Каково же было моё удивление, когда я понял, что это не домик лесника, а небольшая будка. Сперва я принял её за пропускной пункт (может, где-то неподалёку секретная военная часть, на которую я случайно набрёл), однако потом я увидел поблескивающие в свете луны стальные нити рельсов.
Вот так да! Получается, я каким-то образом вышел к железной дороге, а это, стало быть, домик дежурного по станции.
Но постойте - я не вижу ни столбов, ни проводов. Электричка здесь не пойдёт. Да и линия однопутная...
Несмотря на все эти странности, я бодрости духа не терял. Главное, что я уже не посреди леса, в домике горит свет - а значит, там кто-то есть.
Перед тем как постучать, я заглянул в окошко и сквозь небольшие участки стекла, не тронутые инеем, увидел железную печурку и силуэт сидящего подле неё человека. Не успел я толком его рассмотреть, как он встал и, не глядя в мою сторону, направился к выходу. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался старик в форменной одежде.
- Приветствую, молодой человек, - сказал он.
- Эээ... здравствуйте, - ответил я, чувствуя себя неловко, ведь продолжал стоять у окна, через которое "шпионил".
- Проходите же. А то снаружи, право слово, очень холодно.
- Благодарю, - я принял приглашение, однако моя ёлочка, не смотри что маленькая, не хотела проходить в узкую дверь.
- Оставьте снаружи. Здесь её никто не тронет, - улыбнулся старик.
Без сожаления скинув с себя ношу, я последовал за ним в домик.
Обстановка там была очень скудная: уже замеченная мной печка, в которой весело плясал огонь, лежащие подле неё дрова, стол, занимающий немалую часть помещения, стул и совсем уж скромная кушетка - такая узкая, что упасть с неё во сне, просто повернувшись набок, проще простого.
Однако при всём этом здесь было уютно, и не только благодаря теплу, которое моё замёрзшее тело встретило приятной негой. На стенах висели три картины, все изображающие железнодорожные пейзажи удивительной красоты: вот поезд едет по извилистому, покрытому снегом горному серпантину; вот ещё один движется по берегу залива на закате солнца; вот одинокий крохотный паровозик осторожно пробирается через лесную чащу, вплотную подступающую к рельсам.
А на столе находился портрет мужчины и женщины: она в белоснежном пышном платье, какие, наверное, носили больше века назад, а он - в той же строгой форме, что и гостеприимный старик, пустивший меня в домик. Я догадался, что это одежда железнодорожника, но такую давно уж не используют.
"Наверное, он носит её в память о былых днях", - предположил я.
- Прошу, присаживайтесь, - сказал дежурный, указывая на стул у печки. Сам же опустился на кушетку.
Я ещё раз его поблагодарил и обратил внимание на вещь, которой поначалу не придал значения - часы-ходики. Они показывали без пяти девять. У меня оставалось достаточно времени, чтобы вернуться домой, только...
- Скажите, - обратился к старику я, - а что это за станция? Я, кажется, заплутал.
- Это не станция. Полустанок. И у него нет названия.
- Но я смогу отсюда уехать в город?
- Да, конечно.
Несмотря на его искренний тон и уверенный взгляд, я продолжал сомневаться. Уж очень глухое место, да и нет других людей, которые бы ожидали поезд.
- Я имею в виду Залесск, - уточнил я.
- Не беспокойтесь, молодой человек - Вы будете дома вовремя.
- Хм, ну ладно, - так и не убеждённый, я осмотрелся. - А Вы здесь один работаете?
- Да. Обязанностей у меня немного - встречать поезда, открывать семафор и следить за этим полустанком, чтобы был порядок.
- Наверное, скучно всё время работать самому?
- Ничуть. Каждую смену я встречаю новых и интересных людей, провожаю их в путь, возвращая домой.
- Возвращая? - вскинул бровь я.
- Отправляя, конечно же, - добродушно улыбнулся старик.
Никогда не замечал за собой излишней подозрительности, но мне показалось, что он недоговаривает. При этом он вовсе не насмехался надо мной или тем паче угрожал, поэтому я решил, что у такого отшельника просто свои причуды.
- Давно Вы тут работаете? - спросил я.
- Да, пожалуй, всю жизнь.
- А это Вы и Ваша жена? - я кивнул на фото.
- Они самые. К сожалению, Ольга уже покинула меня.
- Прощу прощения, - я потупил взор. И в самом деле - что это я накинулся на него с вопросами. Отвечает он охотно (что и понятно), однако меру всё же надо знать.
И я, сам не зная, зачем, начал рассказывать про себя:
- Я тоже женат. Её зовут Галя. А сынишку - Толик. Ему семь лет.
Я успел себя остановить и не спросил: "А у Вас есть дети?" - и в этот момент старик произнёс:
- Это хорошо, что вы семейный человек. У меня двое. Они живут... далеко, но изредка мы встречаемся.
- Я порой думаю о том, что и мой сын когда-нибудь уедет из родного дома, начнёт собственную жизнь. Это естественно - рано или поздно дети должны покидать родителей. И всё же мне становится грустно.
- Вы будете видеться.
- Скорее всего. Если он не выберет какой-нибудь очень далёкий город.
- Всё равно будете. Уж поверьте, если моим удаётся, то и Вашему удастся. Вы ведь хороший отец.
- Спасибо Вам, конечно, за учтивость, - развёл руками я, - но Вы ведь меня совсем не знаете.
- Стало быть, Вы считаете иначе?
Я задумался. Обычно я стараюсь не говорить на личные темы, а тут мысли буквально просились быть озвученными. Всё-таки беседа с незнакомым человеком действительно порой более доверительна, чем даже с самым близким. Незнакомого человека нельзя ненароком обидеть правдой, которую было бы неприятно услышать близкому, с незнакомым человеком тебе не встретиться на следующее утро и не посмотреть ему в глаза, незнакомый человек сродни призраку, который, на миг явившись перед твоим взором, затем навсегда исчезает.
- Знаете, - сказал я, - когда я сам был ребёнком и не находил общий язык с родителями, мне казалось, что уж я-то, даже став взрослым, буду другим. Что я буду помнить, как ребёнок смотрит на мир, какие вещи и события для него действительно важны. И я, конечно же, учту это при общении со своим сыном или дочерью - и мы будем не просто членами семьи, а настоящими, самыми близкими друзьями.
И вот я стал взрослым, и сын у меня есть. И я помню, каким я был... и не помню одновременно. Остались образы, события, слова - но не мысли. Я забыл, что значит ощущать себя ребёнком. Я приношу деньги в семью, и хотя Галя тоже работает, в основном всё держится на мне. Казалось бы, уже этого достаточно.
Однако что-то не так, неправильно. Всё чаще я чувствую себя не отцом и мужем, а руководителем, который регулярно выдаёт зарплату сотрудникам и считает тем самым свою задачу выполненной. Мы живём под одной крышей, но семья ли мы? Настоящая, я имею в виду. Если с Галей я иногда ещё разговариваю не только на насущные темы, то с Толиком мы лишь обмениваемся какими-то малозначимыми фразами. Я вижу, как он старается привлечь моё внимание, показывая рисунки, рассказывая, как он играет и тому подобное. Проблема в том, что мне это неинтересно, хотя он во многом похож на меня самого в детстве. Мне хочется поскорее завершить с ним разговор и переключиться на телевизор, книгу, хлопоты по дому.