— Дуй за шубой, а ты, Альберт, за девчонкой. Встретимся на улице.
— Зачем?
— Пар выпускать будем. Все. Идем, идем! Ребенка только укутайте потеплей, чтоб не застыла.
Через четверть часа мы с Доротеей внизу дожидались Альберта и Анахель. Я щеголяла в модной шубке, прикрывающей филей, и пуховой шапке. Помощница закуталась в пуховой платок и накинула на плечи что-то похожее на тулуп. На мое счастье на Ирбисе не брезгуют зимней обувью. Я сунула ноги в валенки и блаженно выдохнула. Наконец-то избавилась от ходулей!
— Госпожа! Необъяснимое с вами! Зачем же вы обувь прислуги надели? Вот ваши вышитые каменьями черевички.
Приподняла подол платья и посмотрела на валенки. Теплые, целые, по размеру. Опустила подол.
— Вот пусть тот, кто их вышивал, и носит такую обувь зимой. Я в валенках пойду! Госпожа я или не госпожа?
— Госпожа, конечно, — смутилась Доротея, закрывая господский шкафчик для обуви. — Как изволите.
— Ты мне лучше скажи, зачем меня сюда призвали? Граф ваш — полный отморозок, так ничего и не пояснил.
Округлив глаза, помощница скромно промямлила:
— Может, вам лучше Этьен расскажет?
— От Альберта дождешься. Половину приукрасит, половину скроет. Я его суть уже раскусила. Мужик сам себе на уме. А мне нужна достоверная информация. Я вижу, что девушка ты скромная и честная. Говори не таясь, как на исповеди.
— Как на чем?
— Ох, ёжкин макарешкин.
— Что за зверь такой дивный?
Я взвыла, всплеснула руками и потянула помощницу на улицу. Ждать в доме становилось жарковато.
Тяжелая деревянная дверь охотно поддалась, выпуская нас на волю. В нос ударил ни с чем несравнимый запах мороза. Почему мороз пахнет дымом и немного мятой? Нет, не мятой. Скорее, ментолом. Освежающим, вкусным, дурманящим.
Вдохнула полной грудью и подставила лицо солнышку. Красота-то какая!
Сбежала вниз по ступенькам, прошлась по хрустящему снегу. Совсем как у нас на Земле! Сгребла в охапку пушистый снежок и подкинула в воздух, наблюдая, как искрятся снежинки под солнечными лучами. До поросячьего визга люблю зиму!
— Ну, чего ты там встала, как вкопанная, иди же сюда!
Доротея подошла ближе и улыбнулась.
— Рассказывай давай.
— Только, если кто спросит, я вам ничего не говорила.
— Нет, конечно, я могила, — заметив испуганное выражение на лице собеседницы, махнула рукой. — Не обращай внимания, если в моей речи проскользнет что-то такое. Это земной сленг.
— Хорошо. Графиня Мадлен… Она… — девушка тушевалась, не зная, как подойти к обсуждению деликатного вопроса. — Я у нее раньше не работала. Сегодня первый день, как приступила, а оказалось, что вы уже и не графиня вовсе. Но по слухам, она очень легка нравом.
— Это как именно? — поинтересовалась, отломив от ближайшего дерева сосульку и попробовав на вкус. М-м! Куда вкуснее, чем на Земле.
— Вы что делаете?
— А ты попробуй, — отломила еще одну сосульку и дала Доротее. Та долго не решалась, а потом коснулась прозрачной ледышки кончиком языка и удивилась. Лизнула уверенней, потом еще и еще.
— Как странно. Как необычно!
— Застывшая вода. Только и всего.
Ну, не только это. Куча бактерий и микробов, мне ли, как токсикологу, не знать. Но я не из тех, кто познав науку и проникнувшись количеством микроорганизмов вокруг, сходит с ума и превращается в верминофоба. Жить надо так, чтобы было что вспомнить. И, если уж на то пошло, промывание желудка и больничная койка — тоже воспоминания. У меня, например, в отделении, столько людей свою любовь нашли! Ничто так не сближает людей, как совместная диарея. На трех свадьбах свидетельницей уже была. Так что даже путешествие в больницу можно превратить в приключение!
— Ладно, ладно. Давай к делу, а то придет Альберт и не поговорим. Что там за легкий нрав у госпожи?
— Уж больно она мужчин любит! — облизнув сосульку, разговорилась Доротея. — Видели ее и с булочником, и с поваром Жобером, и с бакалейщиком, и с продавцом ткани. А еще у нас садовник есть, сантехник… Сколько у Анахель наставников по магии сменилось… У-у… — девушка присвистнула, причем весьма профессионально, и закатила глаза. — Только на моей памяти граф четырех ученых мужей за шкирку выкинул из замка.
— Задницей она крутит что ли?
— Еще как! — воскликнула Доротея, но испугавшись собственных слов, прикрыла рот ладошкой.
— Да расслабься ты. Все строго между нами. Как же граф позволяет такое поведение?
— А как не позволит? С его-то болезнью! Графиня молодая совсем, на десять лет его младше. Ей много требуется. Он сначала понимал, терпел… А потом, когда она вовсе обнаглела и дома неделями не появлялась, совсем замкнулся. Себя во всем винить стал. Матушка говорит, такая у них любовь была поначалу. Такая любовь! Я-то не знаю, сама еще малышкой была. Но с рождением Анахель все изменилось… Графине не интересно было возиться с девочкой, а с графом вот беда приключилась.