Но до Ноэля дошли слухи, что Каффу сильно досталось после выхода «Забега на коньках». В итоге его сослали в Висконсин, в эту Сибирь для любого агента ФБР. Поэтому Сноу испытывал мучительное чувство вины. Он сожалел, что причинил Робби (так он называл про себя Каффа) вред. Решительно не этого добивался Ноэль.
На самом деле, если бы все сложилось иначе…
Но что было, то прошло.
Сноу хотел загладить вину перед Каффом — разумеется, не дав себя арестовать — но, кажется, другого способа у него не было. Здравый смысл и простая логика подсказывали, что лучше забыть про специального агента ФБР. В конце концов Роберт мог неверно истолковать телефонные звонки.
Ноэль пообещал себе, что в этом году не позвонит. Книга, финальная в серии, его настоящее извинение. Ей он ставит точку в их истории. В «Подполье» за Ричардом Кроссом последнее слово, а Нэш Блю остается в дураках — он определенно проиграл эту схватку.
Именно Элиза вскользь упомянула о катастрофической вероятности, что Роберт Кафф не был открытым геем. В таком случае, вместо того чтобы уравнять счет, как хотел Ноэль, они скатятся в трагедию. Что в целом соответствовало тому, какой модели отношений обычно придерживался Сноу.
Элиза все еще ждала на улице, наблюдала, испытывая беспокойство. Он одарил ее бодрой улыбкой.
— С Рождеством, Эль.
— Береги себя, Ноэль.
— Непременно, — беспечно ответил он.
***
Проехав Олбани, Сноу обратил внимание на отражение фар в зеркале заднего вида. Они оказались в поле зрения Ноэля еще на магистрали Нью-Джерси, но только на шоссе I-87 он понял, что его преследуют.
Это повергло Ноэля в шок. С годами он начал терять сноровку. В прежние времена он заметил бы слежку за считанные минуты. Но и причина для такого внимания ему была непонятна. Он чист — с юридической точки зрения — уже восемь лет, срок давности по его криминальным делам истек.
Конечно, это не означало, что исчезли с горизонта сомнительные — и по правде говоря, довольно опасные — приятели и знакомые, которые, возможно, не всегда испытывали к Ноэлю теплые чувства. Не все восприняли его отход от дел с благосклонностью, хотя зачем кому-то ждать восемь лет, чтобы выразить свое отношение?
Может, вот уж не повезло, какой-то кретин принял его за легкую добычу?
Ноэль совершил пару быстрых маневров в попытках оторваться. Он слишком устал, чтобы проявлять деликатность. Шестичасовая дорога лишила его сил и терпения, ему было не до игр. Он свернул в Олбани и потратил добрых двадцать минут на черепашью поездку по деловому району, затем на раздражающий экспресс-тур по международному аэропорту и вернулся на шоссе. Оторвавшись от хвоста где-то около гостиницы «Лэтхэм Квалити Инн» возле аэропорта, Ноэль вдавил педаль газа в пол, и его Boxster, закусив удила, рванул вперед, пожирая милю за милей.
Дорожные столбы проносились мимо, разметка превратилась в неясные линии. Около двух ночи Ноэль свернул на Олд-Стейт-роуд. Он отлично провел время. Шоссе позади него было пустым, и Сноу спокойно выехал на грунтовую дорогу к ферме «Блэкберд».
Фары выхватили из темноты скелеты белого дуба и бука, возвышающиеся над узкой дорожкой. Начался дождь. Крупные, тяжелые капли растекались по ветровому стеклу.
Когда Ноэль увидел очертания белого дома, тревога отпустила. Дом. Ему было больше ста лет. Пятьсот пятьдесят квадратных метров сосновых полов, просторных комнат, огромных двойных окон. И все это богатство на 80 гектарах густых лесов и лугов. Ноэль все еще помнил рекламную фразу из буклета:
«Эта недвижимость располагает к самому разнообразному загородному досугу. Охотничьи угодья обильны дичью: в дубравах вы встретите оленей, медведей, на лугах обитают индейки, кролики, утки и гуси. В вашем распоряжении окажется и озеро с бобровой заимкой. Леса богаты благородными лиственными породами, соснами, растут даже дикие яблони. Луга порадуют вас весенним ароматным разнотравьем. Идеальная инвестиция для тех, кто ищет уединения. Никто вас не потревожит».
Именно то, что никто не сможет его потревожить, и подкупило Ноэля. Автор рекламного проспекта просто говорил на языке его сердца.
Сноу припарковался в гараже за домом и спустился с холма к конюшням. Внутри было довольно тепло, и он сбросил пальто и шарф у входа, а затем двинулся вдоль стойл, раскладывая в кормушки охапки ароматного сена. Ноэля успокаивали землистые запахи скошенной травы и лошадей. Как же хорошо оказаться дома.
Он подумал, больше никаких автограф-сессий. Вечер был приятным и успешным, но…
Ноэль остановился, чтобы погладить длинную белую морду Скраббл, кобылы породы Американский пейнтхорс, и задумался о своей нетипичной апатии.
Не то чтобы его жизнь шла наперекосяк. Все было просто замечательно. Никогда он не чувствовал себя столь защищенным. Но безопасность и покой едва ли входили в список его жизненных приоритетов.
И ведь дело не в том, что он заскучал. Для скуки у Сноу не было времени: он отдавал много сил своей конной ферме. Что касается писательства… Он не стремился к славе, ему просто нравилось этим заниматься. И литературное творчество уравновешивало ежедневный физический труд на конюшне.
Нет, Ноэлю не на что жаловаться. Может, в этом проблема? Или в чем-то более глубинном? В том, что лучше даже не пытаться раскопать.
Проще списать все на обычную праздничную хандру. Большинство людей — старше двенадцати — чувствуют некоторое разочарование на рубеже смены года. Упадническое настроение усугубляется, если разделить его не с кем. Вот почему Ноэль изо всех сил старался проводить праздники… блистательно.
Он закончил на конюшне, надел пальто и вышел, запахнув ворота. С неба падал мокрый снег, вперемешку с дождем. Ноэль начал подниматься на холм к дому, и тут его охватило странное чувство, что кто-то за ним наблюдает.
Он остановился, обшаривая взглядом сырую темь.
Единственным источником света на мили вокруг был фонарь над крыльцом. Тишину нарушал лишь стук капель, блестевших серебром на заборе, черепице, в траве и лужах. Все замерло — только дождь и ветер.
Ноэлю вспомнился другой момент, когда он чувствовал, будто остался единственным живым существом на планете. И это странное совпадение ему не понравилось. Сначала он обнаружил слежку, теперь…
Что теперь?
Никакого движения в залитых дождем окрестностях.
Капли стекали по затылку Сноу. Он почувствовал, что промок до нитки, и продолжив свой путь, скрылся в доме.
***
Утро распустилось, словно рождественская лилия, — снежное, холодное, совершенное. Будто нарисованное на поздравительной открытке. Жемчужное одеяло укрыло весь мир — от конька сарая до разлапистых сосен.
Ноэль натянул джинсы и бело-черный свитер крупной вязки, который купил много лет назад в Рейкьявике, и поковылял наружу, чтобы проверить лошадок.
Затем вернулся в дом, включил кофеварку, развел огонь в камине и принялся за завтрак.
Он уже взбивал яйца, когда в дверь позвонили.
Тут же вспомнилась ночная тревога, и Ноэль подкрался к окнам в гостиной, откуда немного была видна терраса. На ней стоял человек, который принялся колотить в дверь. Высокий, широкоплечий и коротко стриженный, в кожаной куртке. Его смутный профиль выглядел грубо очерченным и упрямым.