— Товарищ полковник, Вы просили меня зайти к Вам срочно. Могу ли я узнать, почему такая срочность? Меня в коридоре люди ждут.
Услышав в ответ негромкое «да», я пристально посмотрел в лицо начальника. Внезапно обнаружил, что лицо его выглядело строгим и даже показалось недовольным. Тогда я прекрасно понял, что от такого душевного состояния начальника ничего хорошего ожидать не приходится. За много лет совместной работы я хорошо изучил его. Я мельком взглянул на Пилина. Он сидел с опущенной головой, и я не мог разглядеть его лицо. «Всё понятно, — мысленно отметил я. — Как обычно, что-то наплёл, вероятно, про меня».
Посмотрев на двух начальников, я задал себе вопрос: «Что же произошло у них? Сидят, как сычи». Вдруг меня осенило. «Неужели городской комитет партии? Всё же пожаловалась Зинаида Ивановна. Значит, грозы мне тоже не миновать!» Пока я размышлял и разгадывал, неожиданно прозвучал голос полковника.
— Как продвигается дело по краже из пошивочной мастерской? — каким-то натянутым голосом спросил полковник, не поднимая своего взгляда от стола. — Есть сдвиги?
«Я ведь вчера утром докладывал ему о ходе расследования этого дела, и что ему взбрело в голову и сегодня ещё спрашивать. Он ведь прекрасно знает обстановку по этому делу. Тут что-то не так? Начинает издалека. Значит, гроза разразится через какое-то время».
— Работаем, но сдвигов пока нет, — твёрдо и открыто направив свой взор на него, ответил я.
— И долго будем топтаться на месте? — также, не поднимая своего взора от стола, спросил полковник. «Вот и начинается».
— Я не снимаю с себя ответственности за раскрытие этого преступления, но, чтобы быстрее двигаться, как Вы выразились — «не топтаться на месте», в этом должны активное участие принимать оперативные работники. Проявлять инициативу, смекалку, добросовестнее относиться к работе, не ждать по любому случаю указаний следователя.
— Рудольф Васильевич, ты не сваливай свои недоработки на оперативников, — неожиданно заговорил начальник угро Пилин.
«Значит, я правильно угадал. Горком снимал стружку с них, а теперь они хотят отыграться на мне».
— Оперативники сделали всё, что от них зависело, и делают, чтобы раскрыть это преступление. Это преступление, можно сказать, уже раскрыто, а ты со своей принципиальностью и своей настырностью не можешь довести дело до логического завершения.
Я ушам своим не поверил — какую несусветную чушь высказал Пилин в отношении меня! «Видите ли, всё сделали оперативники! Где же тогда преступник? Снова сторож?» Внутри у меня всё закипело, затрясло, но, перед тем, как высказать, я посмотрел на полковника, надеясь, что он не поверил Пилину. Но вид полковника красноречиво подтвердил, что он на стороне Пилина. «Ну, значит, заранее обговорили, чем вызвать меня сюда». Я, чтобы не показывать своё крайнее удивление и внутреннее возмущение, как можно более спокойным, уравновешенным тоном произнёс:
— Алексей Николаевич, мне не совсем понятно твоё выражение о моей принципиальности и настырности? Какое отношение они имеют к делу о краже из мастерской? Яснее и точнее можно растолковывать, как выражаются простолюдины — разжёвывать? Попытайся, пожалуйста!
Пилин, довольный тем, что полковник не поддержал меня, воодушевлённо и с примесью наглости проговорил:
— Что тут неясного, Рудольф Васильевич. По этой краже — не только тебе, не только моим оперативникам — и коту понятно, что кражу из мастерской совершил сторож Журов.
«Так и я предполагал. Снова Пилин взялся за своё старое. Уже списал первую кражу на сторожа, а ему всё мало. И эту кражу нагло хочет списать на сторожа, — мысленно отметил я. — На этот раз, уважаемый начальник УТРО, номер не пройдёт!»
— Мы уже говорили по этому вопросу на прошлом оперативном совещании. Улики, факты, следы обуви на снегу и, вдобавок, изъятые из ниши вещи подтверждают, что кражу мог совершить только сторож Журов, а никто другой. Какие нужны ещё доказательства тебе, Рудольф Васильевич? Журова нет, умер, похищенные вещи возвращены в мастерскую. Ущерба мастерской нет. Уголовное дело нужно закрыть и выставить карточку. Таким образом, на этом деле нужно поставить крест!