Хотелось ли ей как-то уколоть Анну, или просто Марта не знала, о чём говорить, – Бог весть…
–…Вы, герцогиня, верно, слыхали: все рыцари Германии собираются в поход ко кресту Господа; благородный Эрик тоже из их числа…
– Да, маркграфиня, мне это известно…– Анна краем уха слышала о готовящемся походе…
– В августе все рыцари Европы соберутся у двора святого Урбана; пойдут ли русичи воевать за крест Господень?
– Я ничего об этом не знаю, маркграфиня…
– …Хотя им не стоит встречаться с сарацинами; говорят, славяне плохие воины…
– Мне неизвестно, что говорят о них, но думаю, германским рыцарям не стоит встречаться с ними на поле боя… – Марта открыла рот, как собралась проглотить муху, надула щёки, и отошла, не найдя ответа…
…На постоялый двор, показавшийся Эрику удобным, въехали почти одновременно с другой, богато убранной каретой… Дама в чёрном, в вуали, скрывшей лицо, опередила Анну на тёмной лестнице, и заняла лучшую комнату…
Их комната по удобству мало отличалась от кареты; из окон также дуло, перины, хотя и мягкие, набитые Бог знает чем, пропахли старой пылью и гнилым тряпьём… Эрик уснул сразу, она же, несмотря на усталость, не спала и двух часов…
Поднялась на рассвете; голоса во дворе привлекли внимание. Распахнула трухлявую раму, глянула вниз… Дама в чёрном нетерпеливо расхаживала по сухому клочку земли у кареты, беспокойно потирала руки… На скрип окна подняла глаза… Анну поразил взгляд, – высокомерный и с тем беспомощный. Она не ошиблась, – дама говорила по-русски со своим спутником…
– …Она должна быть уже здесь! Не послать ли навстречу гонца?
– Вы спешите, королева; ещё не время… Надо немного подождать…– попутчик отвечал ей по-немецки….
– Ради Бога, не называйте меня королевой!.. У меня уже нет сил ждать! Я просто боюсь вашего отца, Конрад!
– Ваш страх ничем не оправдан; он уже не так всесилен, как прежде…
Раздираемая любопытством, пользуясь отсутствием Эрика, Анна спустилась вниз; вспомнила плутоватые глаза хозяина, – наверняка, ему известно больше чем нужно…
Золотая монета несказанно оживила речь хозяина:
–…Бывшая королева, – Пракседа, славянка; ждут королеву Венгерскую…. – он непрестанно подмигивал и оглядывался, точно сообщал невесть какой секрет… – Венгерская тоже славянка, Анастасия… – хозяину, похоже, хотелось ещё поговорить в расчёте на золото, но во двор въехала ещё одна карета…
Анна, прежде королев не видавшая, сейчас ошибиться не могла: кто эта приехавшая дама, если не королева? Едва глянув на величественную и прекрасную даже в старости женщину, Анне захотелось остановить этот миг, задержать её как-то, заговорить со своими землячками, а она даже не знала, как величать королев на родном языке… Сама не заметила, как оказалась на коленях перед Анастасией.
– Государыня!..
– Встань, дитя моё!.. Ты славянка? Откуда ты, и зачем здесь?
– Я супруга саксонского герцога; сама из земли новгородской…
– О твоём супруге я много слыхала, да мало доброго; однако, ты своей волей сей крест вознесла себе, а чужбина нам всем – мачеха… Детки есть у тебя?.. Ради сына скрепляй сердце, и Господь опорой тебе… А люди приветные всюду сыщутся… Я же помолюсь за тебя на родной земле…
– Тётушка, что ж долго так? – Евпраксия недовольно и нетерпеливо отстранила Анну. – Я мало с ума не сошла!
– Колесо чинили в пути, дороги ужасные… Отдохнуть бы да ехать…
– Едем сей же миг! В Полонии кров сыщется приличнее; уж недалеко…
…Анна ещё долго смотрела вслед исчезнувшей за деревьями карете, вспоминала каждую чёрточку лица прекрасной дамы… Раздражённый голос Эрика вернул её на землю…
Брань его Анну давно уж не пугала и не тревожила. Может и хотел он поглумиться над ней, называя сына Марком, да та рана давно уж выболела. Другая обида ледяным комком застыла в глубине сердца, – на крестинах Марка объявил его Эрик первенцем. Как и не было Теодора! Не было тихой улыбки, ни первого крика, ни последнего вздоха… Ничего этого не было для Эрика, – не видал он сына ни живым, ни мёртвым… Лишь ей остался холмик у могильного склепа; не позволила оставить сына непогребённым… Не ведал он рук отцовских, не дожил до тепла, – родился в осеннюю непогодь, умер в зимнюю стужу. Теперь в год трижды, – в рожденье, смерть и на Радуницу, – ходила она к первой родной могилке. Дней точных не ведая, доверяла лишь сердцу, – оно подскажет… От того и вела счёт годам Теодора, – первый шаг, слово первое… Нынче они славно забавлялись бы с Маркушей. Может, и не был бы вторыш таким, как сейчас…