обождением из заключения митрополита Сергия, он передал ему заместительские права. 10. В Соловецком концентрационном лагере. В стенах дивной о Господе обители преподобных Германа, Зосимы и Савватия Соловецких в годы нового ига, в годы современных гонений был устроен концентрационный лагерь. Он был лишь одним из множества лагерей советского ГУЛага - Главного Управления лагерей. Но при том, лагерь этот был особенным. Через страдания и унижения в нем прошли многие выдающиеся люди, многие почитающиеся ныне во святых. Причем число этих святых, их же Бог весть, намного больше числа канонизированных земной Церковью. Если бы все отцы, узники Соловков, были насельниками одного монастыря - это был бы великий монастырь. Если бы они трудились в стенах одной Духовной академии - это была бы выдающаяся академия. Святители Соловецкие - при условии свободы - вполне могли бы составить дивную Поместную Церковь святых. Да они и составили небесный святой Собор. К Собору новомучеников и исповедников Соловецких принадлежат и даниловские святые: священномученики Серафим (Самойлович), Прокопий (Титов), Иларион (Троицкий), Дамаскин (Цедрик), Герман (Ряшенцев), Аркадий (Остальский), Амфилохий (Скворцов), Игнатий (Садковский), священноисповедники Афанасий (Сахаров) и Амвросий (Полянский). Небесные святцы, несомненно, намного полнее. Страдали в этом концлагере и иные даниловцы, не внесенные еще в списки официально прославленных. Были в нем и архиереи, не вошедшие еще в список Собора, но прославленные в русском зарубежье - владыки Пахомий (Кедров), Димитрий (Любимов), Гурий (Степанов) и Стефан (Бех). Добавим к этому, что в славное число святых этого Собора едва не вошел и сам архиепископ Феодор (Поздеевский): 18 марта 1922 года он был уже подготовлен к отправке в Соловецкий лагерь особого назначения, но неожиданно 24 марта освобожден. Неисповедимы пути Господни. Соловецкие узники, по мере возможности, совершали Богослужения, иногда с оставшимися на воле соловецкими монахами, которые проживали на острове, не пожелав оставить обитель. Так, например, о епископе Аркадии (Остальском) сохранились записи тюремщиков: "...группировал вокруг себя служителей культа, ведя среди них агитацию против обновленческого направления... Среди служителей культа имеет большое влияние..." Говорил, что «нужно благодарить Бога, что Он у нас не отнял еще возможность совершать моление здесь, как ранее в катакомбах». Начальству все это не нравилось, и оно часто переводило заключенного владыку Аркадия с места на место и искало повода, чтобы примерно наказать его. В 1935 году на Соловки был доставлен монах Московского Свято-Даниилова монастыря архиепископ Петр (Руднев). Владыка Петр много рассказывал своему собрату по Даниловскому братству епископу Аркадию о нравственных проступках епископата и духовенства и полной разрозненности среди последнего. И в результате этих бесед владыка Аркадий пришел к следующему убеждению: "Церковь расшатывается вследствие нашего нравственного падения. Следовательно, для того чтобы укрепить Церковь, необходимо в основу положить наше нравственное усовершенствование. Последнее является средством борьбы с неверием и его наступлением на Церковь. Нравственное усовершенствование является единственным средством укрепления Церкви, и наивысшим средством мы не можем располагать". О епископе Дамаскине (Цедрик) остались воспоминания о его глубоко молитвенном настроении в лагере, о том, что он отдавал свою пайку голодным, а сам питался улитками. В конце ноября 1933 года был освобожден из Соловецкого лагеря как полный инвалид. Епископ Герман (Ряшенцев) 25 января 1930 года заболел тифом. Болел в лагере в течение двух с половиной месяцев. В конце 1930 года вместе со стариками, больными и калеками вывезен из Соловецкого лагеря в Карелию. Архиепископ Пахомий (Кедров) в 1932 году по состоянию здоровья был переведен в лагерь для инвалидов. Архиепископ Серафим (Самойлович) на Соловках на строительных работах упал с лесов и сломал ребра. Осенью 1931 года был переведен на материк на инвалидные работы. Архиепископа Илариона (Троицкого) за время заключения ГПУ неоднократно пыталось склонить к переходу в раскол, для чего его переводили в тюрьму Ярославля, где с ним дважды "беседовали". Но за отказ от сотрудничества и от участия в раскольнической деятельности он получил дополнительный срок и был возвращен в Соловецкий лагерь, где пребывал с апреля 1926 года. После окончания трехлетнего срока заключения в ОГПУ нашли, что "гр. Троицкий находясь в ссылке не прекратил... к.