Я со смешанными чувствами удивления и смущения смотрел на торжествующего Бобова, тараторившего без меры, восхвалявшего себя и меня без ограничения приличия и совести, мысленно подумал: «Опер с шестилетним стажем, к тому же опыта набирался, работая участковым, и возраст уже не мальчишеский, взрослый, а ведёт себя в данный момент, как мальчишка. Ну, точно, как мальчишка! Только чересчур уж хвастливый. Хороший оперативник, честный, старательный, исполнительный, и что главное — есть желание работать, но, как все молодые, я имею в виду не возраст, а стаж работы, не хотят, не стремятся использовать свой аналитический ум, то есть размышлять — применять дедуктивный метод мышления. Вот налицо пример к вышесказанному».
Я пристально посмотрел на расхрабрившегося Бобова и не спеша, вдумчиво, с расстановкой проговорил:
— Слушай, Николай Никифорович, не пора ли тебе сбавить свои, без меры, сильно раскрученные обороты, а? Иначе, не приведи Господь, чтобы самому не оказаться в этих оборотах и сломать себе шею. Я хотел бы знать, кто это тебя так накачал? Ты случаем, прости, конечно, не хватил лишку сегодня пораньше? Ты из дома пришёл такой накрученный, накачанный и вдобавок взбудораженный или…?
Глаза Бобова неожиданно округлились от удивления, и он в спешке, не понимая меня, выпалил:
— Ничего подобного, Рудольф. Я нормальный. Во рту — ни грамма. С чего ты взял, что я накрученный, взбудораженный. Я с утра был на оперативке у начальника отдела. Отчитывались все оперативники, участковые. Я тоже отчитывался.
— И что же ты там наплёл? — с лёгкой иронией и, придав своему лицу лёгкий удивлённый вид, спросил я.
— Ничего такого я не плёл. Рассказал о вчерашней проделанной работе, ну и, конечно же, доложил, что установили преступника, совершившего ограбления мастерской. Я сказал, что сегодня его задержим. Знаешь, Рудольф Васильевич, полковник так раздобрился, что обещал поощрить денежной премией. Хорошо же, правда? — Глаза Бобова при этих словах засияли, как лучи солнца, а сам весь превратился в героя-победителя. — Мы ведь такую награду заслужили, не так ли?
Я мысленно ухмыльнулся и, глядя мимо Бобова, проговорил:
— Ну, ну! А теперь, дорогой мой товарищ опер, опустись на нашу землю, приди в себя, хватит летать в чужих небесах. А теперь представь себе, что ты на нашей, родной земле и наяву здравомыслящий оперативный работник. Устраивайся поудобнее, будем рассуждать, как нормальные, здравомыслящие, цивилизованные люди. Не будем летать где-то в небесах или в облаках, как ангелы. Ты требуешь, чтобы я задержал Лопатина. Так ведь, товарищ опер?
— Да. Я требую.
— Хорошо. Взять Лопатина — не вопрос. Сбежать или скрыться он от нас не собирается и не думает. Даю стопроцентную гарантию.
— Я так не был бы уверен, — неожиданно вставил слово опер, недоверчиво заглядывая мне в глаза.
— Это твоё мнение, Николай. Ты его уже изложил даже очень хорошо. Моё мнение иного характера, и оно в корне отличается от твоего. Не обижайся. В этом я уверен также на все сто процентов. Почему? Я отвечу. У него семья: на днях у него родился ребёнок, любимая жена, любимая работа. Родительский дом, и он в нём родился и живёт. Этот человек не из тех бомжей, алкоголиков и тому подобных. Он дорожит и родительским домом, и семьёй, и работой.
Ты сам, Николай, слышал, как хорошо отзывался о Лопатине сменный инженер Скиднов. Передовик производства, отличник коммунистического труда. Это всё для него дорого и важно. Учти это на будущее! Учись анализировать обстановку. Дальше. Что мы ему предъявим? Ты хорошо подумал об этом?