Сердце вспыхнуло от обиды; она вскочила, метнулась к окну, рванула ручку ставни…
– Госпожа, не стоит открывать окно, – на улице холодно, а до весны далеко…– Женщина, вошедшая неслышно, низко поклонилась; голос, вкрадчивый и бесцветный, отвёл Анну от неясного ещё для неё исхода…
– Если вы помните, госпожа, меня зовут Фрида; я ваша камеристка… Пора одеваться…
– …Продолжаешь чудить, брат? Что ты устроил во время венчания? Несколько капель уксуса привели бы её в чувство! Мы с тобой знаем цену этому представлению, но ритуал следовало соблюсти…
– Но на пиру я присутствовал…
– Разумеется, пир ты не мог пропустить; но прошла неделя, – рыцари спрашивают: где их сеньор? После свадьбы ты забыл о пирах. Они спорят, надолго ли тебя хватит? Уж не влюблён ли ты, в самом деле? Ты ведь не так глуп, как Марк…
– Почему бы нет, сестрица? Она прекрасна, как сарацинская пери, в ней есть порода…
– А Доротея прекрасна как ангел? Ты ещё не запутался в жёнах? И помнишь, зачем тебе Анна?.. Любить ты не способен, для этого надо иметь сердце… Позаботься хотя бы о продолжении рода; кому ты оставишь награбленное?
– Честный поединок ты называешь грабежом? Побойся Бога, сестра!
– Бога я не боюсь, как и ты же! И что ты знаешь о чести, брат?
– Будь ты рыцарем, я вызвал бы тебя на поединок за эти слова!.. Гертруда, отчего ты так ненавидишь Доротею и Анну? Хотя ясно: когда отец завещал Марку половину состояния, ты повисла у него на шее. Ничего не вышло, и ты попыталась охмурить меня. Ты же развратна как кошка, нищая кошка! У тебя ничего нет, – твой муж разорил тебя. Кстати, отчего он умер? А наш отец? В нём здоровья было на сто лет! А ты знаешь толк в снадобьях…
– Замолчи, Эрик! Ты говорил о поединке, – тебе известно: мечом я владею не хуже тебя! Но я не намерена ссориться с тобой… пока… Речь об Анне; думаю, она не испытывает к тебе ни страсти, ни благодарности. Ты уже постарался заронить ей обиду на Марка, но этого мало. Всё в божьих руках, – ей нужен духовник, способный внушить смирение перед судьбой. Тельмус сделал своё дело, – ему лучше исчезнуть. У меня есть на примете…
– Позволь мне этим заняться; у меня нет доверия к твоим ставленникам. А для тебя лучше будет, если тот, кого я найду, проживёт здесь как можно дольше…
…Она сидела на коленях Эрика; он ласкал её густые тёмные волосы, – стянуть их в узел он не позволил…
– …Моя богиня, твоя красота сводит меня с ума! Ради тебя я готов на всё; чего бы ни пожелала ты, – всё золото мира, меха, самоцветы, яства, – весь мир к твоим ногам! Что ты хочешь сейчас, красавица моя?
– Мне ничего не надо, у меня всё есть… Только… – Вспомнились заплаканные глаза Амалии…– …В самом деле я могу просить о чём угодно?
– Конечно, звезда моя, любое сумасбродство…
–…Та деревня в долине… Я хочу, чтобы она принадлежала мне… – замерла, ожидая вспышки гнева…
– Я, право, ожидал что-то вроде звезды с неба! – Эрик расхохотался. – Какой милый пустячок! Да на что тебе жалкая деревушка в десяток дворов? Я велю снести её и поставлю великолепный замок из чистого золота!
– О нет! Пожалуйста, пусть всё останется!
– Я понял, – это напоминает тебе о родине!
– Там жили люди: язычники…
– О них не стоит беспокоиться: они уже крещены…
– Но Гертруда взяла их в рабы себе! Я больше не стану просить ни о чём, но пусть их освободят!
– О, ты так же милосердна, как и прекрасна! Я выполню твою просьбу, – завтра они будут дома! Но моё условие: в той деревне ты не появишься, – иначе я сожгу её… Ты волнуешься за каких-то смердов, но со мной будь ласковей… Конечно, ты ещё мало знаешь меня, но у нас достаточно времени впереди, – ты полюбишь меня…
-…Как же зовут тебя, прелестное дитя?
– Мона, мой господин…
– Идём-ка со мной… Ты послушная девочка, Мона, и будешь ласкова со своим господином…
–…О нет, пожалуйста, у меня есть жених!.. Как же ваша супруга?
– Оставь эти пустяки! При чём здесь твой жених и моя супруга? Родишь мне сына – станешь моей женой! Разве ты не хочешь стать королевой?..
-…И не надо реветь, – не люблю бабьих слёз…
– Но госпожа Гертруда…
– Обидеть тебя никто не посмеет… Я ещё зайду как-нибудь…
…Анна редко слышала голос Фриды; расспрашивать хмурую и словно вечно недовольную камеристку она не решалась. Анна не могла привыкнуть к тому, что немолодая женщина возится с ней, как с неразумным чадом, но управиться с платьем, с крючками и завязками, одной не удалось бы. Сама решилась натянуть чулок, но Фрида строго отвела её руки…