-р. работы. Принимая во внимание, что гр. Троицкий срок наказания отбыл и что он является социально-опасным элементом, потому... заключить в концлагерь на три года". На самом деле срок был продлен за "разглашение государственной тайны" (рассказывал о попытке вербовки его агентом ОГПУ) и несговорчивость. Среди заключенного духовенства владыка Иларион пользовался исключительным авторитетом, неоднократно выбирался старшим архиереем. Все знавшие его по заключению в Соловках свидетельствовали о его полном монашеском нестяжании, глубокой духовной красоте, подлинном христианском смирении, детской кротости, искренней любви к людям. "Золотое сердце и золотой ум", - говорил о нем владыка Евгений (Зернов). С архиепископом Благовещенским Евгением (Зерновым), со своим начальником по Иркутской семинарии, встретился в Соловецком лагере архиепископ Прокопий (Титов). После его освобождения владыка Прокопий был избран старшим соловецким архиереем. О твердости соловецких святителей есть документальное свидетельство, известное под наименованием "Соловецкого послания" - обращение православных епископов к правительству СССР. Она была составлена в 1926 году под руководством владыки Евгения, который оставался старшим архиереем до своего освобождения - по общему согласию, несмотря на то, что пребывали и более старшие по рукоположению. Прежде чем привести выдержки из этого достойного благоговейного внимания документа, скажем только, что подписан он был почти всеми архиереями, заключенными тогда на Соловках; кто же не смог непосредственно участвовать в его составлении из-за того что находился на работах в других местах острова, конечно, знали о нем и сообщили свое мнение владыке Евгению. Читаем. «При глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между да и нет, потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицается коммунизмом. Никакими компромиссами и уступками, никакими частными изменениями в своем вероучении или перетолковании его в духе коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами: одни из них ставили своей задачей внедрить в сознание верующих мысль, будто христиане по существу своему не отличаются от коммунизма и что коммунистическое государство стремится к достижению тех же целей, что и Евангелие, но свойственным ему способам; т.е. не силой религиозных убеждений, а путем принуждения. Другие рекомендовали пересмотреть христианскую догматику в том смысле, чтобы ее учение об отношении Бога к миру не напоминало отношение монарха к подданным и более соответствовало республиканским понятиям, третьи требовали исключение из календаря святых "буржуазного происхождения" и лишения их церковного почитания. Эти опыты, явно неискренние, вызвали глубокое негодование людей верующих. Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от обвеянного святыней прошлых веков вероучения в угоду одному из вечно сменяющихся общественных настроений. При таком непримиримом идеологическом расхождении между Церковью и государством, неизбежно отражающемся на жизнедеятельности этих организаций, столкновение их в работе дня может быть предотвращено только последовательно проведенным законом об отделении Церкви от государства. Из всех религий, испытывающих на себе всю тяжесть перечисленных стеснений, в наиболее стесненном положении находится Православная Церковь, к которой принадлежит огромное большинство русского населения, составляющего подавляющее большинство и в государстве. Ее положение отягчается еще тем обстоятельством, что отколовшаяся от нее часть духовенства, образовавшая из себя обновленческую схизму, стала как бы государственной церковью, которой советская власть, вопреки ею же изданным законам, оказывает покровительство в ущерб Церкви Православной. В официальном акте Правительство заявило, что единственно законным представителем Православной Церкви в пределах СССР оно признает обновленческий синод. Обновленческий раскол имеет действующие беспрепятственно органы высшего и епархиального управления, его епископы допускаются в епархии, им разрешается посещение общин, в распоряжении их почти повсеместно переданы отобранные у православных соборные храмы, обыкновенно вследствие этого пустующие. Православная Церковь не может, по примеру обновленцев, засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользова