— Точно, смолчим, — пискнул рядом смешной лысый ключник с щеками младенца. — Неужто жалко желанья на мальца?
— Да вы не понимаете! — возмутился начальник поезда. — Вы же не просто нарушаете! Вы создаёте этот, как его? Прен-цен-дент, во!
И он ткнул указательным пальцем в небо. Петя выступил вперёд:
— Извините! Корнея не надо ругать! Это всё моя вина.
Прохор Власьич поперхнулся и снова глянул на мальчика сверху вниз. А тот шмыгнул носом, вытер его потрёпанным рукавом и тихонько закончил:
— Мне правда очень нужна мама.
Начальник поезда с минуту смотрел на Петю сощуренными глазами, словно взвешивал все «за» и «против». Принять решение помогла стройная проводница, видимо, из ведьмочек:
— Прохор Власьич, свисток давать будете или всю ночь тут простоим?
Начальник поезда очнулся от раздумий и всё ещё сердито погрозил Корнею пальцем:
— Смотри! Под твою ответственность. Ежели хоть одно слово об этом услышу! Хоть одно! Раз в жизни! Сам знаешь, что с тобой сделаю!
— Прохор Власьич, батюшка родненький! — сам не свой от счастья, Корней схватил его за руку и потряс в благодарном пожатии. — Да никто! Никогда! Ни Петя, ни я!
— Ни мы, — пропищала домовичка из вагона.
— Ну тогда в путь! — бакенбарды на лице начальника поезда вновь добродушно разгладились. Достав из кармана белый свисток, он из всех сил дунул, и над площадью пронеслась резкая трель, слышная лишь магическому народцу и голубям.
— По вагонам! — Прохор Власьич подмигнул Пете. — Не забывайте загадать желание. А ты, Корней, загадаешь для подопечного.
Вдвоём они устроились на лавке, где уже сидели домовичка и ключник, и Петя тут же прилип к окну. Поезд вздрогнул, шумно вздохнул паром из-под локомотива и медленно тронулся прямо посередине проспекта, увозя пассажиров прочь из города в новогоднюю ночь. Снег падал тяжёлыми хлопьями, запорашивая всё вокруг белым покрывалом праздника.
* * *
Ерофим прислушался к ветру, завывавшему за окном, и покачал головой. Вот лихо лихое! Зовут! В новогодний вечер да ещё в такую погодку… Да не самого, а с молодухой. Она-то зачем?
Он тяжело поднялся с коврика у камина, потревожив спавшую рядом овчарку, и сипло крикнул в комнату:
— Марфа! Марфа-а! Идтить мне надобно!
— Куды эта? — матушка-домовичка появилась в зале, сжимая в руке недовязанный шарфик, другой поправляя узел платка под двойным подбородком. — Куды в ночь-та?
— Зовут, — Ерофим многозначительно поднял палец кверху, указывая в потолок. Марфа поняла без слов, тяжко вздохнув, и закачала головой:
— Што ж за наказание?! В новогодний праздник! Не могли каво другова заместо тебя?
— Желание у каво-та исполнилось! Хозяин Жизней, чать, поумней нас будет! От молодуху только ташшыть жалостно…
— Ой, да ей полезность одна от прогулок, — усмехнулась матушка и похлопала по морде собаку: — Иди-кась, Рексик, попросися на двор!
Овчарка лизнула Марфину руку, которая была ровнёхонько втреть меньше узкой морды, и послушно поднялась с коврика, потрусила в прихожую. Ерофим одобрительно кивнул жене и поплёлся за псом. Вот и повод нашёлся! Марфа голова, задарма что женского полу!
Надевая тулуп, Ерофим прислушивался к разговору в зале.
— Что-то мне неспокойно, Коль! И детей уже смотрела, и вспоминала, что забыла сделать, а вот зудит и зудит в груди…
— Успокойся, Валечка! Всё в порядке, никто ничего не забыл, сейчас котлеты из духовки вытащим и начнём праздновать.
— Не знаю я… Не знаю… Глянь! Рекс на улицу просится. Пойду-ка его прогуляю.
— Долго не ходи, слышишь? Снега навалило по самые уши. И шапку не забудь!
— Не забуду, я быстренько.
Полная румяная женщина, как звали её домовые, «молодуха», выскочила из залы, принялась натягивать сапоги, выуженные из длинного ряда детских сапожек, попутно успокаивая поскуливающего Рекса:
— Идём, идём! Вот, уже, минутку!
Втроём они вышли на крыльцо. Пёс запрыгал по сугробам, натянув поводок, а Ерофим поёжился от порыва морозного ветра и нахлобучил на уши мохнатую шапку. Прислушавшись к шелесту чёрных веток, решительно потопал на восток, подзывая Рекса. Тот потянул молодуху в нужном направлении, к околице посёлка.
— Што за подарок с полей? — проворчал Ерофим, обходя наметённые за день сугробы. Рекс трусил рядом, высунув язык и выпуская из пасти клубы белого пара, точно локомотив. Время от времени он поворачивал морду к Ерофиму, словно спрашивая: куда дальше? Домовичок, не сбавляя шага, бросал взгляд на чёрное небо, и звёзды качались согласно: туда, туда! Ну туда так туда.
Ерофим заметил гостей издалека. Две маленьких фигурки, только у одной длинная сивая борода, а у другой гладкое круглое личико. Парасольника Ерофим узнал по большой сумке и вязаной шапчонке, этот народец не обнажает голову даже летом. Откедова тут транспортник? Автобус в посёлке один, и своего парасольника все знают. А этот чужой, городской, похоже…