— Давай! Бегом!
Мальчишка сорвался с места, как ракета, и шмыгнул мимо старичка с раскрытым пенсионным удостоверением, аккурат между будкой и турникетом. Чуть на патлатого весельчака не налетел, но тот вовремя отскочил к стене и, вспрыгнув на деревянные перила, с улюлюканьем съехал вниз.
Корней поспешил за ними, и отдышалась вся компания только на станции. Шуршунчик хлопнул Петю по плечу:
— Добро пожаловать в Минский метрополитен!
— Спасибо, братишка! — с чувством сказал Корней, пытаясь отдышаться, ведь уже не мальчик для таких пробежек. — Дальше мы уже сами.
— Ну давайте, — хмыкнул шуршунчик. — Если кобольт привяжется, скажете, от Мишеля, со спецразрешением.
Он поправил многочисленные бусики на груди и уточнил:
— Мишель — это я.
— Спасибо, — снова поблагодарил Корней, слегка отодвигаясь от шуршунчика. Странный народец! Выпендрёжный…
Гулко грохоча, к станции подкатил поезд. Мишель помахал рукой:
— Ну всё, чао, дядя! Я наверх.
Корней быстро потащил Петю к вагону. Мальчик дрожал всем телом, на вопрос Корнея ответил тихо:
— Я никогда не ездил в метро...
— Ничего, Петь! Я тоже никогда! Зато будет что вспомнить на старости лет! — подмигнул ему Корней.
Путешествие прошло удачно. Кобольт — вредное и придирчивое существо, обитавшее в туннелях метро и часто хулиганившее в вагонах по рассказам коллег, — не привязался и даже не показался. Поэтому до нужной станции Корней с Петей доехали без приключений.
Новогодний экспресс был ещё на месте. В самом центре города, на площади со статуями, старинный паровоз с огромной трубой и вереницей синих вагонов был невидим для всех, кроме тех, кто имел право подняться внутрь. Домовые, подъездные, рыночники, транспортники, в одиночку и с семьями, все те, кому пришёл по мышиной почте заветный билетик, уже заняли места. Лохматые и гладко причёсанные головы в шапках и без выглядывали изо всех окошек, знакомые перебрасывались шутками и прибаутками, делились впечатлениями рабочего дня, а кто-то весело напевал новогоднюю песенку. Корней глубоко вздохнул пару раз и, крепко сжав Петину руку, решительно двинулся к высокому представительному начальнику поезда, чья красная фуражка маячила в голове состава. Ох, не согласится, как пить дать! Наругает и прогонит прочь!
— Прохор Власьич, доброго вам вечера! — даже голос у Корнея осип от переживаний. Начальник поезда обернулся. Улыбка блеснула в его выцветших голубых глазах, а седые бакенбарды встопорщились солидно:
— Благодарствую, Корней, и тебе того же.
— Я тут, батюшка, это… Вот… — Корней прочистил горло и продолжил: — С ходатайством!
— Слушаю.
— Вот если билетик мне пришёл, а желания нету, могу ли я его кому другому отдать?
Начальник поезда удивлённо вскинул кустистые брови:
— Разумеется. Со своим желанием ты волен делать, что хочешь.
Корней выдвинул из-за спины вмиг застеснявшегося Петю:
— Вот! Вот ему можно? Моё желание?
Прохор Власьич вздрогнул, прищурился, словно не веря своим глазам, потом наклонился к самому Петиному лицу, чтобы лучше разглядеть. А когда выпрямился, от его возмущенного вида Корнея словно обдало ледяным душем.
— Да ты что же это?! Ведь… это же человек!
— Прохор Власьич, кормилец! Он ещё совсем маленький, — заторопился Корней. — Человечек ещё! Он через год-полтора нас забудет навсегда. И нас, и поезд, и всё это…
— Ты мне тут демагогию не разводи! — обычно доброе лицо начальника поезда преобразилось от сердитых морщин. — Это грубое нарушение взаимодействия с миром людей! Да за такое… за такое знаешь что бывает?!
— Прохор Власьич, батюшка, ну ведь жалко же мальчишку! Он маму хочет найти, новую, настоящую.
Начальник поезда, словно лишившись дара речи, воздел руки к чёрному вечернему небу, где светилась полная морозная луна, окружённая стайками звёзд. Но небо не поддержало его. Как и пассажиры из вагона. Домовичка в бабьем платке высунула круглое румяное лицо из окошка и тоненьким голоском протянула:
— Прохор Власьич, Новый год же! Позволь, а? А уж мы смолчим. Никто и не узнает!