…Карта, о которой говорил Дольфус, ничего не разъяснила, – в ней не указывались направления света. Подземелье, в самом деле, пронизано множеством ходов, но какой куда ведёт, осталось неизвестно. Якоб прошёл по переходам, которые могли куда-то вести, но они были заложены, либо осыпались…
…Что она должна была ещё узнать об Эрике, чтобы сделать шаг от холодного безразличия к жгучей ненависти? Этот шаг она сделала…
Дольфусу достаточно было рассказать о скитаниях с братом в Полонии; где-то на границе с Германией, недалеко от постоялого двора, наткнулись они на могилу неизвестного человека. Хозяин гостиницы поведал, что сам хоронил богатого незнакомца, ночевавшего здесь накануне с двумя знатными дамами. А сын его ночью был свидетелем поединка этого человека с другим незнакомцем, и называли они друг друга братьями. И случилось это за полгода до появления Дольфуса в замке… Надо ли герцогине называть имена братьев?..
Этого было довольно; первая стрела вошла прямо в сердце; Дольфус говорил ещё… О том, что в замок прибыл в день смерти капеллана Тельмуса; ему пришлось отпевать беднягу. Он изучал медицину, и признаки отравления мышьяком ему известны… О том, что замком Эрик овладел обманом, убив прежнего хозяина, – сокровища не принадлежат ему… О том, что не нашёл записей в церковной книге о венчании Анны и Эрика; есть лишь запись о браке его с датской принцессой Доротеей за три года до того… Эрик, в присутствии знатных гостей, называл её Анной-Доротеей; она считала это очередной прихотью…
– Довольно, капеллан! Пощадите! По его воле я семь лет жила в грехе! Семь лет лжи! Моё дитя незаконнорожденное! И после этого вы говорите: мне не в чем каяться?
– Ваш грех, Анна, если и был, давно искуплен долготерпением. Господь испытывает нас страданием, но поддерживает в испытаниях. Бог, молитва и разум, им дарованный, – вот столпы, на коих стоит здание жизни…
…Лишь разум помог не впасть в отчаяние; он и пробудил страсть к познанию… Перед ней разворачивались свитки, открывались листы книг. Она узнала об учёной женщине Ипатии, о русских принцессах, – Анне, королеве франков, о несчастной Евпраксии; постигала туманный смысл древних трактатов. Размышляла много, и плоды размышлений заносила в книгу, данную для того Дольфусом. Студёными днями, когда нельзя подняться на звонницу, а солнце едва встаёт над высокой стеной замка, и слабо освещает ризницу, она сидела над своей книгой. Здесь никто не мог её потревожить, и узнать сокровенные мысли, кроме Дольфуса и Якоба; им она доверяла…
…Сына она не видела уже полгода, – его забрали, теперь уж навсегда; Гертруда увела его прошлым летом… Теперь зима, и Анне кажется, никогда в комнате не было так холодно… Впрочем, она видела Марка прошлой осенью… Из окна… Лучше б она не глядела в окно… Его посвятили в рыцари, – устроили в его честь детский турнир во дворе… Её мальчик довольно крепок для шести лет, сильнее многих детей. Он герцог, хотя и маленький, и не обязан рассчитывать на силу своих ударов; меч деревянный, но достаточно тяжёлый. Тот мальчик, которого ударил Марк, был вассалом, и не мог защищаться как положено… Марк недолго в недоумении смотрел на расколотый шлем и кровь соперника; опомнился скоро, поднял окровавленный меч, и издал победный крик…
Отец мальчика ушёл с Эриком в поход, мать служила в замке… Анна долго не могла решиться пойти в церковь, боясь встретить её там…
…Бедная Грета, она одна поддерживала Анну, другие смотрели на неё с ужасом, точно она сама убила ребёнка… Бедная, бедная Грета, она так привязалась к Марку, скучала о нём… То, что случилось вчера, – способен ли разум выдержать, принять произошедшее?