— Я помогу тебе сесть, — говорит Сойер. — А потом все принесу. Хорошо?
— Хорошо.
— Никуда не уходи.
— Не уйду.
С помощью Сойера я добираюсь до своего облюбованного места у машинки. Должно быть неудобно, но вибрации так странно успокаивают, и пол еще немного теплый от наших тел. Закрываю глаза и прислушиваюсь к «всшх-всшх». Я все жду, когда Сойер уйдет, но звука шагов не слышу.
Странно.
Открываю глаза и вижу его: Сойер сидит передо мной на корточках, губы поджаты от беспокойства и неуверенности. Мы встречаемся взглядами. Зря. Я вспыхиваю, как небо в ночь на четвертое июля.
Кажется, Сойер хочет что-то сказать, но не решается. Одно напряженное мгновение спустя он накрывает ладонью мою щеку и прижимается поцелуем ко лбу.
Забудьте про четвертое июля.
И про прошлые салюты тоже.
Поцелуй выводит меня на новые высоты.
Я больше не состою из красивых огней и искр. Я поток энергии, окружающей взрыв, вибрация, вызванная детонацией, след, оставленный на месте бомбы. Я все и одновременно ничего. До и после пролетает в мгновение ока.
Сойер меня поцеловал.
Девять лет ожиданий не подготовили меня к тому, как это будет.
Поцелуй обрывается слишком быстро. Сойер подскакивает на ноги и торопливо отступает к двери, бросая:
— Сейчас вернусь.
Я наблюдаю за ним и весь взрываюсь пламенем. Теперь, когда Сойер больше ко мне не прикасается, салюты снова начинают свое представление. Но это нормально. Правда. Я готов вечно здесь тлеть, если он поцелует меня снова.
3
И пока я тлею, замечаю кое-что еще. За дверью раздаются какие-то голоса. Но поскольку от основной вечеринки прачечная далеко, это кажется странным. И вообще, почему Сойер пришел сюда?
Что-то не сходится.
Я морщусь и напрягаю слух, но все равно весь разговор расслышать не получается. Удается разобрать, что за дверью, скорее всего, болтают друзья Сойера.
— Бро, все получилось? — спрашивает кто-то.
Сойер отвечает, но из-за двери не слышно, зато коллективный стон очень красноречив, будто проиграла их любимая футбольная команда.
— Отстойно, чувак.
— Так жалко.
— Не накручивай себя сильно. Все еще может получиться.
Понятия не имею, какого черта происходит, и почему компания привлекательных и популярных парней зависает в пустынной части дома, когда могут играть в пиво-понг. Но эта загадка под силу моему трезвому мозгу. Размышления сейчас вызывают лишь головную боль.
Обсуждают еще что-то, но мне снова не слышно. Несколько охов. Какая-то возбужденная болтовня и:
— Окей. Отличная мысль. Вообще крутая. Молодец. У нас все получится. У тебя все получится. Ты настроен на успех, и мы поможем тебе с остальным… что конкретно нужно?
Сойер опять отвечает. Раздается согласное мычание, потом уханье, как если бы игроки в кружке настроились на победу. И больше ничего. Я закрываю глаза, сосредотачиваясь на пылающем огне в крови и стуке сердца.
Сойер меня поцеловал.
До сих пор не могу поверить.
Спустя время дверь распахивается. Я приоткрываю глаз: Сойер заносит абсурдное количество, эм, вещей. Стакан воды в руке, свернутое одеяло под мышкой и куча всякой всячины, которую я толком не могу разобрать.
Он вручает мне воду, кладет на пол одеяло и раскладывает остальные вещи.
Это свечи.
Свечи в маленьких стаканчиках.
Сойер расставляет их на равном расстоянии друг от друга на жертвенной столешнице и орудует длинной зажигалкой. Потом он выключает верхний свет и устраивается рядом со мной, накрывая нас одеялом.
— Я подумал, яркий свет может быть резким для твоих глаз, — объясняет Сойер, пока копошится с одеялом. — А так будет все видно, но не слишком болезненно.
Ладно.
Конечно.
Нельзя с этим не согласиться.
Я рассматриваю свечи. Затем одеяло. Вспоминаю, как он меня поцеловал, и возможно, вижу логику в его поступках, особенно если он настолько же пьян, как и я, но все равно не догоняю.
Свечи — это романтика.
Одно одеяло на двоих — это романтика.
Не хватает бутылки вина и засахаренной клубники для совершенно слащавого клише.
— Одеяло, — начинает объяснять Сойер, — мне показалось хорошей идеей его принести, здесь ведь холодно, а наша одежда в стиралке, нечему нас согреть. И раз постирается она не скоро, я решил, что мы можем сесть рядом и накрыться им. Устраивайся поудобнее. Можем, эм, поговорить о чем-нибудь.
Мне и правда зябко. Соски затвердели, волоски на руках стоят дыбом, но не знаю, из-за отсутствия одежды или самого факта, что мы добрались до первой базы с мужчиной моей мечты. Так или иначе, я рад заботе Сойера и буквально вибрирую от возбуждения.
Мы вместе под одним одеялом.
Он и я.
Носки, трусы и прекрасные спортивные штаны — гордость северного Мичигана — разделяют нас от абсолютной наготы.
Может, все-таки повезет отсосать его член.
— Думаю, пока ты допиваешь воду, мы посидим, — сообщает Сойер. — А потом попробуем лечь. Ну понимаешь, чтобы, эм, помочь тебе справится с тошнотой. А еще чтобы накрыть плечи. Они заледенеют, если мы продолжим сидеть. А! И еще я нашел для тебя это.
Он передает мне мятные леденцы.
Не помню, когда успел провалиться в кроличью нору и оказаться в Стране Чудес, но черта с два я вернусь обратно. Запихиваю пару конфет в рот и запиваю водой в надежде, что после «выпей меня», последует «съешь меня». Но конечно, не сразу. И это нормально. Я терпеливый. Могу и подождать.
— Итак, э-э, что думаешь? — спрашивает Сойер.
Я допиваю воду и вручаю ему стакан обратно. На языке так и вертится: «Да, господи, пожалуйста, давай уже перейдем к самому интересному», но слова остаются в голове.
— Эм, ладно. Давай я... — Сойер убирает стакан и теребит край одеяла в руке. — Я не принес второе, поэтому, может, положим половину на пол? Будет немного тесно, но так второй половиной сможем укрыться. Как в спальном мешке. М? Если не нравится, я могу пойти и найти что-нибудь еще.
Не успевает он договорить, как дверь неожиданно распахивается, и в нас летит еще одно одеяло. Мне не удается рассмотреть, кто его бросил, как дверь снова захлопывается.
Двое неизвестных за ней дают друг другу пять.
Честное слово, в жизни не был в такой растерянности.
— О, а вот и второе одеяло, — произносит слишком взволнованный Сойер, который, видимо, считает, что я переживаю об атаке каких-то неведомых призраков. — Получается, наша проблема решена.