–…Одета простенько, а говорят, он души в ней не чает…
– Ну, когда это было, Габи!
– Говорят ещё, она сарацинка крещённая; он купил её у аравийского султана…
– Ну что ты, Лизхен, она славянка; в той земле вечно лежит снег, и жители покрыты шерстью с головы до ног! Гертруде стоило усилий свести с неё шерсть!
– Ну, какие там усилия! Гертруда известная ведьма!
– Но где же герцог? И Линды не видать…
– Что за вопрос, Берта? Наш господин продолжает охоту на дам!
– О, здесь добыча сама идёт в руки!
– И стрела не пролетит мимо!..
Анна отошла к клеткам с птицей; Ганс осторожно достал сокола, посадил ей на ладонь. Тот встряхивал крыльями, царапал коготками кожаную перчатку. Клобучки сняли с его глаз, он таращился на людей злобно и испуганно. Хищный блеск его глаз напомнил ей Эрика…
– Госпожа, руку подальше отведите, может клюнуть!
– Отчего он не взлетает? Лапки не связаны…
– Добычи не видит, – куда ему лететь?
…Над рощицей стайкой порхнули утки; сокол яростно клокотнул, толкнув лапками ладонь, взмыл в небо стае наперерез, сшибся с селезнем. Серые комочки разлетелись в стороны, а сокол уже возвращался , неся в клюве крыло сбитой птицы… «…Пустая забава… Для сокола охота…» Птицы, покружив над рощей, вновь сбивались в стаю…
– Ганс, подай-ка мне лук!
– Госпожа… – ей показалось, он слишком медлит, почти вырвала лук; ничего не забыв, привычно вскинула и прижала к правому плечу… Стрела, взвизгнула тонко, птица упала в траву…
– Браво, моя амазонка! – откуда-то появился Эрик. – Поздравляю с двойной удачей: неплохого пажа ты завела себе…– Ганс вернулся с подбитой птицей.
– Госпожа, поглядите: он ещё жив! – селезень слабо трепыхался в руках; Анна осторожно взяла его. Предсмертный ужас застывал в глазах и точно укор даже… «…Зачем же я убила его?..»
Эрик забрал птицу, длинными пальцами разорвал брюшко. Вынул маленькое окровавленное сердце и внутренности, протянул на ладони соколу…
– Его первая добыча, он должен запомнить…– не глядя, бросил птицу Гансу. – Можешь забрать себе, смерд… Тебе, герцогиня, тоже надо съесть чего-нибудь и выпить, – ты бледна слишком. Я провожу тебя к шатру, – сейчас будет пир…
Есть не хотелось вовсе; жареное мясо пахло отвратительно; от вина стало чуть легче. Едва дождалась, когда Эрик распорядится отправляться в путь.
– Возвращаемся Бычьей тропой; хочу проверить, как выполнен мой приказ.
– Госпожа, – Ганс подошёл к Анне. – не лучше ли вам ехать в карете?
– Нет, Ганс; помоги сесть в седло…
– Да, госпожа, но я не отойду от вас…
Эрик опять исчез; ровный ход лошади немного успокоил Анну; она её не подгоняла, и захмелевшие охотники опережали их…
Узкая Бычья тропа ещё не просохла после дождя; свежо и остро пахло сырой землёй, молодой, едва пробившейся зеленью; дубовые листья едва развернулись… Сейчас бы по дубраве пройтись, из первоцветов венок свить. Прежде-то едва час находила для такой забавы, а нынче… Отчего здесь ни одной берёзки нет, а дубы все раскорячены… И зачем это люди оборванные стоят под деревьями, головы свесив, как неживые?.. А неживые они и есть…
– Что это, Ганс?
– Они повешены, госпожа…
…Впереди движение замедлилось, там кричали…
Растрёпанная седая женщина бросилась на колени перед Анной, вцепилась в поводья:
– Ради Христа, госпожа, помилосердствуйте! Мои дети!.. – её оттащили…
Анна качнулась в седле, небо надвинулось на неё; казалось, она кричит: отпустите! Но услышала лишь Ганса:
– Герцогине плохо! Лекаря сюда!
…Очнулась в постели; к ней склонилось румяным яблоком лицо лекаря Тадеуса. Потом он исчез, на край постели села Фрида, мягко гладила её ладонь, говорила что-то. Анна уснула; разбудил её раздражённый голос Эрика и вкрадчивый Тадеуса:
– Ваша милость, самое страшное, что грозит герцогине: рождение наследника.
Эрик склонился к ней, смотрел спокойно, изучающе…
– … Ты слишком впечатлительна, дорогая; этим оборванцам захотелось побунтовать, долг показался им чрезмерным. Это не твоё село, не волнуйся; можешь купить себе парочку таких же… Всё это пустяки; от тебя требуется лишь родить сына, – ты можешь стать королевой Германии…
«…Что они говорят? У меня дитя родится? Как же уйти отсюда теперь? Я здесь не одна отныне… Господь наградил за терпение… Молиться больше стану, – пусть чадо родится здоровеньким… А коли Бог девочку пошлёт? Всё одно, – в радость, в утешение… Но это дитя Эрика, – он вешает людей, вырывает сердце у живой птицы., – человек ли он, не зверь ли он сам?