— Подожди, подожди, если я сейчас умру, то похороны будут 31 декабря или 1 января, а девять дней придется аккурат на русское Рождество. Хороший же подарок я Галоше сделаю. Нет, я не пойду!
— Да я просто возьму тебя за шкирку, и всё! Вы все смертные боитесь умереть, тело для вас важнее души, и не понимаете, что смерти нет, что вы будете жить, только в другом месте, дорожите своим ветхим неудобным телом и не понимаете, что для вас приготовлено гораздо более удобное тело, хотя ты же поди неверующий, — в словах ангела сквозило легкое пренебрежение к людям и даже некоторое высокомерие, какое бывает по отношению к тому, кто заведомо слабее тебя. Эти слова были дежурными для ангела смерти, и произносил он их если не каждый раз, то через раз или два — точно. Уговаривать человека ангел был не намерен и уже занес свою руку, чтобы взять душу из тела, но умирающий умоляюще попросил:
— Подожди, я не боюсь умирать, я умру, обязательно умру, но только не сейчас, если я умру сейчас, то я сделаю очень нехороший подарок на Новый год дочке. А Новый год должен быть хорошим, светлым, добрым. Понимаешь, без слез, с радостью? Галя не должна получить в подарок на Новый год гроб.
— Твой срок подошел, в книге судеб написано сегодняшнее число, — ангел говорил уже не так уверенно. Но, тем не менее, сделал еще один шаг.
— Если ты ангел Божий, ты должен понять меня. Я же не за себя прошу. Ну хочешь, я тебе расписку напишу, хочешь, поклянусь, скажи, чем тебе поклясться? Какой же ты бессердечный бюрократ, канцелярская чинуша, черствая душа, ну подчисти там свою книгу судеб, пусть я умру 29 февраля, а не 29 декабря, — отец перешел в наступление, кстати, учитывая, что високосный год уже прошел, идея насчет 29 февраля была удачной.
— Я должен взять твою душу! — отмел все доводы ангел и повторно занес руку, но отец отчаянно крикнул:
— У тебя совесть есть? Учти, если я сейчас умру, я этого дела не оставлю, я пойду к Богу, я там такой тарарам устрою, мало не покажется, я…
— Не надо к Богу, — вдруг виновато улыбнулся ангел. — Ладно, живи, все цепляются за жизнь ради себя, а ты ради дочери, это стоит отсрочки.
— Вот и хорошо. — Отец, положа руку на сердце, не ожидал, что ангела можно уговорить. Он кричал скорее от отчаяния, однако же — помогло. — Дай мне только сил!
— Каких еще сил? — не понял ангел.
— Скоро Новый год, а у Гали нет елки, и гирлянды я не повесил. Ты должен дать мне сил! Слушай, тебе не надоело быть ангелом смерти, из сотни в сотню лет заниматься одним и тем же — отнимать у людей дыхание и жизнь. Побудь хоть раз Дедом Морозом! Вместо того чтобы отнимать — подари.
— Я дарю людям дорогу в иное.
— Ты разлучаешь родные души.
— Я их возвращаю в родные места.
— Без сил я ничто не смогу, я не прошу много, я прошу только чуть-чуть…
— Но это не моя компетенция…
— Я к Богу пойду!
— Ну, хорошо, хорошо, вот ведь, никогда не думал, что мне придется быть Дедом Морозом, — ангел немного смутился, дотронулся до лба умирающего и уже хотел было уходить, но отец, моментально приободрившись, его остановил:
— Подожди, дай слово, что выполнишь мою просьбу.
— Какое еще слово?
Отец что-то зашептал ангелу на ухо. Ангел поежился:
— Это не в моей власти… Я не могу, законы природы едины для всех…
— Закон природы, что дышло. Я Богу скажу…
— Ну, хорошо. Я выполню твою просьбу. Даю Слово Ангела Смерти, что так и будет…
Утром Галя проснулась от неожиданного яркого света, бившего ей прямо в лицо. Она открыла глаза и увидела наряженные гирлянды, которые подмигивали ей разноцветными лампочками.
— А где отец? — спросила Галя.
— Ушел за елкой, поднялся ни свет ни заря, собрал гирлянды и пошел за елкой. Сказал, что у Галоши должен быть Новый год, — ответила мама. Для нее такое бодрое самочувствие мужа тоже стало приятным сюрпризом.
Отец пришел через час, и его голос был слышен на весь дом:
— Галоша, я новогоднюю сосенку принес, наряжать будем…
И они стали наряжать новогоднюю сосенку: по заведенному обычаю — сначала большие шары, потом «сосульки» и фигурные игрушки, далее шары маленькие. Звезду Галя в этот раз на вершину водрузила сама, и даже разбитые часы повесила рядом с деревянным снеговиком. Мама выстрелила на елку хлопушками с конфетти. В этот раз они никого не приглашали в гости. Втроем по старой привычке за полчаса до боя курантов проводили старый год. Главу государства решили пощадить, без соседа целиться в него было неинтересно. Они втроем (прихватив и маму) выходили на балкон и запускали в сугробы зажженные бенгальские огни. Потом включили магнитофон, и женщины, сменяя друг друга, приглашали своего любимого мужчину на белый танец: сначала дочь, потом мама.