— М-м-м? За что? — он отошел к окну и поглядел на заснеженные вершины.
— За то, что не спросил от тебя ли он.
— Я спросил… Когда уточнил сколько ему…
Снова повисла тишина.
— Т-ты… ненавидишь меня? — решилась нарушить тишину девушка.
— У меня нет сил…
— Что? — не поняла она.
— Ненавидеть тебя… У меня больше не осталось на это сил… Когда я думал, что ты полюбила другого, я тебя ненавидел. Или мне казалось, что ненавижу… Я даже в мыслях старался называть тебя по фамилии, хотел вычеркнуть воспоминания, в которых я стал тебе больше, чем преподаватель…
— Прости…
— Я договорю! — он повысил голос, перебив ее, — иногда мне это удавалось, но чаще всего нет… И я ненавидел себя за эту слабость! За то, что не удается вырвать из сердца девчонку с косой и голубыми глазами… Но теперь… — он наконец повернулся и посмотрел ей в глаза, — когда я знаю правду, что ты не изменяла мне… Ненавидеть тебя, больше не получается. Ты глупая, слабая девчонка! — он вздохнул, его плечи поникли. Варька остро почувствовала его боль и вновь защемило сердце от вины.
— Ты… сможешь… хоть когда-нибудь, простить меня?
— Иди ко мне, глупышка, ты моя, — он кисло улыбнулся и открыл объятия.
Варька счастливо улыбнулась, не веря своему счастью. Откуда-то взялись силы, она вскочила с кровати и бросилась ему на шею. Гордей прижал ее голое тельце к своему, такому же голому и поцеловал в губы.
Через время она вновь задрожала в его руках. Жадные руки гладили тело, губы терзали губы. Гордей подсадил ее на холодный подоконник и склонился над грудью. Сначала долго гладил ее, затем мял. Молоко полилось с новой силой, а он лишь ошеломленно наблюдал за ним. Ее новая грудь манила и пугала одновременно. Но он решился. Склонив голову, взял в рот сосок. Пососал, упиваясь необычайными ощущениями.
— М-м-м… Ну я же говорил, что сладкая! — промычал он и вновь впился в грудь. Целовал ее, сжимал, покусывал. Молоко летело во все стороны, а он лишь смеялся.
Наигравшись, опустился на колени и приник поцелуем к курчавому бугорку.
— Г-гордей… — простонала она, откинувшись на холодное окно, но не ощущая холода.
— Я обещал, что следующий раз — твой! Так что ш-ш-ш…
Он терзал ее часа два. Словно не мог никак насытиться. Ласкал и гладил везде, куда мог дотянуться и где она позволяла. Потом Варька взмолилась о пощаде. Тело болело, между ног жгло с непривычки. И все те разы он не предохранялся.
— Г-гордей… мне пора ребенка кормить, — сказала она, лежа у него подмышкой. Словно в подтверждении этого из груди вновь потекло молоко. Она застонала. А Гордей рассмеялся.
— Это все так странно… — сказал он, — но мне нравится! Надо же, а я придурок подумал, что ты поправилась…
Вскочил и поднял ее за собой.
— В душ! И к моему сыну!
Когда они шли к ее заснеженному срубику, девушка спросила:
— Как это ты решился купить себе обычные джинсы и пуховик?
— И свитер! — улыбнулся он, — и даже кроссовки!
— Да, я поражена!
— Я сам себе поражен! Никогда не любил эту одежду. Но когда собирался сюда, внезапно захотел сменить стиль.
— Гордей…
— Что?
— А тот спортивный костюм… белый…
— А ты знаешь, он куда-то пропал… — Гордей остановился, — я его ни разу не надевал.
— В тот день… Четырнадцатого февраля, он был на твоем брате…
— Черт! Вот сволочь! — процедил он сквозь зубы.
— Я подарю тебе другой! — заявила она, а он улыбнулся.
Чем ближе они подходили к дому, тем больше нервничал Гордей. Краем глаза Варька заметила, как подрагивают его ладони.
Когда вошли в домик, Горыныч уже вовсю голосил на руках у бабушки.
— Ох! Слава Богу, ты пришла! — воскликнула мама.
— Добрый день! — выдавил из себя Морозов и воззрился на орущего малыша.
Варька быстро сняла верхнюю одежду, вымыла руки и кинулась к сыну.
— Проголодался, маленький, иди к маме… — заворковала она, принимая ребенка.
Гордей истуканом застыл в дверях. Бабушка молча схватила одежду и бочком, бочком покинула срубик, давая молодым возможность побыть одним в такой эмоциональный момент. А Гордей ее даже не заметил…
Варька задрала свитер, расстегнула застежку лифчика для кормления и дала грудь ерзающему малышу. Тот сразу же впился в сосок и яростно зачмокал.
Гордей через какое-то время все же отмер и подойдя к дивану, на котором расположилась Варька, присел на карточки.
— Он… красивый… — изумился он, — смотри, волосы как у меня и брови такие же… А есть фотографии каким он родился?
— Есть, я потом покажу тебе… И даже видео. Он был такой страшненький, родился недоношенным…
— Маленькая моя… — он сжал ее коленку, — намаялась сама…
Наевшись, карапуз сладко уснул на маминых коленках.
— Хочешь его подержать? — спросила Варька. Он кивнул, — тогда вымой руки.
Когда она передавала сына Гордею, у того дрожали ладони. Он прижал ребенка к груди и долго-долго на него смотрел, не веря, что в самом деле держит в руках своего ребенка.
— Варюш, это… это же настоящее чудо! — сказал он тихонько. — Еще вчера я был одиноким волком, а сегодня у меня есть любимая и даже сын… Чудо! Самое настоящее!
— Новогоднее… — согласилась девушка.
— Мда, я ошибался…
— В чем?
— Ты даже с ребенком умудрилась от меня сбежать… Надо принимать срочные меры!
Гордей долго любовался спящим ребенком, а затем они вместе переложили его в кроватку.
— Варь… — сказал он, — я видел у тебя во дворе украшенную елку.
— Ага! Не люблю искусственные, а живые жалко! — тихонько ответила она, — вот и нарядила уличную.
— Выйдем-ка! На минуточку!
Натянув куртки и обувь они вышли во двор. В наступавших сумерках высокая ель красиво мигала разноцветными огнями. Гордей подхватил Варьку на руки и закружил возле новогодней красавицы. Она засмеялась. Снежинки, взлетев с встревоженных ветвей осыпались на них белым облаком.
— Варвара Ёлкина, спрашиваю тебя… под ёлкой! Ты выйдешь за меня замуж? — торжественно, но со смехом, под которым маскировал волнение, спросил Морозов.
— Ой! — пискнула девушка, — Да! Да! Да!
— На Рождество я обязательно привезу кольцо, прости, но то, первое, я выбросил в окно…
— Ничего, — расцвела Варька, — я тебя и без кольца люблю!
[Пы. Сы.]
Гораздо позже, когда они лежали на Варькиной кровати и шепотом переговаривались, чтоб не разбудить ребенка, Варька спросила:
— А почему ты Баеву, Кляузой назвал?
— А это не я ее так назвал, а коллектив!
— Какой коллектив? — не поняла девушка.
— Она работает у меня на фирме, — рассказывал он, — Пришла ко мне после госов и попросилась на работу. Умоляла, обещала показать себя хорошим сотрудником. Взял я ее… Но через время начались проблемы.
— Какие?
— Жалобы на сотрудников стали приходить, в письменном виде. И глупости такие написаны. То Петров курил на лестнице, то Леночка, секретарь, по телефону о личном говорит… И так о каждом сотруднике. Вычислили они ее и прозвали Кляузой! — засмеялся Гордей, — пришлось переводить ее из бухгалтерии в столовую, чтоб не устроили темную. Так и там с ней тоже не сработались!
— Ничего себе! — удивилась Варька, — доигралась — таки…
[Пы. Пы. Сы.]
— Ва-а-а-рь… — жалобно простонал Гордей, — а я есть хочу…
— Ой! — встрепенулась девушка, — а у меня только оливье…
— Давай! — согласился мужчина, — он еще вчера показался мне таким вкусным… м-м-м, что ты туда добавила?
— Экспериментировала… С отварной семгой, свежими огурцами и перепелиными яйцами…
— Все! Теперь я люблю оливье! — заявил он и чмокнул ее в кончик носа.
Больше книг на сайте - Knigoed.net